Не от мира сего

Тамара, оставив машину на парковке, перешла на другую сторону улицы. Вздохнула с облегчением, увидев, что ее любимая скамейка, прятавшаяся среди деревьев городского парка, была свободна. Вот уже несколько месяцев ей удавалось хранить в тайне то, как она проводит свободное время. Мама была уверена, что ее единственная любимая дочка сейчас наслаждается спа-процедурами в одной из лучших студий красоты...

Вместо этого Тамара, прищурив глаза, сидела в тени старых лип и наблюдала за воробьями. Они суетились и наперебой чирикали, деловито занимаясь своими насущными птичьими хлопотами.

— Счастливые… — прошептала девушка. И снова ее словно накрыло волной тоски, пустоты и бессмысленности жизни. Тамара уже была готова заплакать. Ведь именно для этого она приезжала сюда каждые выходные — чтобы спрятаться от посторонних глаз на скамейке в парке, среди старых деревьев, и дать волю чувствам. Но резкий смех заставил ее вздрогнуть. Голос был очень знакомым.

Это звонко и раскатисто смеялась ее так называемая лучшая подруга Марина, которая в компании молодых людей неспешно шла по аллее. Времени на раздумья не было, и Тамара, вскочив со скамейки, бросилась в сторону. Петляя между деревьями, она оказалась на другой стороне парка, но всё равно боялась, что Марина ее увидит. И с какой стати подруга предпочла кафе и ресторанам городской парк?

Оглядываясь по сторонам в поисках укрытия, Тамара увидела вдалеке магазин. Чуть ближе стоял храм. Возле его кованой ограды стояли, о чем-то разговаривая, две женщины. Тамара уверенной походкой направилась в их сторону. Ей всего лишь нужно было переждать какое-то время на территории храма, куда Марина точно не пойдет. Проходя мимо прихожанок, девушка случайно услышала:

— Говорю тебе, — заговорщицки шептала молодая женщина в красивом голубом палантине, — она настоящая подвижница! Таких молитвенников сегодня мало… А судьба-то какая у матушки!

Любопытство заставило Тамару замедлить шаг.

— И знаешь, что самое поразительное? — продолжала женщина, — хоть она всегда, с самой юности, была «не от мира сего», но никогда никому не показывала, как страдала от того, что вынуждена была жить «как все»!

Последняя фраза заставила Тамару остановиться. Теперь она уже с жадностью вслушивалась в каждое слово, произносимое женщинами. Ей так хотелось услышать что-то еще о человеке, который «не от мира сего», кому никогда не была неинтересна окружающая жизнь! Конечно, эти две чудачки, одевшие на себя несуразно длинные юбки и покрывшие головы платками, вряд ли смогут ответить на вопрос «в чем настоящий смысл жизни?» Но они как-то спокойно, бесстрашно говорили о том, о чем многие ее знакомые предпочитают не задумываться — то ли из страха, то ли из нежелания усложнять свою жизнь… А эти женщины говорили так, словно знали, зачем они живут…

Тамара думала несколько мгновений.

— Простите, — сказала она, подходя к женщинам, — я случайно услышала, о чем вы говорили.

Женщины повернулись к ней и приветливо улыбнулись.

— Мне показалось, — девушка судорожно сжала руки в кулачки, — мне показалось, что вы имеете какое-то представление о смысле жизни… Как по-вашему, зачем человек живет?

Возникла короткая пауза.

Женщина в голубом палантине слегка сдвинула брови, взгляд ее стал сосредоточенным.

— Так сразу не ответить, — с легкой улыбкой ответила она.

Тамара вздохнула. Ну, разумеется. Они тоже этого не знали. Да и знать не могли. Откуда?.. Начнут сейчас говорить заученными фразами. А вникнешь в смысл и поймешь, что все эти высокие рассуждения — пустые слова, не имеющие отношения к реальной жизни. Ответ должен быть простым. А если тебе прямо не отвечают на вопрос, значит, просто не знают ответа.

Видимо, разочарование отразилось на ее лице, потому что женщина неожиданно взяла Тамару за руку:

— Погоди! Я скажу тебе. Да, я скажу тебе, зачем человек живет здесь, на земле. Чтобы потом войти в Царствие Небесное.

Вторая собеседница тоже оживилась:

— Это если говорить просто. Понимаешь? Мы живем здесь, чтобы потом жить там!

И она подняла глаза к небу.

— Ясно, — вздохнула Тамара, — то есть мы живем тут, чтобы попасть в рай. А там уж не будет боли и страданий… Сплошное блаженство, одним словом!

Девушка грустно усмехнулась. Такого ответа она тоже ожидала — детского и нелепого. Тамара развернулась, решив, что продолжать беседу бессмысленно. Собственно, было глупо ее начинать. Но тут открылась дверь с торца храма, и им навстречу вышла пожилая монахиня. По смущенным лицам прихожанок Тамара поняла, что именно о ней говорили женщины. Монахиня шла, глядя под ноги и никого не замечая вокруг. Когда до калитки оставалось несколько шагов, одна из собеседниц вдруг обратилась к ней:

— Матушка Афанасия, вот тут девушка о смысле жизни спрашивает. Может, Вы поговорите с ней?

Монахиня остановилась и пристально поглядела на Тамару:

— О чем же мне с ней говорить?

— Ни о чем, — поспешила заверить девушка, — я уже поняла, в чем вы видите смысл жизни. Рай, блаженство… Жизнь без бед и страданий. Простите, такой ответ меня не устраивает.

Она произнесла это с такой горечью, что монахиня еще внимательнее всмотрелась в ее лицо. Прихожанки же, видимо, решив, что больше их присутствие не требуется, засеменили к храму.

— А почему, если не секрет, такой ответ тебя не устраивает? — спросила мать Афанасия.

— Всё очень просто, — пожала плечами девушка, — этот самый «рай» без проблем и забот многие уже получают здесь и сейчас. Но, поверьте, счастье не приходит только потому, что ты молод, здоров, богат и не обременен проблемами, которые мучают других. Вот мне, к примеру, двадцать три года. Мои родители просто до неприличия богаты. Я училась в одной из лучших школ Англии. Получила хорошее высшее образование. У меня есть всё, о чем мечтают молодые люди — машина, одежда, деньги… Я отдаю себе отчет в том, что обладаю неплохими внешними данными. Только вот, знаете… Я страдаю, может быть, больше, чем кто-то другой, кто всего этого не имеет.

Тамара почувствовала, что слезы вот-вот хлынут из глаз, но уже не могла остановиться:

— Я не помню, когда в последний раз чему-то радовалась. То и дело меня мучает непонятная боль в душе и ощущение бессмысленности существования. Если бы Вы только знали, где я только ни искала ответ на вопрос: «Зачем я живу?» Но всё тщетно… Когда я впервые спросила об этом маму, мне было тринадцать лет. Что должны делать дети в этом возрасте? Играть, познавать мир, заниматься чем-то глупым, но очень важным… А я вместо этого пыталась понять, зачем нам деньги, зачем образование, карьера, достаток… Разве это нормально?

Монахиня смотрела куда-то вдаль, и только пальцы ее неспеша перебирали чуть потрепанные бусины черных сутажных четок, перекинутых через запястье.

— С этого, еще детского, возраста мне было неинтересно знать, «как». Мне было важно понять, «для чего». Я задавала неудобные вопросы, пока не поняла, что со мной что-то не так. И знаете, что? Если рай — это место, где человек просто живет без забот, то я не хочу такого рая! Я сыта им по горло!

Тамара замолчала и вспомнила то утро, когда в очередной раз попыталась заговорить с родителями о том, что ее беспокоит. Накануне она получила аттестат и готовилась к поступлению в университет…

— Если поступишь, — улыбалась мама, заваривая ароматный кофе, — мы с отцом подарим тебе машину.

Но Тамаре машина была не нужна. То есть на ней было бы удобно добираться до университета, но она никогда не грезила о личном авто, в отличие от знакомых девочек.

— Это необязательно.

Девушка посмотрела на отца и тут же добавила:

— Хотя машина — это здорово! Я буду рада, если вы мне ее купите.

Она уже давно заметила, что лучше не выделяться среди других людей. Надо быть такой, как все. Жить так, как живут другие. Необходимо иметь, или, по крайней мере, делать вид, что имеешь те же ценности, что окружающие тебя люди. В противном случае станешь «белой вороной»…

Но отца было не провести.

— Нет, ну ты посмотри на нее! Ничего ей не нужно! Ни машина, ни дорогие тряпки, ни развлечения! У всех дети как дети. Чем-то заняты, общаются друг с другом, имеют какие-то увлечения, собираются в компаниях… А наша только ходит с утра до ночи с кислым лицом, и ничем ее невозможно удивить или обрадовать! Мать… Ты бы ее к психологу сводила, что ли.

Именно в то утро родители открыто признали, что с Тамарой, по их мнению, «что-то не так». Можно сказать, тот день и стал поворотным для девушки. В то же утро ее записали на прием к одному из лучших в городе психологов. Им оказался молодой мужчина с вкрадчивым голосом и проницательными серыми глазами. Поначалу Тамара даже обрадовалась. Потому как, по логике вещей, психология — это наука о душе. Значит, специалист в этой области должен понять ее душевные терзания, должен ответить на главный вопрос.

Как же она ошибалась! Психолога интересовало что угодно, только не смысл бытия… Он задавал глупые вопросы о том, почему она не общается со сверстниками, почему ее не интересуют развлечения, пока Тамара не вышла из себя:

— Ну что Вы ерундой занимаетесь? Не надо пытаться сделать меня такой, как все. А неинтересно мне всё то, что Вы перечислили, только потому, что я не вижу в этом смысла. Вот скажите, зачем мне ходить в кино с друзьями на модные, но не интересные мне фильмы? Зачем часами сидеть в кафе и обсуждать своих и чужих знакомых и их личную жизнь? Если Вы скажете, какой в этом смысл, я прямо сейчас туда побегу!

Психолог примирительно кивнул:

— Обычный человек, Тамарочка, получает удовольствие от похода с друзьями в кино или еще куда-то. А твоя проблема в том, что ты не умеешь радоваться простым вещам. Ты находишься в поиске чего-то недосягаемого, а настоящая жизнь тем временем проносится мимо тебя.

Девушка вздохнула:

— Хорошо. Ладно. Допустим, я буду жить этой вашей настоящей жизнью, которая состоит из развлечений, встреч с друзьями, учебы, работы… Только скажите, какой смысл в этой вашей «настоящей жизни»?

Дальше она выслушала пламенную речь, к концу которой поняла две вещи. Первая — человек, сидящий перед ней, боится вопроса, который она ему задала. Произнося мудрые, на его взгляд, слова, он стремился как можно дальше уйти от сути вопроса. Ну и вторая — ее никто никогда не поймет. Бессмысленно пытаться достучаться до кого-то и объяснить, какие мысли и вопросы терзают ее. А тем более получить на них ответ. Родители были правы. С ней что-то не так. Она, как выразился отец, «не от мира сего». Поэтому, чтобы не огорчать родителей, ей нужно просто стать такой, как все.

И она стала… Тамара заставляла себя каждое утро делать макияж — так делали все ее знакомые и подруги, она ходила с мамой по магазинам и по несколько часов проводила в примерочных. Она даже нашла себе лучшую подругу! Марина, представительница «золотой молодежи», конечно, не догадывалась, что Тамара проводит с ней время только для того, чтобы усыпить бдительность родителей.

Но долго притворяться невозможно. Тамара всё чаще, говоря родителям, что идет в кафе с друзьями или в салон красоты с девчонками, бродила по улицам города, наблюдая, как живут другие. Часто забредала в старый городской парк, где можно было укрыться от посторонних глаз и дать волю слезам. Зачем она живет? Какая это каторга — просыпаться каждое утро и понимать, что впереди — очередной унылый никчемный день. А затем длинный вечер в обществе Марины и других ребят из ее круга… Всё отчетливее Тамара понимала, что долго притворяться не сможет… И вот теперь, стоя перед старой монахиней, она всё еще лелеяла надежду, что та поможет ей понять, зачем человек приходит в мир.

— Ты права, — неожиданно улыбнулась матушка Афанасия, — рай, в котором «просто нет забот», не нужен ни тебе, ни любому другому нормальному человеку. Видишь ли, ошибочно считать Царствием Небесным то место, где, наконец, нас оставят проблемы и скорби. Люди забывают о самом главном… После того как наш земной путь заканчивается, мы имеем возможность не просто освободиться от проблем. Мы имеем шанс встретиться и уже никогда не расставаться с Творцом. Твоя душа, слава Богу, не удовлетворяется земными благами. Это так прекрасно, моя дорогая! Ты даже не понимаешь, какая ты счастливая!

Тамара замерла.

— Воистину, ты не от мира сего, — тихо произнесла монахиня, — такими рождаются нечасто… Тебе нужен Бог. Тебе непременно нужно с Ним встретиться!

Тут Тамара, словно кто-то кольнул ее в бок, сама, поражаясь собственной дерзости, спросила:

— А Вы что, встретили Бога, уйдя в монастырь? Неужели обрести смысл жизни можно только в монашестве? Может, Вы просто спрятались от своих проблем за глухими стенами монастыря?

Она сказала это, и щеки ее вспыхнули от смущения. Но матушка Афанасия улыбнулась:

— Что ты, родная. Мне не от чего было прятаться. Видишь ли, я жила так, как многие мои сверстники и мечтать не могли. Мой отец работал в посольстве, ты даже представить себе не можешь, что это означало в советские времена.

Тамара и правда не представляла. Но догадывалась, что жилось собеседнице, наверное, действительно неплохо. Увидев немой вопрос в глазах девушки, матушка продолжала:

— «Есть скопцы, которые из чрева матернего родились так». Это значит, что порой рождаются люди, скажем так, не такие, как все. И единственный жизненный путь, в котором они находят смысл, который может принести им покой и блаженство — это путь служения Господу.

Неожиданно монахиня ободрилась:

— Пойдем, —матушка мягко взяла Тамару под локоть и повела в сторону храма. — Просто попробуй. Попробуй поговорить с Богом. Расскажи Ему обо всем, что тебя мучает. Просто говори с Ним и верь, что Он тебя слышит. И видит твою душу и сердце.

В храме царил приятный полумрак. Пахло воском и ладаном. Запах был сильным, но не раздражающим. Тамара с любопытством смотрела, как люди подходят к иконам, молятся. Она была крещена в Православной Церкви и даже на Пасху ходила с мамой освящать куличи и крашеные яйца, но никогда прежде ей и в голову не приходило, что Бог — Живой… И что с Ним возможна встреча… Церковная жизнь казалась ей набором неких обрядов, а о том, что в этой жизни может и должна участвовать душа, она даже не думала. Неловко перекрестившись, Тамара произнесла, глядя на образ Спасителя:

— Пожалуйста, помоги мне понять, зачем я живу…

Больше она ничего не могла произнести. Ком в горле мешал говорить, но мысленно она кричала, моля о том, чтобы Тот, Кто ее сотворил, дал ответ на ее вопрос.

Тамара вздрогнула, когда матушка Афанасия легонько коснулась ее плеча:

— Милая, прости, что помешала тебе. Но ты третий час стоишь, а мне пора идти.

Третий час?! Тамара удивленно посмотрела на часы. Действительно. Как быстро пролетело время! А ведь она просто… просто говорила с Богом. И ей было так хорошо, впервые за долгое время не хотелось искать смысла в том, что она делала. Девушка всем сердцем поняла: вот он — смысл! Смысл всей жизни — просто говорить с Ним, думать о Нем, быть с Ним… Потому что, когда обращаешься к Богу, всё становится очень простым и понятным. И на душе становится так спокойно и светло…

— Можно, я еще постою тут? — тихо спросила она на матушку.

— Конечно, — и та ласково, по-матерински погладила ее по плечу, — мне в монастырь пора ехать, я же в город не часто по послушанию приезжаю. Ты вот что, со священником обязательно поговори. Здесь батюшка опытный — и духовно, и житейски. Бывший военный, Афган прошел… Столько всего за жизнь повидал, что в любой ситуации совет дельный даст.

Отец Виктор, действительно, сразу понял, что мучает Тамару. А она сердцем почувствовала, что может доверять и открыть душу этому человеку. Девушка стала часто заходить в этот храм. Они подолгу беседовали с отцом Виктором после воскресных служб, когда Тамара с горящими глазами рассказывала о том, что прочитала в Евангелии и какое открытие сделала для себя.

Девушка попыталась и родителям рассказать о своей новой жизни. О том, что и у нее наконец-то появился смысл. Но наткнулась на стену непонимания. Правда, когда в гардеробе дочери появились длинные юбки и платки, мама задумчиво призналась:

— Знаешь, я никогда не видела, чтобы ты с такой радостью покупала себе одежду… Ты всегда воспринимала это как вынужденную необходимость. А тут какая-то простая длинная юбка приводит тебя в такой восторг…

Тамара засмеялась, а мама лишь покачала головой.

Но спустя несколько месяцев, в течение которых девушка всё свободное время проводила в храме, она всё же решилась на серьезный разговор.

— Я так и знал! — папа взялся за сердце и потянулся за сигаретами. — Я знал, что всё это закончится монастырем! Я говорил тебе, мать, что нельзя ей позволять столько времени проводить в церкви!

Мама раздраженно махнула рукой:

— Скажешь тоже! Как я могу ей туда запретить ходить? И вообще, ты всё сетуешь, что она не такая, как все. А ты видишь, что происходит с Ниночкой, Павликом, Мариной?..

Услышав имена детей своих друзей, папа замолчал. Все они были представителями «золотой молодежи», которая, к сожалению, часто ходит по краю пропасти. Ниночка, когда-то веселая и жизнерадостная девушка, по непонятным ни для кого причинам пристрастилась к героину. Павлик с утра до ночи сидел в казино и, кажется, потерял связь с реальностью. А Марина… Та самая Марина, которая, вроде бы, была лучшей подругой Тамары, каждый день закатывала родителям скандалы, отказываясь устраиваться на работу. Всё, что ее интересовало, — это ночные клубы, ребята и деньги.

— Ох, Тома, при тебе даже курить как-то совестно, — в отчаянии бросил папа, сжимая в руке пачку сигарет, — праведница ты наша!

Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Мама молчала. Через несколько минут папа вернулся и не терпящим возражения тоном сказал:

— Значит, так. Ты эти свои религиозные штучки бросай. Мы с мамой тоже верим в Бога, но без фанатизма! Ты лучше подумай о том, какие перспективы перед тобой открыты. Вот закончила институт, сейчас найдем тебе работу интересную. Хочешь свое дело, а? Томка?! Откроешь свое агентство недвижимости! Нормальные деньги будешь зарабатывать! Ну что ты всё молчишь? Скажи, что нам с матерью сделать, чтобы ты жила нормально? Ну чего тебе не хватает?! Ты же пропадешь в монастыре, глупая! Они же, монахи эти, даже мяса не едят!

Тамара улыбнулась, когда папа привел последний аргумент, сделав страшные глаза.

— Папа, если я попрошу тебя кое-что сделать для меня, ты это сделаешь?

Девушка чувствовала, что маме доказывать ничего не нужно. Она хоть и не понимала выбора дочери, но материнским сердцем чувствовала, что Тамара сейчас действительно счастлива как никогда.

— Я всё сделаю, — твердо ответил отец, — только бы у тебя мозги на место встали.

— Помолись обо мне сегодня ночью, — тихо сказала Тамара, — помолись своими словами. Скажи Богу о том, что ты переживаешь за меня, о том, что боишься отпускать в монастырь. Просто попроси Его, чтобы Он помог тебе принять правильное решение. Я не желаю идти против твоей воли и не хочу вас с мамой огорчать. Я вас очень сильно люблю…

Мама заплакала. Папа растерянно смотрел на дочь, не зная, что сказать.

Как бы там ни было, но благословения своего на уход в монастырь единственной дочери родители Тамаре не дали. Единственным ее утешением были непродолжительные поездки в скит, где подвизалась матушка Афанасия.

— Не унывай, — говорила девушке монахиня, — Господь закаляет наши сердца, помогая выйти на такой духовный уровень, о котором мы и помышлять не могли. Вот гляди, живет себе человек, плетет десять корзин в день. И хорошо ведь! Трудится да отдыхает. Жена довольна, дети сыты. Жизнь идет… Ему, может быть, и в голову не приходит, что он мог бы и по двадцать корзин в день плести! И смог бы тогда и другим копейкой помочь. Понимаешь, о чем я говорю?

Тамара понимала. Она и сама чувствовала, что чем больше крепнет в ней желание уйти в монастырь, тем горячее становится молитва, тем больше она видит за собой грехов, тем сильнее становится ее желание жить по заповедям Божиим.

— Матушка, вот отец Виктор не советует родителей оставлять, пока они сами меня на иноческий путь не благословят. Да я вот только думаю — наверное, этого никогда не случится…

Матушка задумалась, вспоминая свою юность, а потом призналась:

— Я своего часа больше десяти лет ждала. Ты же знаешь, отец мой, работая в посольстве, не имел права на «неправильную» дочь. Родители всё знали, конечно… И о моих мечтах, и о том, как тяжело мне было жить в миру, когда всецело хотелось отдать свои силы на служение Богу, на молитву, на ежедневное пребывание в Его доме. Но Христос нам заранее сказал: «Терпением вашим спасайте души ваши»… Ты же знаешь, как среди повседневной суеты сложно сосредоточиться, чтобы помолиться, не рассеиваясь. И мне приходилось собирать волю в кулак, чтобы просто внимательно произнести «Отче наш…»! Бывало, иду в магазин и мечтаю о себе: «Вот сейчас по дороге акафистом Божией Матери помолюсь. Я же его наизусть знаю! Что мне жизнь эта мирская — я же не от мира сего!» Только какое там… Первый кондак пропою про себя, а дальше… Дальше всё по сторонам глазею: где молодежь бездельничает, по улицам слоняясь, где старики сплетничают. Мне, оказывается, до всех дело есть! Прихожу домой, в ванной закрываюсь и плачу от досады: два часа кряду ходила, а так и не помолилась.

Тамара ловила каждое слово монахини:

— Матушка, а отец тебя совсем не хотел в монастырь отпускать, да?

— Может, и отпустил бы… Только я сама понимала, что ждало бы семью, случись дочери такого высокопоставленного чиновника уйти в монастырь. Только лет через десять, ближе к перестройке, когда в стране начали храмы открывать, вопрос решился. Моя семья решила уехать из страны, и мы тогда определили: родители и брат переберутся в Венгрию, а я уж тут останусь. В монастырь, наконец, уйду…

Дома Тамару ждало страшное известие — у отца случился инфаркт. Вернувшись из больницы, мама металась по квартире, не находя себе места. Наконец, с мокрыми, полными тревоги глазами она обратилась к дочери:

— Тома, научи, как надо молиться о папе. У самой скоро сердце разорвется!

И они молились… А потом еще и еще. Молитва вселяла надежду, успокаивала, давала сил.

Через месяц отца Тамары выписали из больницы. Родители о чем-то подолгу разговаривали вечерами у себя в комнате, даже не включали телевизор. Девушка догадывалась, о чем они говорят. И вот настал момент, когда папа, неловко переступая с ноги на ногу, показался в дверном проеме ее комнаты:

— Тома… Помнишь, ты мне говорила помолиться о тебе? Давно это было… Ты еще сказала: «Попроси Бога помочь тебе принять правильное решение».

Девушка, затаив дыхание, кивнула:

— Так я ведь, дочка, помолился тогда… И знаешь, на какое-то мгновенье так спокойно на сердце у меня стало! Казалось, с легкостью смогу тебя отпустить. К Богу же отпускаю! Чувствовал, что должен это сделать и что всё хорошо с тобой будет. И тревога прошла. Но потом принципиальность моя, эгоизм мой отцовский всё же взяли верх, и я поступил иначе. «Как это, растил-растил дочь единственную, любимую, и вот так отпустить ее в какой-то монастырь, расстаться с ней?» И снова невыносимой мне эта мысль показалась. Ты прости меня, Тома… Я привык в своей жизни всё по-своему делать… А теперь вот, пока в больнице лежал, многое понял, обо многом подумал, когда жизнь на волоске висела… Думал: «Вот умру сейчас, так и не благословив родное дитя на счастливую жизнь. Ведь это не моя — это ее жизнь. И она именно такой жизнью будет счастлива. А я ее несчастной хочу сделать! Она хочет Богу служить, а я ей мешаю! Как же мне ответить потом за это?» А сейчас, видишь, оклемался, вроде… Кто знает, может, Бог мне и дает шанс всё исправить…

Тамара старалась держать себя в руках, но слезы сами лились из глаз… Наконец, родители не выдержали и тоже заплакали.

— Иди, иди с Богом, — проговорил отец, закрывая руками лицо. — А мы ничего, мы привыкнем. Справимся.

— Справимся! — прошептала мама, прижимая Тамару к своей груди…

***

Мороз разошелся не на шутку. Снег под ногами скрипел, и монахиня Афанасия кряхтела, то и дело застревая в сугробах:

— Холодно-то как! Господи, помилуй!

Рядом шла молодая инокиня, поддерживая спутницу под локоть. Они уже расчистили почти все дорожки вокруг скита. Оставалось совсем чуть-чуть.

— Ты-то как? Наверное, спину ломит с непривычки? — спросила матушка Афанасия.

Молоденькая инокиня глубоко вздохнула, выпрямилась, ее голубые глаза сияли, отражая синеву морозного неба:

— Я-то хорошо, слава Богу за всё!

Матушка ласково поглядела на нее:

— А родители-то как? Что пишут?

Тамара благоговейно осенила себя крестным знамением:

— Скучают, конечно. Но радуются за меня. Радуются…

Пожилая монахиня улыбнулась краешками губ, и четки мерно качнулись в ее руке.

17.09.2018