Современники и классика

Интервью с виолончелисткой Екатериной Волкомуровой

 

Вслед за поколением Х пришло поколение Y — те, кто встречал нынешнее тысячелетие в юном возрасте и кого характеризуют прежде всего глубокой вовлеченностью в новые цифровые технологии. А еще нас (я ведь тоже отношусь к игрикам) обвиняют в поверхностности, безнадежной инфантильности и отсутствии ценностных ориентиров, превышающих банальные «поесть», «поспать» и «доминировать».

В общем-то, недовольства эти сыплются небезосновательно. Так было и будет всегда. Всегда найдутся те, кому глубоко плевать даже на свое тотальное равнодушие, и, слава Богу, будут те, кто не позволяет этому миру окончательно сойти с ума.

Я это к чему? Сегодня мне хотелось бы познакомить вас с моим недавним музыкальным открытием, Екатериной Волкомуровой — виолончелисткой и уже довольно известным российским композитором, которая пишет и играет классику, а точнее, неоклассику. Виолончель в ее руках становится живым словом, речью, описывая жизнь вокруг нас поэтическим языком звука. И пока продолжается музыка, надежда не исчезнет...

 

Катя, при вводе запроса «Екатерина Волкомурова виолончель» Google выдает следующую информацию: «отчисленная из Гнесинки виолончелистка, ворвавшаяся на сцену олимпийского и разогрев Limb Bizkit». Это все о Вас?

Если без лирических отступлений, то все просто: около трех лет назад я начала играть в группе Никиты Преснякова — внука Аллы Пугачевой. Мой последний с ними концерт был как раз на разогреве Limb Bizkit.

А по поводу отчисления из Гнесинки — это шаблонная история для колледжа имени Гнесиных, потому что очень многие студенты после реорганизации колледжа вместе с академией попали под отчисление. Я, как и многие другие, — за физкультуру. В декабре собрали весь последний курс. Многие студенты планировали «закрывать» физкультуру под конец семестра, собственно, как и всегда. Но дирекция решила сделать небольшой финт, и в итоге многих отчислили. Я не особо жалею.

И с того времени Вы начали играть свою музыку?

Сочиняла я, мне кажется, всегда, как только научилась более-менее играть. К тому времени много выступала с моими хорошими друзьями. Около восьми лет мы играли на Арбате — такая уличная часть моей музыкальной жизни. Но осознанное написание музыки, которую играю сейчас, началось после знакомства с Мишей Мищенко (Михаил Мищенко — известный московский композитор и пианист, основной жанр — неоклассика. — Прим. ред.).

Сегодня часто используют термин «неоклассика», нередко путая его с направлением Classical Crossover — своеобразным синтезом классической музыки и других направлений (поп-, рок- или электронной музыки). Также звучат определения «минимализм», «постминимализм». Свою музыку Вы соотносите с каким-то из этих направлений?

Я придерживаюсь как раз-таки термина «неоклассика». В этом смысле мы солидарны с Мишей. Направление Classical Crossover — все-таки не совсем верное определение, ведь мы не смешиваем жанры. Для нас неоклассика — это произведение, в котором мы действительно играем классическую музыку. Почему-то многие воспринимают определение «классический» как устаревший, архаичный. Для меня классика — это Рахманинов, Шостакович, Дворжак… То, на чем мы, собственно, выросли. А неоклассика — наш личный вывод, который из всего этого рождается.

Музыку, которую Вы создаете, нельзя назвать мейнстримом. Мне кажется, Ваш слушатель должен обладать определенным вкусом, стилем. Вы чувствовали, что рискуете, когда решали двигаться и развиваться в избранном направлении?

Все получилось довольно спонтанно. Я просто писала музыку и ничего глобального не планировала. Затем познакомилась с Мишей — он искал виолончель для концерта. Впоследствии мы вместе много выступали, подружились. Вот он-то и предложил записать мои треки. Я, естественно, согласилась. И пока мы делали первый альбом, Миша создал лейбл Roomtone Records, процесс записи перешел на более высокий уровень.

На самом деле я не выбирала жанр, он сам меня нашел. Все происходит следующим образом: если мне плохо или, наоборот, очень хорошо, наступает момент, когда я чувствую, что внутри меня действительно находится что-то иное. Я сажусь за инструмент, включаю диктофон и играю. И только потом анализирую, что получилось. Есть ощущение, что я — средство, проводник, через который внутренняя музыка обретает форму нот.

Вы упомянули о лейбле Roomtone Records — получается, он создавался на Ваших глазах?

Я считаю, Миша гениально подошел к этому вопросу. Сегодня он каждый день слушает по несколько десятков различных коллективов. Сотни людей постоянно присылают ему демозаписи, видео. Миша набирает талантливых ребят, у которых нет возможности записать свои композиции, и все делает бесплатно: создает альбом, выпускает его, осуществляет продакшн. Таким образом он уже нашел и помог очень многим музыкантам.

В России, мне кажется, это первый такой проект, где все строится на дружественной ноте. Мишина помощь становится серьезным толчком для многих.

Михаил Мищенко, Павел Карманов, Кирилл Рихтер — современные композиторы, гармонично сочетающие элементы классики и новых музыкальных тенденций. Они востребованы, у них довольно большая аудитория слушателей. Это возрождение интереса к классике?

Да. Люди постепенно возвращаются к классике. Я, конечно, слушаю и современную электронную музыку, но мне кажется, что классическая музыка рождает в человеке желание развиваться, читать книги, узнавать новое, заглянуть в свой внутренний мир, а не просто скачать композицию в свой плеер и дойти с ней до дома. Неоклассика, которую создаем я, Миша, Кирилл, Павел и другие композиторы, подталкивает человека к развитию собственной мысли.

А кто Ваш слушатель? Сейчас часто слышна критика в адрес молодого поколения: говорят о его поверхностности, отсутствии глубоких интересов, вообще об отсутствии внутренней глубины, духовности, ценностных ориентиров. Вы с этим согласны? Вы чувствуете интерес молодежи к Вашей музыке?

Мне кажется, так было всегда. Это такое перманентное состояние общества: есть те, кто желает развиваться, есть люди, находящиеся на распутье, а есть те, кто просто не хочет либо боится задумываться о большем. Такая ситуация была испокон веков.

Кто наш слушатель? Это очень разные люди. Среди них и обычные студенты, которые не знают, чем хотят заниматься. Например, пара моих друзей, которые оценили и вдохновились моими композициями, — простые продавцы и официанты. Есть художники, бизнесмены — абсолютно разные представители общества.

 

В создании композиций Вам приходится подстраиваться под восприятие публики? Вы не боитесь, что классическая музыка может оказаться сложной для простого обывателя?

Если я начну подстраиваться под тенденции и желания общества, бушующие в данный момент, — это буду уже не я, а какой-то силиконовый синтез, абсолютно ненатуральный. Я понимаю, что большое количество людей не оценит и не поймет созданную мной музыку, тем более без вокального звучания. Но я точно не хочу ходить вокруг и спрашивать: «А что вам интересно? Хорошо, я напишу об этом». Мне кажется, я не прощу себе, если начну действовать таким образом. Как по мне, так лучше открываться и показывать настоящие чувства, эмоции, переживания.

Ваш альбом, записанный с Мишиной помощью, носит название Ghost town, или «Опустевший город», «Город-призрак». Альбом, на мой взгляд, получился напряженным: он концентрирует, удерживает, активизирует внутренний слух. У меня сложилось ощущение, что Ваша музыка о чем-то серьезном, но не о мрачном. Я правильно понимаю?

Там действительно нет мрачности. Я уже давно от нее отошла. Конечно, присутствовали тяжелые душевные переживания. Но у кого их нет? Интересна история написания композиции Soul, которая возникла самой первой. Один мой знакомый попросил меня поиграть на небольшом перформансе: художница рисовала картину с названием «Тысячи лиц». К ней рядом с полотном садились разные люди, и она рисовала их черты лица в этой картине, а я играла на виолончели. Именно там и появилась Soul — «Душа».

Композиторам-минималистам свойственно сдерживать себя в проявлении пафоса. Наоборот, музыка звучит строго и аскетично. Это не ограничивает музыканта?

Тут может быть много мнений, и это здорово. Гораздо хуже, когда все пережевано и вложено в уши. В нашем случае мы даем маленький плацдарм, небольшую идею: а не стоит ли подумать? Для меня такая музыка как недописанная картина, которую предлагается дорисовать самому человеку. Наподобие того, как мы читаем книги: многое читатель додумывает сам.

Между мной и Михаилом, например, большая разница. Миша — невероятной души человек. Он очень позитивный, и его настроение моментально передается людям рядом с ним. Он никогда не пишет о грустном. Если ему плохо — он не хочет и не может писать. Я же, наоборот, чаще пишу, когда что-то не так, что-то тяжелое происходит в жизни. Мне кажется, в обоих случаях это ни плохо, ни хорошо. Просто каждый идет своей музыкальной дорожкой. Сейчас готовится к выходу следующий наш альбом — он получился гораздо веселее, там есть даже вальс.

Миша повлиял, может быть?

Многое повлияло: и Миша, и небольшая смена обстановки. К тому же я писала альбом на корабле, где в прямом и переносном смысле окружала атмосфера воды.

Как возник проект Katty Verse? Вы разделяете его с Вашей сольной работой?

Собственно, это и есть моя сольная работа. Само название возникло как раз в то время, когда я играла в группе Преснякова, которая носила название Multiverse. Я решила его оставить, изменив первую часть. Мне нравится, как звучит.

В записи Вашего альбома участвовала еще одна виолончель...

Мне помогал Феликс Антипов, мой хороший друг, с которым мы вместе учились в Гнесинке. Он сейчас учится в консерватории. Не так давно состоялось наше первое выступление в Москве, как раз-таки с моим альбомом. Он более полноценно звучит со второй виолончелью. Феликс очень хорошо понимает и чувствует то, что я делаю, поэтому нам комфортно играть вдвоем.

 

Дмитрий Дмитриевич Шостакович извинялся перед струнниками, говоря: «Знаю, неудобно. Но сыграть надо». Вам приходится извиняться перед своим напарником?

Феликс более-менее принял то, что ему приходится играть. Вот в новом альбоме в трех треках будет скрипка, и когда мы с подругой записывали у Миши композиции, я действительно извинялась перед ней, потому что там все очень и очень сложно...

Есть ли композиторы, современные или из прошлых веков, которые, возможно, оказали влияние на Вас как на музыканта? Есть ли у Вас музыкальные наставники сегодня?

Из классиков, конечно, Рахманинов, Шостакович, Моцарт, Дворжак. Сейчас вдохновляют Михаил, Ханс Циммер (у него чудесная виолончелистка Джулия Кент, которая также пишет свои альбомы), Филип Гласс, исландская пост-рок-группа Sigur Rós.

Сложно спорить с тем, что музыка влияет на душу человека. Вы чувствуете свою ответственность за внутренний мир другого?

Если в смысле того, что лично я отдаю другому человеку, — то, конечно, чувствую. Здесь можно вернуться к вопросу о синтетике. Я действительно буду очень недовольна собой, если начну производить синтетический продукт, набор уже существующих форм, как нарезанная из журналов записка. Я максимально честна с человеком, со слушателем, в том числе и за то, что отдаю и вкладываю в свои композиции.

Что для Вас музыка?

Все.

Беседовала Мария Котова

Фотографы Инна Зайцева, Даниил Примак

13.09.2017