Из жизни братьев: непростой путь к Богу

Брат Игорь Калинкин на подворье 13-й год. Можно сказать, старожил, освоивший многие монастырские профессии. Дорога капитана советской армии к Богу была долгая и непростая — были и радости семейной жизни, и медные трубы, и тюрьма. Извилист и непрост порой путь к Господу, главное — идти не останавливаясь, через силу и боль, отчаяние и горечь потерь, каждый раз вставая после очередного падения. Идти с мыслью: «Господи, спаси и помилуй!..»

«Раньше стоял на плацу, сейчас стою в храме»

— Мой отец был татарин. Папа — мусульманин, дед — мусульманин, с детства было понимание: другую веру ты принять не можешь. Но через три месяца, как пришел на подворье, крестился в Жуковке, храма у нас тогда еще не было. Некрещеных нас было двое — вот мы в выходной день и пошли пешком в соседнюю деревню. Покрестились, тут же зашли в магазин, отметили и пошли обратно. Так началась жизнь после Крещения…

— Игорь, неужели ничего не меняется, Вы же постоянно в храме?

— Меняется... Я пришел к Богу, но не считаю себя глубоко верующим человеком. Хотя это громко сказано — «пришел к Богу», пока я просто пришел в монастырь. Когда Божественная литургия и Причастие, чувствую что-то — на подворье понимаешь, что ты кому-то нужен, за тебя молятся.

Стараюсь как-то с Богом жить. Часто не получается из-за моей недисциплинированности — ни армия, ни тюрьма ничему не научили. Пока я еще не осознал, что живу под покровом Бога. Раньше стоял на плацу, сейчас стою в храме — привык стоять...

«И на подворье бывают срывы…»

— Когда-то у меня было всё, но всё это давно пропито и прогуляно... Были семья, деньги, друзья, рестораны, ни о чем не думалось. До конца еще всё не изменилось, и на подворье бывают срывы — уезжаю, возвращаюсь. Осенью отца похоронил. Ни одного родственника не хоронил, а тут отец — меня тряхануло…

Отца похоронил, попил, вернулся в монастырь, но тут не мог. Встретил братьев, предложили работу в Минске. Поехали на Каменную горку, заготавливали дрова на пилораме. Каждый день работали, каждый день пили. Полтора месяца одна и та же рутина — дрова, квартира, «Роллтон», пиво, телевизор — тупик. Не выдержал, вернулся на подворье. Слава Богу, опять приняли…

— А на подворье по-другому? Тоже ведь день на день похож…

— Нельзя сравнивать рутину, которая там, и подворье. Там ты сам по себе, а тут братья, как-то помогаем друг другу, словесно, морально. Хотя до серьезного родства нам, конечно, далеко. Общее у нас — монастырь, работа, трапезная. А так все живут как в миру, у всех свои заботы. Друг друга называем братьями и сестрами, а коллективы замкнулись каждый в своей мастерской: я — на пилораме, я — в свечной, я — в иконной.

Батюшка приезжает в пятницу на собрание, мать Елизавета проводит уроки в воскресной школе, кино показывает, мы вместе обсуждаем, но мало кто ходил бы в воскресную школу, если бы не ходил старший брат и не собирал братьев по подворью. У многих DVD, телефоны, телевизор — свои заботы, общности какой-то не хватает.

«В миру я бы уже давно спился и погиб…»

— Нас никто здесь насильно не держит, я в любой момент могу уехать. Мой выбор — оставаться и работать. Когда срываешься, после гулянок возвращаешься, просишь прощения у братьев, сестер, у бати (отца Андрея Лемешонка. — Прим. ред.): «Батюшка, простите, благословите вернуться на подворье!» Батя говорит: «Ну сколько можно прощать? Бог простит!», потом вздохнет и говорит: «Иди, начинай сначала…»

Приезжаешь, а мать Марфа: «Я тебя не благословляю…» — ты в автобус и поехал обратно. Опять к батюшке и в пятницу уже с ним на подворье. Мать Марфа высказывает свое мнение, а батя принимает, за ним последнее слово. После собрания остаются все, кто приехал.

— Мне кроме как на подворье некуда податься, в миру я бы уже давно спился и погиб, здесь еще хоть как-то держусь. Подворье помогает в том, что здесь дисциплина. Дома компания, все начинается по кругу, вырваться сложно. «Давай за встречу!» — и понеслось...

На подворье проще. Конечно, захочет человек выпить — найдет в соседней деревне или в Минск съездит, но так, чтобы в шаговой доступности было спиртное, такого нет — мы ограждены от наркотиков и водки. А вообще, каленым железом это желание, наверное, надо из нас выжигать. Ни один человек не считает себя алкоголиком: есть — пью, нет — не пью. Конечно, когда уже запой, начинаешь искать, а так нет же целыми днями мысли о стакане…

«Сын приезжает на "Ягуаре", а папа живет в "купе"»

— Ко мне на подворье приезжал отец. Мы с ним до этого лет 10 не виделись, сначала он «бегал», потом в тюрьме сидел. Обнялись, поплакали — радость была большая. Он простил меня. Я потом всегда к нему на день рождения ездил, он ко мне приезжал…

Когда я уехал на подворье, квартиру родительскую продали. Отец с матерью в возрасте, за ними нужен был присмотр. В Бобруйск из Минска мотаться тяжело. Сестра забрала родителей к себе, у нее квартира в Боровлянах. У сестры тоже всё сложно в жизни — с мужем развелась, сама двух дочерей воспитала. Представьте, в одной квартире мать, отец, сестра и две племянницы. В общем, у них свой дурдом, а тут еще братик приезжает. Зачем я им такой нужен?..

— С сыном у нас отношения нормальные. Летом он приезжал на подворье с семьей. Внучка у меня хорошая. Я летом жил в вагончике. Сын приезжает на «Ягуаре», а папа живет в «купе» — вот так я погулял в свое время. Но за всё слава Богу! Главное, что у сына всё хорошо, внучка растет, молюсь за них. Живем потихоньку молитвой и послушанием…

Беседовала Дарья Гончарова

Фотографии Максима Черноголова

2.03.2020

Из жизни братьев: непростой путь к Богу>>