Подать записку в монастырь
О здравии или упокоении
«Улыбка — наш главный инструмент»
Сегодня у нас в гостях Светлана Чекстере. Она живет в Великобритании и занимается уходом за пожилыми людьми. С недавних пор в нашем монастыре тоже развивается это направление служения — уходовое, поэтому общаться нам было интересно. Как помощь тем, кто в этом нуждается, организована в английском обществе? Что входит в обязанности уходовой сестры? Можно ли работать со сложными пациентами и при этом оставаться в ресурсном состоянии? Как говорить с пожилыми людьми о вере? Мы попросили нашу гостью поделиться своим опытом.
Светлана родилась в многонациональной семье. Папа — украинец, мама — латышка. А сама она появилась на свет в Майкопе, городе на юге России. Высшее образование Светлана поехала получать на родину матери. После института решила выбрать школу в глухой латвийской деревне, рассчитывая задержаться там только на год, но год был 1989-й. 4 мая 1990-го Латвия вышла из состава Советского Союза.
— Времена наступили тяжелые, — вспоминает Светлана. — И я в деревенской школе проработала 21 год. Работала бы и дальше, но у нас резко сократилось количество учеников: в одном помещении приходилось заниматься с детьми из двух классов — 20 минут с одними, потом — с другими. А язык — английский. Это было очень сложно. И тогда я решила, что, наверное, пора уезжать.
Перебрались в Англию. Светлана пошла на завод, работала помощником учителя. Но на школьную зарплату семье с тремя детьми существовать оказалось невозможно. А после операции на колене пришлось уйти и с работы у станка. Чтобы подтянуть английский, Светлана выбрала сферу красоты, пошла на курс массажной терапии и еще 11 лет, пока хватало сил, проработала массажным терапевтом.
— А в 2015 году я обратилась в агентство по уходу, которое находилось недалеко от моего дома, — продолжает Светлана. — В его названии было слово Plus — «плюс» (или крестик), то есть это не сиделки, а сестры милосердия. Я пришла к ним просто поинтересоваться, что и как, и они меня сразу взяли, организовали курсы.
Курсы длились 6 дней. Это была как бы первая ступенька медицинского колледжа. И перво-наперво, чему нас учили, — общению.
— Вы знаете, с мая прошлого года в нашем монастыре тоже стало развиваться уходовое служение, и началом послужили именно 5-дневные курсы по уходу за больными. Сестры, которые прошли обучение, ходят на практику в РНПЦ психического здоровья. А как это организовано в Англии?
— Там всё происходит через агентства, которые выступают как посредники между специалистами и теми, кто нуждается в уходе. В первый день практики меня определили в дом (как у нас дом престарелых). В Англии таких больших психиатрических больниц, как в Минске, нет. А психиатрическая помощь — очень дорогое дело. Так же, как лечение больных наркоманией, алкоголизмом. Поэтому там есть такие дома, где собирают людей, которые нуждаются в уходе.
В этих домах предоставляют и уход, и досуг. В каждом доме есть, как я называю, массовик-затейник. Он приглашает разных исполнителей, ансамбли, хоры — музыки очень много. Привозят животных, чтобы дать подопечным возможность общения с природой, организуют другие активности, чтобы поддерживать их связь с внешним миром. То есть не оставляют один на один с болезнью.
По распорядку дня с 12:00 до 13:00 у них ланч — обед. А после обеда идут игры. Бабулюшки и дедулюшки очень любят играть — в лото, другие настольные игры. Такие пассивные игроманы.
…И вот началась практика, а я всё, знаете, одной ногой там стою, а вторая у меня приготовлена — если что, я же сбегу. И смотрю — а мне это нравится. Тогда я уже и вторую ногу туда поставила: решила, что останусь.
И Светлана стала работать как уходовая сестра. В английских домах обязанности персонала распределены: есть те, кто готовят подопечным еду, обстирывают; есть медики, которые следят за состоянием их здоровья. А задача уходовой сестры — помыть пациента, поменять постель и присматривать за ним в течение дня.
— Уходовых сестер приглашают в определенных случаях. Во-первых, когда есть угроза падения. Есть разные виды деменции, например, которая скручивает руки, ноги, и со временем человек может упасть. Во-вторых, когда есть угроза самоубийства: если больные могут что-то с собой сделать. Третья категория — достаточно агрессивные больные, поэтому нужен человек, который будет ограждать их от других. И еще одна категория — люди, которым нужна постоянная защита, за ними постоянно надо смотреть.
Но мы не только уход осуществляем, мы еще — как помощники медсестер. Время от времени нас посылают на такие курсы, где можно получить конкретные медицинские знания — как, допустим, поставить катетер. Обычно эти курсы длятся пять-семь дней. Слушатели изучают материал (основы физиологии, анатомии), потом сдают тест. Тех, кто сдал успешно, приглашают на практический курс, это 1–2 рабочих дня.
Уход за людьми с ментальными расстройствами — очень непростая работа. Сестра должна обеспечить сохранность не только пациента, но и позаботиться о своей. Иногда приходится выбирать — заработок или собственная безопасность. В практике Светланы были и такие случаи.
— В домах, где я работала, смена, как правило, длится 12 часов. А поскольку все эти дома — частные, то частники, как и везде, экономят на зарплате. По закону одна сестра не может смотреть больше, чем трех человек с деменцией, например. Но на практике у нас получается и четыре, и пять. Пока что-то не случится.
Мне довелось работать в агентстве, которое смотрело за молодыми людьми с аутизмом. Плюс они Learning disability — то есть не подлежат обучению. В нашем городе было два дома: в одном шесть молодых людей, в другом — пять. У каждого была своя комната, но каждый — под замком. Вот это было очень опасно — они агрессивны. Те, кто с ними давно работал, говорили: «Ты пришла с розовой резинкой в волосах, и это стало триггером». Или: «Ты пришла в красных носках, значит, это явилось триггером». Но у них триггером может быть всё что угодно. И когда моей коллеге изрезали лицо сиди-диском, я оттуда ушла. Просто от страха.
Долгое время я работала с одним мужчиной с деменцией. В прошлом он был инженером английской авиации, конструировал корабли, с которых взлетают самолеты. Он мог часами рассказывать про аэродинамику. А потом забывал, кто он такой, и открывался другой мужчина… Вот он мне оставил «на память»: у меня колечко «Спаси и сохрани», если вы посмотрите, деформированное. Потому что этот мужчина меня вот так взял за пальчик и это колечко сплюснул…
Поэтому, когда я иду к таким больным, я как пограничник на границе: вроде и улыбаюсь, но знаю, что в любой момент должна либо уклониться, либо поменять свою позицию.
— Не все пожилые люди покладистые, далеко не каждый будет делать то, о чем его просят. Поделитесь опытом, как Вы в таких случаях действуете?
— Надо найти, что этому человеку близко, что ему нравится. Если человек возбужден, я могу предложить принять ванну, это всегда успокаивает. Вот я вижу недовольную бабулечку — говорю: «Пойдем в ванну помоемся». — «Ну, пойдем». Я ее в ванну положу, и начинаем с ней песни петь. Работая в этих домах, я уже выучила весь репертуар Веры Линн (английская певица и радиоведущая, имевшая огромную популярность в годы Второй мировой войны. —. Ред.). Ее песню We’ll Meet Again бабулечки обожают. Потом я говорю: «Джил, а ты помнишь послевоенное время?» — «Ой, Светлана, помню». — «Расскажи, как вы жили». И она мне столько своих историй расскажет! Но это тоже не всегда работает, к сожалению.
Еще в английском менталитете есть cup of tea — чашечка чая, чашечка кофе. Это привычно, и это срабатывает.
У меня всегда с собой есть хорошая книжка. Другой раз положу бабулечку на кровать: «Давайте Вам почитаю». Либо какие-то фильмы ставлю, то, что она любит.
Если я приду и буду сидеть, как истукан, то, наверное, ничего не получится. Я буду человека раздражать своим молчанием, своей нерешительностью. Это может явиться триггером агрессии: «Что ты сюда пришла?» Поэтому я всегда стараюсь убрать все триггеры и найти какую-то активность, чтобы установить этот психологический мостик.
— С опытом приходит понимание, что в этой работе важно, а что нет. На что действительно нужно обращать внимание, а за что можно не переживать?
— Важно всегда держать пациента в позитивном, хорошем настроении. Подгузники менять, мыть — это не сложно. А вот самое важное — это его, так сказать, психологическое состояние: стараться удерживать его от дурных поступков, если несколько человек вместе — чтобы они не дрались, не плевались или просто чтобы не унывали. Вот увидела, что человек предается грустным воспоминаниям — а, хорошо, улыбнулась и подхожу. Улыбка — наш главный инструмент.
Но это для них понятно, а для вас это очень тяжелая работа. С ними и психологически тяжело, и ментально тяжело, и физически тяжело, потому что у людей к концу жизни уже столько болячек…
— А как в таком случае пополнять собственные силы, чтобы оставаться в ресурсном состоянии? Как себя восстанавливать и сохранять?
— Сейчас я вам расскажу, как я делала. В первую очередь я в агентстве установила так, что работаю по 12 часов только три дня либо три ночи подряд. И вот я отработала эти три дня, вышла за двери дома — выдохнула, полюбовалась звездочками, полюбовалась рекой, еще чем-то. Понимаете, нам тоже надо найти что-то положительное вокруг себя. Или смешное.
У меня как-то смена была 25 декабря. А там 25 декабря автобусы не ходят — праздник. Утром меня отвезла подружка, которая тоже там работает, а вечером я договорилась с мужем моей средней дочери. А денечек, знаете, тяжелый выдался — праздник, персонала мало, потому что все в основном хотят этот день дома провести. Ну, уже доработали, как могли. Приезжает за мной зять, выхожу из дома, а он так далеко остановился, что мне кругами идти. Ну, думаю, здесь маленькая горочка, сейчас я спущусь. А там же снега нет, дожди идут. И я по грязьке, по грязьке, и не удержалась — села и так съехала. Подхожу к зятю, хохочу: «Так и так, и смех и грех — не могу в твою машину сесть!» И потом, когда у меня был трудный день, я всё время вспоминала этот случай и смеялась. Это меня выводило из тяжелого состояния. Всегда надо найти что-то смешное.
Ну а вообще, знаете, я не люблю, когда я вот такая пришла (делает угрюмое лицо). В 7–7:30 у нас начинается утренняя смена. Я пришла такая — и вся наша комната персонала помрачнела. Думаю, нет, так дело не пойдет. И я начинаю что-то смешное рассказывать, шутить. И как-то все заводятся, идем на планерку — уже хохочем и к пациентам приходим жизнеспособными. В общем, надо искать позитивный настрой.
— Светлана, как верующий человек Вы говорите со своими подопечными о Боге? У нас — будь то в больнице, будь то на дому — можно пригласить священника. Как у вас это происходит, как ваши подопечные на эти разговоры откликаются?
— Есть разные люди. Некоторые мне говорят: «Я это не практикую». Значит, всё, вопрос закрыт. А некоторые действительно верующие. Человек хочет говорить — говори. У меня есть и Библия на английском языке, и другие книги. Начинаю разговор с того, что сама хожу в храм (я хожу в греческую церковь). Ну а батюшка у нас, отец Грегори, знаменит на весь город. Он 30 лет в этой церкви был батюшкой, англичанин, выучил греческий язык. А до того, как пришел к вере, работал учителем в школе. Ему было 55 лет, когда он рукополагался. И его очень многие знают в городе, особенно старички. С такими моими пациентами, которые его знали, можно разговаривать.
Если вижу, что человек расположен, спрашиваю, в какую церковь он ходил, там же очень много конфессий. Кто-то говорит, например, в англиканскую. Тогда я прошу: «А расскажи, как у вас то-то и то-то, а такое вот у вас есть?» И человек начинает рассказывать. А потом может и у меня спросить: «Ой, а вот ты помнишь, когда Иисус Христос говорил то-то?» — «Ну-ка, напомни мне, что-то я этот момент подзабыла».
Но в основном они, к сожалению, неверующие. Очень редко. Вот из моих подопечных, может быть, один мужчина только всё время просился в церковь, и я тоже просила начальника организовать ему священника.
У них, наверное, вера после войны остановилась. Как мне бабулечки рассказывали, после войны у них были в основном англиканские церкви. Я как-то свою сестру привела в такую церковь. Там начали петь песни, мужчина с гитарой вышел. Сестра смотрит на меня: «Это что, церковь? Это мы в церковь пришли?» Понятно, да? Так что в основном у этого поколения нет веры. Я с сожалением это говорю, но моя младшая дочь ходит в танцевальную школу, которая находится в бывшем церковном здании. Была церковь, а прихожан не стало — и церковь отдали школе…
В личном альбоме Светланы никогда не будет фотографий с работы, в окружении подопечных, она никогда не назовет их фамилии — эти сведения, как врачебную тайну, разглашать запрещено. Но каждый человек, с которым свела судьба, остался в ее сердце.
— Помню, присматривала за женщиной, она была биполярная. Почему ей нужен был присмотр один на один, уход? Потому что сначала она хорошая, всё хорошо, а потом просто бросалась на всех. И когда я уже видела, что она идет не в ту сторону — уводила ее в комнату: «Джил, мы пьем чай. Приляг, отдохни, давай я тебе почитаю, давай кино посмотрим…» А ее муж Дэнис настолько ее любил! Они были женаты 40 лет, взрослая дочь, внуки. Когда с ней это началось, как они с дочкой ни старались, сначала с помощью медикаментов — ничего не помогало, и ему пришлось ее отдать. И вот он другой раз приходит: «Ну, давай я тебе расскажу, как мы с ней познакомились. Я встретил ее в парке, когда она гуляла с собакой. И, ты знаешь, на ней был такой шарф, я пройти мимо не мог…»
Подготовила Татьяна Запека
Фотографии Максима Черноголова и из интернета
19.11.2025
