— Вера, расскажите о том, как Вы оказались на клиросе. Вы ведь окончили консерваторию, и вдруг клирос, любительский хор.
— Дело в том, что я попала на клирос не из консерватории, здесь нет никакой взаимосвязи. Эта профессия появилась как-то сама собой. Я оказалась на клиросе еще в детстве. Мне было четырнадцать лет, когда я провела свою первую службу. Это было на Сретение. Но всё началось еще раньше. Впервые на клиросе я оказалась в двенадцать лет с детским хором духовной семинарии, а двумя годами позже я попала в любительский хор Богоявленского храма на Гутуевском острове, где в отсутствие основного регента стала проводить службы.
— Как появился в Вашей жизни Феодоровский собор?
— Вы знаете, иногда мне кажется, что в моей жизни всё происходило и происходит случайно. Случайно не потому, что всё происходящее не имеет смысла, а потому, что я не имею к этому никакого отношения, то есть я хочу сказать, что сама специально ничего для этого не делала. Я вообще к этому времени решила для себя, что не хочу связывать свою профессиональную жизнь с клиросом. Но мои коллеги по Герценовскому университету думали иначе, настоятельно, на протяжении многих лет, при любом удобном случае предлагая мне попробовать свои силы то в одном, то в другом, то в третьем храме и очень удивляясь, когда я отказывалась. И вот в очередной раз разговор зашел о клиросе. Сейчас даже не вспомню, как мы подошли к этой теме, обсуждали ведь совсем другие вопросы. Тот самый случай (случайность)! Мой коллега показывал свои фотографии, так, ничего особенного, но я вдруг увидела его в компании людей, которые меня заинтересовали. Это были отец Александр Сорокин с супругой — Анастасией, которая и была регентом моего первого детского клироса. «Какая отличная компания!» — сказала я. «Пойдешь к ним петь?» — спросил меня мой коллега. Я ответила: «Да!» Он тут же позвонил Анастасии Сорокиной, рассказал обо мне. Всё было решено. Осталось дождаться звонка от Насти, но Настя не звонила… И я подумала, что все-таки мне это не нужно, и закрыла для себя вопрос. И как только я так подумала — позвонила Настя. Так всё и началось.
В самом начале всё было совсем не так, как сейчас. Собора еще не было, то есть он был, он рос, но не был освящен, была только маленькая часовня с маленьким любительским хором. Все готовились к переезду в собор, нужны были, конечно, профессиональный хор и регент. Сначала меня позвали петь в часовню, это были ранние литургии, на клиросе пели всего три человека: настоятель — отец Александр, Настя и я. Вспоминаю это прекрасное время. Было так хорошо, и я решила остаться… А потом всё изменилось. Собор был освящен, все службы перенеслись туда; появился профессиональный хор, который возглавила Анастасия Сорокина, а у меня появился любительский хор. Начались спевки, службы… и опять всё случилось не так, как я хотела. Я предполагала, что буду приходить редко-редко, раз или два в неделю петь в профессиональном хоре, но всё опять решилось «само собой». Теперь у меня с хором еженедельная воскресная литургия, будничные, праздничные службы и всенощные, которые мы делим с профессиональным хором.
— Вера, расскажите, как формировался ваш хор? Откуда пришли люди? Вы специально набирали состав или певчие приходили сами?
— Можно сказать, что они были всегда. Еще до освящения Феодоровского собора в часовне Новомучеников отцом Александром была сформирована очень крепкая, дружная община, все принимали участие в литургии: прислуживали в алтаре, пели. Как говорится, от каждого по способностям. Среди прихожан и были певчие любительского хора. Позже, когда службы проходили уже в соборе, одну из служб мы пели двумя хорами: профессиональным и любительским, там я впервые и услышала этот хор. Хор находился в поисках нового регента, и мне предложили его возглавить. Разговор был примерно такой: «Хочешь быть регентом?» Я ответила: «Конечно, нет!», но тут же про себя подумала: «Если не я, то кто же?!» — и согласилась! (смеется).
— Сколько сейчас человек в хоре?
— Пожалуй, это самый сложный вопрос. Постоянного численного состава нет, всё наплывами. Кто-то уходит, кто-то приходит. Бывает, первый порыв быстро заканчивается, человек понимает, как это трудно — петь в хоре, какая это ответственность. Всё очень непросто, и я никого не могу винить. Слава Богу, есть костяк, на который я всегда могу рассчитывать — 10–15 человек. Общий состав всегда примерно одинаков — 20‒30 человек. И я считаю, что для любительского хора это много.
— Вера, кто эти люди — ваши певчие?
— Хор, конечно, очень поменялся за годы нашего совместного служения. Очень многие из первого состава ушли. Со времен богослужений в часовне, наверное, остались только басы. Но какие это басы! Замечательные басы! У кого-то из них нет музыкального образования, кто-то не знает нотной грамоты, но у них есть, как мне кажется, много больше — колоссальный опыт пения именно на клиросе. За годы их певческого служения у них сформировалось правильное отношение к богослужению и к своему делу. Я знаю, что для них это всегда была та малая лепта, которую они могли дать. Я очень это ценю. И еще я знаю, что искреннее отношение к делу, на которое ты поставлен, творит чудеса.
Есть люди, которые очень любят музыку, так называемое молодежное хоровое движение — участники студенческих любительских коллективов (таких, как хор ЛЭТИ, например). Они иначе воспринимают творческий процесс. Они горят, но надолго их может и не хватить. Для них это трудно. Они не готовы на еженедельные спевки и богослужения. И, тем не менее, они есть, они поют, и я им тоже благодарна.
— Как Вы думаете, почему возникают подобные сложности? В чем тут дело? Если человек любит петь, любит музыку, но не имеет специального профильного образования, любительский хор — это то, что дает ему возможность реализовать свой певческий потенциал. Разве, нет?
— И да, и нет! Одно дело, когда ты готовишься к концерту, вкладываешься, репетируешь на пределе своих возможностей и почти сразу получаешь результат своего труда — признание, аплодисменты и пр. И совсем другое — пение на клиросе! Если не углубляться в смысл этого служения, то по форме — это еженедельная рутина, которая не приносит удовлетворения: тебя не видно, часто не слышно, никто тебе не аплодирует. Человек должен быть серьезно подготовлен, мотивирован, чтобы это внешнее осталось позади, и приобрело значение что-то другое. Но это личный путь каждого. Я не могу вмешиваться в этот ход событий. Поэтому слава Богу, что они вообще приходят и поют настолько часто, насколько могут.
Вообще, вы знаете, у Бога всё правильно и уравновешено. Вот с этими влюбленными именно в музыку ребятами в репертуарном плане можно сделать много всего интересного, потому что, как правило, у них худо-бедно есть музыкальное образование. И им нужно что-то интересное! Им сложно петь за каждой литургией одно и то же. Они еще не готовы. Напротив, тем, кто пришел на клирос именно служить, не нужно никакого разнообразия, они весь этот процесс меряют другими категориями, поэтому готовы к однообразному репертуару от литургии к литургии.
— Вера, для Вас принципиально, чтобы приходящий к вам человек был верующим? Как у вас в хоре обстоит дело?
— Вы знаете, я считаю, что совсем не верующий на клирос не пойдет. То есть я знаю, что такая практика повсеместно существует, поэтому оговорюсь и скажу, что неверующий певчий не пойдет к нам на клирос. Дело в том, что отец Александр собрал и воспитал вокруг себя такую общину, в которой существует практика частого причащения. И это, конечно, не может не влиять на певчих. И те, кто с нами уже давно, органично влились в этот поток общинной жизни. Но ведь есть и те, кто пришел к нам недавно. Им нужно привыкнуть, осмотреться, многое понять. Люди приходят из других храмов, от других священников — нужно это уважать. У каждого свой ритм духовной жизни. Я могу это как регент (руководитель) принимать или не принимать. Я предпочитаю принимать и доверять Богу.
— Кроме богослужений, у хора есть еще какая-то певческая деятельность? Вы выступаете на концертах?
— Почти нет. Вне храма вообще нет никаких концертов. А в соборе мы традиционно поем Рождественский и Пасхальный концерты для прихожан и гостей собора.
С концертами есть свои сложности. Я не имею права нагружать людей сверх того, что они делают на клиросе на безвозмездной основе. Это тоже имеет значение, и я не могу об этом не думать.
Если бы я была одна… Всё это сопряжено с взаимоотношениями между людьми. Если мы увеличиваем количество концертных выступлений, значит, богослужебная жизнь должна стать более гибкой, то есть нужно просить профессионалов, чтобы они нас подменяли. Это очень сложная схема. А совмещать концертную деятельность с той нагрузкой на клиросе, которая есть у хора сейчас — невозможно. Для меня важно сохранить то, что есть сейчас в рамках собора и клироса.
— А лично для Вас — регента хора — это интересно, важно, нужно?
— Для меня как для регента важно и нужно, чтобы всем было хорошо! А мне хорошо, когда всем хорошо! А все очень разные, поэтому мне порой бывает очень трудно, я буквально страдаю, но когда получается это «хорошо» для всех — я счастлива!
— Вера, что вы поете? Какой у вас репертуар? Типичный для Санкт-Петербурга или нет?
— С тех пор как я пришла в Феодоровский собор, признаться, не знаю, какие тенденции теперь на клиросах.
— Чесноков, Бортнянский?..
— Чеснокова и Бортнянского мы не поем. Мы любим распевы Кастальского. Вся Страстная седмица у нас расписана по Кастальскому, и в Минск мы хотим привезти часть и этой программы. Не знаю, правда, насколько это будет уместно — стихиры Страстной седмицы.
Очень любим сочинения монахини Иулиании (Денисовой), они составляют существенную часть нашего репертуара. Что же еще?.. Распевы любим: знаменный, византийский, грузинский, но в современном прочтении, с исоном.
— А распевы органично вписывается в нашу современную клиросную жизнь?
— Я не могу сказать в общем, могу только говорить о звучании всего вышеперечисленного в нашем соборе, в исполнении нашего хора. Микс, который получается у нас, мне кажется вполне органичным даже в сочетании с современными композиторами.
— А кого из современных композиторов вы поете?
— Мы поем ектении Елены Брагиной (Юнек) — это современный композитор из Харькова (сейчас живет в Самаре). Вообще, на мой взгляд, в Харькове сейчас много интересных композиторов, которые пишут для клироса. Еще из современных поем Татьяну Метелеву — она московский композитор, регент, руководитель молодежного хора во имя свв. блгв. князей Петра и Февронии.
И мне кажется, что в формате нашего хора всё это вместе звучит, всё подходит ко всему.
— Хор откликается на такое разнообразие?
— Да, вполне! Иначе пришлось бы что-то менять. Есть певцы, которым разнообразия не хватает. Давайте, мол, добавим что-то еще, например, Ипполитова-Иванова. И добавляем! (смеется). Правда, очень редко и не всё, конечно. «Блажен муж» встраивается прекрасно, а вот с первым антифоном литургии сложнее — это абсолютный, на мой взгляд, шедевр, поэтому мне трудно представить, что могло бы звучать вслед за ним. Пока я для себя этот вопрос не решила. В основном репертуаре у нас его нет, но мы его разучиваем.
— Вера, Вы окончили консерваторию — вполне светское учебное заведение. Скажите, в чем, по-Вашему, различие между дирижером и регентом и есть ли оно вообще?
— Конечно! Это два совершенно разных рода деятельности. Для меня это понятно по тому, как по-разному мы готовимся к концертам (записи диска) и службам — для служб нужно создать приемлемое звучание здесь и сейчас, нет времени на шлифовку. Мы быстро лепим некую форму, пропуская мелкие детали, потому что для службы не нужен эффект звучания шедевра, что-то очень большое, сильное, что будет впечатлять. Нужно создать молитвенное настроение. Мы уже много лет вместе, и какие-то вещи оттачиваются за каждой службой и спевкой — это всё работа на длинную дистанцию, постепенно всё становится лучше и осмысленней. А когда готовишься к записи диска (концерту) — совсем другая система запускается. Здесь, наоборот, очень важны все нюансы, их нельзя обойти, невозможно от них отмахнуться, оставить на время. За самый короткий период нужно внимательнейшим образом отнестись буквально к каждой ноте, так просто выматывающие репетиции получаются. Для любителей это неподъемно, поэтому мы за столько лет не записали ни одного диска.
Если же говорить о спевках, мне — регенту — важно удержать равновесие, баланс между подготовкой к концерту и скрупулезной работой к записи диска. Я должна понимать возможности певчих, чтобы в первую очередь у них не пропало желание петь на клиросе. Я всегда боюсь перегнуть палку, и слава Богу, они меня вовремя останавливают. Так и живем: я не требую от них больше, чем они могут дать, — они, в свою очередь, делают то, что могут, максимально честно.
— А Вас как хормейстера не расслабляет такой уровень работы?
— Нет, не расслабляет. У меня, слава Богу, хорошая внутренняя организация, которая не дает мне опустить планку. Я всегда знаю, как надо, как бы самоуверенно это ни звучало. И даже если я не получаю нужного результата, на который и не могу рассчитывать с любительским хором, мне достаточно того, что я знаю, как должно быть, и стараний певчих. Они большие молодцы!
— Что, на Ваш взгляд, самое главное в звучании клиросного хора?
— Мне важно, как хор произносит текст. А люди произносят текст очень по-разному, они в принципе по-разному даже понимают, как его нужно произносить. Это большая проблема, особенно когда приходят новые певчие. Я всегда прошу сначала послушать, как мы поем, как мы произносим слова, чтобы всё звучало. Бывает, поет человек хорошо, а слова правильно произносить не умеет. И я здесь имею в виду не только технику (артикуляцию), но главным образом, как человек понимает и проживает слово, к которому прикасается.
— Вера, как Вы узнали о фестивале «Державный глас»?
— Всё началось с того, что мои ребята принесли ноты монахини Иулиании и попросили попробовать. Подготовили — спели, включили в репертуар. Потом они принесли еще, потом я нашла что-то сама, так и пошло. Особенно ирмосы нам очень полюбились. А еще спустя некоторое время ребята узнали о фестивале «Державный глас», который организует матушка, и загорелись, захотели поехать. Я их поддержала, конечно! Подали заявку — отказ, на следующий год вторую — снова мимо. Уже и не надеялись. А в этом году мать Иулиания сама нас пригласила, и мы, конечно, согласились!
— Вера, что бы Вы пожелали своему хору, каждому из певчих?
— Знаете, я очень хочу, чтобы они все были счастливы! Это мое самое большое желание и пожелание для них! И еще я нам всем желаю терпения. Мы все такие разные, и у всех такие разные требования к тому, что происходит, когда мы собираемся вместе, — без терпения никак не обойтись.
Беседовали Виктория Воуба, Марина Куракина
9.10.2018
