Зинаида Зубкова 65 лет отдала театру имени Янки Купалы

«Мне кажется, что Вы — интересный человек». — «Возможно, Вы не ошиблись…» Мы познакомились на улице. Мое внимание привлекла женщина в шляпке с цветочком: в ее походке читались интеллигентность и легкость. Когда-то отец Андрей сказал, что о человеке можно сказать, даже глядя на него со спины. Я догнала пожилую леди и выяснила, что она — актриса, родилась еще до войны и, несмотря на возраст, до сих пор выходит на сцену. Мы договорились встретиться после спектакля «Вечар». Позже я узнала, что случайная знакомая — Зинаида Петровна Зубкова, советская и белорусская актриса театра и кино, народная артистка Республики Беларусь. Уже 65 лет, с тех пор как окончила театральный институт, она служит в белорусском Национальном академическом театре имени Янки Купалы в Минске.

Спектакль «Вечар» пролетел на одном дыхании. Двое стариков и их соседка преклонных лет коротают век в вымирающей деревне. Это вечер их жизни, время подводить итоги…

Я дождалась Зинаиду Петровну в холле, и она пригласила меня в свою гримерку. На стене — икона Богородицы, фотографии известных артистов.

— Я видела этот спектакль лет пять назад, и тогда он вызвал во мне совсем другие чувства…

— Мы растем, думаем, меняемся. Этот спектакль мы играли еще молодыми. Время приходит, и оно другое. Сейчас мне легче играть свою роль, хотя я помню войну. Когда она началась, мне было три с половиной года. Очень страшный путь, в котором был концлагерь «Шталаг-340» — лагерь смерти для русских. Никому такого не пожелаю. Но теперь война почти пришла к нам, потому этот монолог мне легко исполнять. Я уже как бы подвожу итоги жизни. Тогда я могла фантазировать, а сейчас — всё налицо. Это страшно, не приведи Господь. Сейчас пьеса Алексея Дударева, по которой поставлен «Вечар», включена в школьную программу. Дети приходят на спектакль и плачут. А старшие — звонят своим родителям.

— Как вам удается завладеть вниманием подростков?

— С самого начала юные зрители собираются. Пока звучит музыка, они могут шелестеть, шептаться. Но на сцену выходит Володя Роговцов (роль Василя), начинает тихо говорить — и зал замолкает, погружается в действо. Этому помогает и великолепная декорация. Художник-постановщик Борис Герлован сделал чудо, создав атмосферу: вода и листья, разбросанные по сцене, сразу дают настроение.

— Я удивилась, когда Вы, как молоденькая, побежали по листьям.

— Когда я выхожу на сцену, совершенно забываю о том, что что-то может болеть…

— Как вера вошла в Вашу жизнь?

— Мои родители не были революционерами. Мама родом из России, вышла замуж за моряка из Кронштадта. Папа служил старшим лейтенантом. У меня есть газеты, где рассказывается о его подвиге — он собой закрыл амбразуру.

Дома у бабушки висела икона. В праздник она надевала белую косыночку, зажигала лампаду, вставала на колени и шептала слова молитвы.

Я поступила в Беларусь, в театральный институт, а до этого воспитывалась в Латвии. Там все были верующие — или католики, или православные, атеистов я не встречала. После войны прошло короткое время, а в самую страшную минуту первое, что делают люди — обращаются к Богу.

Помню, в 1960 году в латвийском городе Даугавпилс, где мы жили с мамой, стоял очень красивый голубой храм в честь Владимирской иконы Божией Матери. Моя мама была прихожанкой этого храма. По приказу Хрущева его взорвали, и у меня осталась в памяти картинка: горстка стекла. Я там увидела хрустальную подвеску, взяла ее себе, но ощутила, что надо пойти и положить этот кусочек хрусталя на место. То есть я всегда боялась Бога, но в церковь стала ходить благодаря дочери. Она глубоко изучала Православие и даже хотела принять монашество. Ездила в Россию к старцу Иоанну Крестьянкину за благословением. Батюшка благословил ее создать семью. Сейчас моя дочь в Германии, принимает деятельное участие в церковной жизни и строительстве православного храма. Ее муж служил иподиаконом у владыки Филарета (Вахромеева. — Ред.).

У нас вся семья при церкви, я хожу в наш Петро-Павловский собор. По воскресеньям мы собираемся и читаем Ветхий и Новый Заветы. Иногда я беру книгу Чехова или какого-то другого писателя и читаю для прихожан. На острове Корфу помогаю молодому батюшке, который служит в храме святителя Спиридона: мы заказываем в Минске для него облачение, а потом по возможности передаем.

Я связана с Церковью, может быть, духовно, и у меня есть потребность в молитве. Часто говорю батюшке: «Не думайте плохо об актерах. Мы без креста не выйдем на сцену». Талант — это не наше. Это нам Бог дал. Слава Богу, я его нашла. Я с детства искала самовыражение в искусстве. Мама отдала меня в музыкальную школу, еще я танцевала, рисовала — вся атмосфера способствовала. И вот с Божией помощью всё получилось.

— Как Вы совмещаете служение Богу и служение в театре, и есть ли здесь противоречие?

— Никакого противоречия. Ведь мы же всегда несем добрую весть. У нас нет спектаклей, которые проповедуют зло, — только добро. У нас в театре и молодежь вся верующая. Я знаю, что все они ходят в храм. Никто не афиширует, но это в порядке вещей.

— Ваш зять служил иподиаконом у митрополита Филарета. Вы были лично знакомы с владыкой?

— Да, имела честь быть знакомой. Удивительный человек. Перед ним был и страх какой-то: эта мощь, эти глаза, которые, кажется, видят тебя насквозь… Владыка Филарет меня восхищал: он понимал искусство, ведь сам был музыкантом, и в то же время много читал классиков, причем основательно, поэтому все его проповеди и лекции были такие глубокие. Он как бы открывал дверцу, а нам только оставалось войти туда.

Я всегда гордилась тем, что мой зять — иподиакон владыки. Потом зять поступил в семинарию. Проучился года полтора и понял, что наука ему ближе. Он попросил митрополита Филарета отпустить его, и тот благословил. Сейчас мой зять преподает, у него своя кафедра.

— Как, по Вашему мнению, изменились люди за последние десятилетия в духовном плане?

— Я смотрю по церкви: народу очень много. Сейчас пустых храмов нет. Я стояла вчера перед нашим кафедральным собором… Туда приезжают экскурсии отовсюду, и женщины помнят, что в брюках нельзя зайти в храм, у них у всех газовые платки, они их завязывают. Раньше такого не наблюдалось. Сейчас многие приходят в храм, благодарят. Мой — собор Петра и Павла. Посмотрели бы вы, сколько на праздник там людей и сколько причащающихся!

— В чем для Вас заключается счастье?

— Счастье — это когда порядок в душе. Чтобы этот порядок появился, надо иметь чистую душу, а чистую душу вы можете найти только в Церкви. Поисповедуйтесь, почувствуйте все свои слабости, поплачьте — и вам станет легче, особенно когда вы говорите с батюшкой один на один.

— Сейчас люди не расстаются с мобильными телефонами. Им некогда заглянуть в свою душу. Это отвлекает на какие-то мелочи. Особенно мне детей жалко. Ребенок в песочнице — мама сидит в телефоне. Он что-то говорит, а она кивает: «Да, да, да» — а на самом деле не видит своего ребенка, не чувствует его. Когда я воспитывала дочь, глаз с нее не спускала: боялась, чтобы девочка что-то в рот не взяла. Может быть, актерство выступало, но мне всё время хотелось ее развеселить: «А давай мы сделаем вот это!» С внуком придумывала сказки на ошибки, которые он совершал. Например: «Жил-был цветочек, он рос, рядом цвели сестрички, братики. Но однажды пришел мальчик, сорвал цветок…» — и внук начинал понимать, что сделал что-то не то. Сейчас он ко мне трепетно относится. Может быть, повлияли те сказки… Чем ближе мать к детям, тем они потом будут более целомудренными.

— Иногда двухлетний малыш сам с телефоном…

— Это очень плохо. У него не развивается мышление и воображение. Он не может сам найти выходы в ситуации, полностью делается роботом. Ему ничего не интересно. Да, есть прекрасная молодежь, которая в своих сферах высоко поднимает и науку, и музыку, но их меньшинство. Поэтому я волнуюсь за то, какой будет наша страна.

— Как бы Вы хотели, чтобы о Вас вспоминали?

— Чтобы улыбались, что была такая артистка.

— Каким образом Вам удается сохранить энергию и вдохновение для игры на сцене?

— Жизнь в быту, обществе и на сцене — это разные вещи. Помогают огромная фантазия, понимание и восприятие твоей героини: ты как будто входишь в ее жизнь, и у тебя сами ноги идут, глаза плачут. Сейчас редко ставят такие пьесы, как «Вечар». Вот, например, у нас идет спектакль «Дядюшкин сон». Интересно поставлен: играется так, словно современный. Смысл в том, что не важно, какой жених, хоть старик, главное, чтобы богатый. В этом спектакле я не такая, как в «Вечары», потому что там другой материал, другое лицо, тембр голоса. Всё вытаскиваешь изнутри.

Если вы от Бога имеете искусство в себе, Он помогает. Вы мыслите совершенно по-другому, входите в эту ситуацию, смотрите, что предлагает автор. Прекрасно, если автор — талант и при помощи декораций создана атмосфера.

— Вы думаете после выступления о том, как всё прошло?

— Конечно, анализирую. Пока я от театра дохожу до дома, у меня перед внутренним взором проходит весь спектакль. Чувствую, где я недобрала или перебрала. Я слышу воздух и дыхание зала.

— В каких спектаклях роли для Вас — самые важные?

— У меня есть две самые любимые роли: в спектаклях «Вечар» и «Свадьба». Со «Свадьбой» Чехова мы объехали много стран. Он был музыкальный, хореографический и с текстом. Я пела Стравинского, танцевала. У меня было мало текста, но эту мою роль зрители запомнили.

— Что Вы можете посоветовать молодым актерам?

— Я им ничего не советую. Потихонечку шепчу на ушко, что надо сделать.

— Вы всегда выглядите элегантно…

— Надо любить себя, я имею в виду не в плохом смысле. Вы выходите на улицу — кругом красота такая, тем более в Минске, и выйти неубранной, неприбранной — это стыдно, особенно в возрасте. Ладно, в молодости — всё хорошо: и так, и эдак… А в мои лета надо ходить так, чтобы молодежь посмотрела и сказала: «О, я тоже такая буду старенькая». Я не пользуюсь помадой и тенями — для каждого возраста своя красота, — но шляпки люблю!

— В душе Вы чувствуете себя молодой?

— Обязательно. Правда, раньше я убирала свою двухкомнатную квартиру за один день, а теперь убираю за два. Сама готовлю: соления, варенья… Сейчас столько интересных продуктов! Когда приготовишь сама, совсем другой вкус. Люблю, когда гости приходят.

— Как Вы на всё находите время?

— Если захотите, вы его найдете!