«Ты не мог бы привести нас в храм?..»

Рубрика «Другая Земля» основана на документальных материалах одноименной книги, изданной в нашем монастыре в 2011 году. Авторы и герои книги — сестры и братья милосердия, монашествующие, насельники интерната.

На протяжении многих лет сестры и братья нашего монастыря и Сестричества в честь преподобномученицы Великой княгини Елисаветы посещают проживающих в психоневрологическом интернате № 3 г. Минска, стараясь помочь им молитвой, добрым словом, душевным участием.

Протоиерей Андрей Лемешонок: Они пристально всматриваются в человека. А ведь для нас другие люди часто становятся силуэтами, которые просто мелькают, от которых устаешь и думаешь, как бы побыстрее спрятаться. Когда вы приходите, проживающие на вас смотрят, и они вас видят, потому что в них есть внимание, есть сострадание, есть любовь.

— Чему Вы радуетесь?

— Богу. Мы в храм ходим, исповедуемся, причащаемся. Любим Бога. Молимся за всех.

— Что такое красота?

— Красота — это Любовь. Красота сердечная — когда человек любит другого человека, ближнего своего. Понимаете? И относится к нему с душой, с теплотой. Старается поделиться, утешить его. Старается помочь ему, доброту ему дать. Вывести его в люди.

— Скажите, что для Вас сейчас самое-самое важное в жизни?

— У меня? Господь.

— О чем Вы Бога просите?

— Я прошу о хорошем.

— О чем хорошем?

— Я хочу, чтоб Он меня к Себе забрал.

— Откуда Вы знаете, что Бог есть? Его ведь не видно?

— Ну, человек не видит Бога, а Он нас и видит, и слышит. Еще есть Новый Завет, Евангелие.

— И Вы думаете, что всё это правда?

— Я знаю, что это правда.

— Есть люди злые?

— Есть. К нам приходили батюшка Сергий с Димой, приносили видик, показывали кино про Бога, я видел, как Его распяли на Кресте, как Он воскрес.

— Не скучно Вам здесь?

— Нет.

— Что Вы любите делать, Геннадий?

— Коридор мыть.

— Получается хорошо у Вас?

— Да!

— Бог помогал Вам когда-нибудь?

— Да!

— Что Он для Вас сделал?

— Кушать дает. Всё дает. Да!

— А враги есть у Вас?

— Нету. Тут нету!

— Кто самый родной человек для Вас?

— Паша. И Витя.

— Как Вы думаете, где Бог?

— Не знаю. Подумать надо мне.

 

Роман, пономарь: В проживающих я увидел пример благочестивого отношения к службе. Помню, один наш брат ушел в отпуск. И вот ко мне подходит проживающий из его отделения и говорит: «Ты не мог бы привести нас в храм? — и добавляет: — Ну, ты понимаешь, это же очень надо». И при этом так искренне смотрит в глаза…

Был у нас один болящий, звали его Сева. Он уже почил. Обычно сразу после литургии санитары требуют больных в отделение, из каких-то дисциплинарных соображений. А этот Сева, Симеон, всегда оставался на службе до конца. Непонятно, смотришь, человек вроде бы ограничен в своих умственных способностях, но как он хотел быть на литургии! По окончании литургии он подходил к Кресту и обязательно целовал язвы Господа. Очень благоговейно. Прикладывался к иконам, кланялся постоянно. И упокоился он в Страстную Пятницу.

Димитрий, послушник: Люди там очень интересные, у меня с ними взаимопонимание большее, чем даже с моими бывшими друзьями. Есть у нас Анатолий, бывший полковник. Он всё время готов послужить, чем-то помочь. Хотя какие-то свои переживания наложили на него отпечаток, но он очень хороший, обаятельный, с ним радостно, он постоянно стремится сделать шаг навстречу.

Есть старожилы, вот Виталик из таких. Я помню его еще молодым парнем, он был светлый-светлый и безобидный. Потом годы прошли, болезнь внесла какие-то изменения в душу. Он порой становится замкнутым и озлобленным. Но, сквозь это наносное, внутри он всё тот же ребенок. Рассказывает он сны. И язык у него необычный очень. Он говорит противоположными словами. «Мне приснилось там красно-желто-зелено-синее. И он такой большой маленький большой средний большой маленький». Виталик, когда начинает рассказывать что-то, весь преображается. Обычно у него мертвая маска на лице, но спросишь о чем-нибудь, и он вдруг может ожить, открыться и просиять. Для него характерен момент раздвоения: есть грех, что-то наносное, внешнее, а в глубине — красота. Скажешь ему: «Виталичек, пойдем молиться в храм?» Он говорит: «Да!» И тут же: «Ай, опять пришли, надоели! Сколько можно? Ненавижу! Эту церковь ненавижу! Димку ненавижу!» «Ну, что, пойдем к Богу причащаться?» Говорит шепотом, зловеще, шипением каким-то: «Ай, козлы! Ненавижу! Чтоб все сдохли!» И вдруг сквозь всё это — ясный, светлый, звонкий голос: «Да! Хорошо!»

Был у нас Леня, который постоянно пребывал в себе. На всякое проявление к нему интереса он злостно реагировал, никогда не приходил на молитву, не давал кропить себя святой водой. Плевался целый день. А недавно сестра рассказала, что водила его в храм. Он сначала стоял и плевал в платочек, а потом подошел к священнику, исповедовался, причастился. Это немыслимо! Но так бывает. К человеку ходишь годами, периодически делаешь усилие с ним поговорить, зная заведомо, что твоя попытка обречена на неудачу. До этого я много раз подходил к Лене, старался с ним поздороваться. Он ни руку мне не подаст, никак не ответит. И вся его поза, фигурка его невысокая, эта лысина, глаза и губы — всё искажено. Посмотришь на человека, и кажется, что кроме презрения в нем ничего не осталось, комок презрения какой-то. А тут он ни с того ни с сего говорит: «Я пойду в храм». И как-то улыбается светло. В человеке что-то проснулось, маска спала, и он вдруг стал другим. Это было недолго. Может, месяц, может, несколько недель. Я приходил, он здоровался за руку, и конфетки брал, и благодарил. Потом он замкнулся опять. Батюшка сказал, что всегда в душе происходят процессы созревания, изменения. Это может длиться годами и внешне никак не проявляться, но в какой-то момент это становится явным.

23.02.2021