Оглашенные девушки

Господь открывается тогда, когда человек готов Его услышать.

Моих родителей непрестанно и непредсказуемо носило по странам, континентам… Между тем дата моего рождения точно совпала с началом года. Произошло это на севере Голландии в университетском городе Гронинген. Там я стала самой младшей среди братьев и сестер. По каким-то причинам меня, единственную из детей, не крестили после рождения. Дальше, уже со мной, семья странствовала по Европе, пока не попала в СССР. Для чего именно Промысл принудил нас приехать в Советский Союз, я поняла позже и теперь постараюсь рассказать вам.

Продолжая жизненное шествие, мы попали в Москву. Прожив год в гостинице «Москва», семейство перебралось в Новосибирск и далее — в Академгородок. Затем был иркутский Академгородок, а следом — Прибалтика, Калининград.

Однажды в детстве я приболела. Перелистывая книгу по искусству, остановила взгляд на одной из страниц и не могла оторваться. Взяв лист бумаги и карандаш, я начала перерисовывать портрет пророка Иоанна Крестителя. Но только через много лет я узнала, кто он такой…

Продолжая семейную традицию странствий, я решила уже самостоятельно отправиться «покорять Москву». В свои 17 обитала не только в районах этого бескрайнего города, но и в Подмосковье. Обзавелась новыми знакомыми. Веселая одиссея растекалась по московским улочкам, кварталам, квартирам, комнатам, общежитиям. Мы, молодые, философствуя, искали смысл жизни не в библиотеках, а во встречах, спорах. По случаю я попала на КСП (клуб самодеятельной песни), и меня поразила атмосфера этих встреч, исполненная теплого соучастия. Музыка, хорошая песня, безусловно, сплачивали. И все-таки что-то было не так, я не понимала, что именно, но не хватало чего-то возвышенного…

Как-то меня пригласили в Рублевский музей Андроникова монастыря. Осматривая его архитектуру, иконы, поднимаясь по лестнице вверх к очередному залу, попала на Страшный суд. Перед моими глазами предстали иконы деисусного чина. Мне сказали, что так будут судить людей после Времен. Это настолько запало мне в душу, что, спускаясь по лестнице вниз, я уже не могла ни о чем думать от страха, не понимая, впрочем, умом; но душа была в смятении… Так три дня я буквально боролась с совестью, успокаивала себя утешительными фразами: «Это не так! Не может быть! Все живут и ничего…» Понемногу заглушая впечатление суетой мира, исподволь успокаивалась, пока всё снова не покатилось своим чередом.

Подходил к концу 1979 год, в воздухе уже витал терпкий захватывающий порыв нового, неповторимого, неосознанного, тогда неизбежно совершаемого. В то время мы кочевали вместе с Еленой Е., пробивая себе дорогу: она — из Куйбышева (ныне Самары), я — из Калининграда. Мне и сегодня до конца не понятно, почему я уехала в Москву. У меня, профессорской дочки, была отдельная комната и другие привилегии, которые тогда имели не все, а теперь приходилось скитаться в поисках съемного жилья. Елена работала в детском саду, я — в хирургическом отделении больницы. Компания у нас была весьма разнообразная: физики, лирики, студенты-авиаконструкторы, архитекторы, музыканты, поэты, композиторы, фольклористы, театралы, даже князья. Встречались и диссиденты. В общем, было весело и нескучно — бесконечные концерты, встречи, философские разговоры, путешествия…

Елена крестилась в 16 лет самостоятельно в Самаре. Я только думала о Крещении, хотя понятия не имела, что сие значит, но верила, что крещеный человек — хороший, правильный. Даже не пойму, откуда взялось такое убеждение. Так протекали дни, но ничего не происходило. Шла обычная веселая жизнь. Вот очередной отпуск, и мы отправились в далекое путешествие: Москва — Рига — Калининград — Куйбышев — Ташкент — Самарканд — Бухара — Москва. Большой компанией посетили Ригу, побродили по уютным улочкам. Там мы с Еленой отделились от друзей и поехали в Калининград. Побыли и отправились в Куйбышев, где невидимыми для нас струнами хотели восполнить отсутствие моего Крещения. Договорились по возвращении из Узбекистана креститься у архиепископа Иоанна Снычева. По правде сказать, мой внутренний душевный мир как-то сопротивлялся, хотел все-таки знать, что за такое загадочное тайное учение, которое делает людей хорошими. Ни книг по Православию, ни Евангелия у нас тогда, естественно, не было, да и знакомых не было, которые могли бы в этом вопросе помочь. Но наш поезд уже мчался из Куйбышева в Ташкент. По мере приближения к цели, в созерцании лесостепи, степи, пустыни за окном вагона, мне стало не по себе. С грустью я думала: зачем, куда я еду? Настроение падало с увеличением количества барханов, верблюдов…

Не буду утомлять подробностями о пребывании в Узбекистане… Скажу только, что путешествия двух юных особ в восточные земли (без сопровождения мужчин) я не посоветовала бы даже врагу. Сказано громко, но правильно. Хотя это уже другая история, а в этой суждено было через художницу Любовь, любезно приютившую нас, открыть новый мир.

Кроме обычных ознакомительных посещений Ташкента, Самарканда, Бухары (родственницы Тютчева, местных художников), Люба осторожно пригласила нас проведать необычную старушку, предупредив, что она глухая и ей надо будет писать записочки. Конечно, мы не очень хотели, но всё же, из уважения к опекавшей нас художнице, согласились. Позвонили в дверь (скорее, посветили, так как хозяйка не слышала, и звонком ей служила лампочка). Старушка оказалась улыбчивой монахиней Иоанной, урожденной баронессой Юлией Николаевной Рейтлингер, выдающимся художником-иконописцем. (Это она расписывала храм Покрова Пресвятой Богородицы на улице Лурмель в Париже). Мы писали ей на листочках, а она отвечала и рассказывала много интересного. Сообщили о моем намерении креститься, но прежде — желании узнать, что сие значит. Она любезно дала адрес своих московских знакомых. Мы незаметно для себя растворились в ее пространстве, где зажигался свет, но уже другой — внутри нас. Когда вышли от новой знакомой, в нас влилась иная реальность, мы как бы ощутили крылья. Было легко и необычно радостно, тепло, и тела казались невесомыми…

Крещение в Куйбышеве не складывалось. Господь попустил иное, и мы полетели в Москву…

Как раз перед началом поста произошла встреча с отцом Аркадием Шатовым на квартире у знакомых монахини Иоанны. Когда мы вошли в интересную, интеллигентную квартиру художников, то увидели молодого человека в черном одеянии. Это и был отец Аркадий, с которым мы познакомились, пили чай и с интересом общались. На следующий день мне нужно было лечь в больницу на обследование, куда через несколько дней отец Аркадий пришел с цветами, апельсинами и Новым Заветом. В советское время зимой не так просто было встретить цветы, апельсины и, тем более, Книгу книг. В этом явно прослеживалась символика: цветы, плоды (райский сад) и Новый Завет (мудрость жизни). Трудно описать мое состояние от такого внимания… Уходя, отец Аркадий попросил узнать, хочет ли кто-то из болящих причаститься или исповедоваться.

Я со всей отзывчивостью и пристрастием заходила в каждую палату и задавала поставленный вопрос (напомню — это в советское время). Но больные — старушки и старички — испугались того, что будто бы следом они должны умереть. Некоторые, устрашенные совестью, заволновались. Бдительные атеисты поспешили сообщить персоналу, а те донесли до ушей начальства больницы, в которой я, собственно, работала и в то время лежала. Начальство незамедлительно собрало «тройку» из партийного и руководящего состава больницы, пригласили меня. Сначала они дотошно расспрашивали, что, как да откуда… Собственно, я могла рассказать только про отца Аркадия, но, конечно, этого не сделала. В конце допроса объявила им, что я даже не крещеная — и это была правда. Еще сказала, что, если они с таким жаром принуждают меня опомниться, стоит разобраться: наверное, что-то в этом Православии есть. В заключение они вынесли свой вердикт: мы тебя увольняем и выписываем из Москвы. Мне ничего не оставалось, как согласиться с ними (каким-то чудом этого не произошло, хотя постоянная прописка надолго откладывалась). Но в результате этого инцидента я была счастлива: последующие годы работы в больнице мне не надо было утаивать свое отношение к вере.

Мы с Еленой Е. и другими людьми поехали в Подмосковье, на место служения отца Аркадия. Ехали на электричке, потом двумя автобусами… Когда вышли из автобуса, нас встретил отец Аркадий. Была зима, стояла мгла, тишина — необычайно торжественно и символично. Батюшка предупредил, что дорога предстоит сложная, по заснеженному полю, где стоят вешки. Нужно двигаться за ним и друг за другом, не ступая ни шагу ни влево, ни вправо, так как сразу провалишься очень глубоко. Представьте картину: ночь, зима, отец Аркадий на лыжах, в скуфейке, старинной зимней рясе, мы идем за ним след в след. Отец Аркадий освещает темную снежную долину. В ярком свете фонаря — абрис священника, и мы шагаем в таинственный, загадочный мир бесконечных открытий. Тогда мы еще не знали, что это — самое лучшее время…

Как обычно, во вторник в Москве, дома у отца Аркадия собирались на молитву и исповедь. Он объявил, что вот, мол, у нас девушки совершили подвиг. Мы возразили, что, дескать, всё здорово: мы легко прошли по бездорожью, было интересно. А им, действительно, сказано было в том смысле, что мы просто передвинулись и посетили село Голочелово! Такое вот подвижничество…

Весь Великий пост мы оглашались. Наши наставники прилежно следили, покидаем ли мы храм после слов «Оглашенные, изыдите!» На Страстной седмице была двухчасовая исповедь, наши слезы и вопрос отца Аркадия: могу ли я перед всей церковью открыть свои грехи? Я, в страхе подумав, согласилась. «Ну, тогда будем тебя крестить!»

Елена воцерковлялась, а я крестилась в пасхальную Великую Субботу, как в первые времена христианства. После купели у меня во всех смыслах спала пелена с глаз. Не передать то необычайно чудное состояние… А после Пасхальной седмицы в понедельник мы встали, переглянулись и ощутили: то состояние ушло…

Думается, что детское желание нарисовать портрет пророка Иоанна Предтечи было своего рода молитвой к чудесному оглашению и Крещению.

Так Господь через отца Аркадия открыл нам удивительный, совершенно радостный, несравненно величественный мир — неизъяснимый и бесконечный…

Вот и ответ на вопрос, почему меня, единственную в семье, не крестили в Голландии, хотя сестры и братья были крещены в Евангелическо-Лютеранской Церкви. Для того, чтобы оказаться в Москве и прикоснуться к Православию.

P. S. Моя мама была крещена в Православие в 77 лет. Крестилась и старшая сестра, а подруга Елена Е. стала монахиней Ольгой.

15.08.2025