Новая серия наших публикаций в рубрике «Служение. Мастерские» рассказывает о людях, которые несут послушание в мозаичной мастерской монастыря.
«Чтобы мозаика получилась живой, нужно полюбить то, что ты делаешь», — говорит Денис Черновец, который трудится в мастерской уже 20 лет. — А еще, занимаясь мозаикой, прежде всего работаешь над собой». О служении в мастерской читайте в нашей статье.
— У одной нашей сестры была очень хорошая фраза: «Надо вылюбить то, что ты делаешь» — выкладывая каждый камушек, пролюбить его. Это, к сожалению, получается не всегда, — рассказывает о главном принципе своего дела Денис, выкладывая камень в раствор.
Денис — мозаичист. В мастерской он трудится уже 20 лет, а пришел сюда сразу после окончания учебы в академии искусств. Еще в школе он ходил в «художку», затем поступил в художественное училище, а после в академию на отделение монументальной живописи, где изучал разные техники, в том числе мозаику, фрески. И хоть его курсовую по мозаике высоко оценили, он не думал, что будет заниматься именно ей.
— Мне всегда нравилась станковая живопись. И я думал, что моя жизнь будет связана с ней. По крайней мере, у меня были такие предпочтения.
Когда я заканчивал академию, в монастыре уже трудились ее выпускники. Они начинали работать с мозаикой. Это Дмитрий Кунцевич — он тогда был послушником в монастыре и руководил процессом, Александр Трусковский, Максим Свистунов, Михаил Лавшук, Максим Дударев. Они и сказали мне: «Приходи, попробуй». Пришел, попробовал и остался.
Денис подключился к выкладыванию мозаики Божией Матери для Державного храма. К этому времени он крестился, и работа в монастыре совпала с началом его воцерковления. Желание глубже узнавать свою веру в том числе удержало его в монастыре.
— До крещения я мало что знал о христианстве. Но еще в детстве проживал моменты, которые сейчас могу оценить как присутствие Бога в моей жизни.
В моей семье было много любви. Мы не жили богато, но родители уделяли мне внимание. Мама вкусно готовила, мы ездили на пикники, отмечали праздники, мною занимались: я посещал много кружков — спортивные, бассейн, шахматы, борьбу, художественный; всегда был любознательным.
У меня была любящая бабушка. Теперь я понимаю, что опыт родительской любви я проживал как отблеск Божественной. «Ведь если меня любит родной отец и прощает мои даже грубые грехи, то тем более простит Отец Небесный!» — с этой мысли началось мое движение к Богу.
Во время учебы, когда я стал жить самостоятельно, совершил много грехов. Это давило, душа искала выход — так начался мой духовный поиск.
Денис искал выход и в буддизме, и в кришнаизме. Читал книги, ходил на собрания. Но истинного Бога и Его благодать ощутил после Крещения в нашем монастыре и встречи со своей супругой, сестрой милосердия.
— Я давно хотел креститься, но всегда откладывал. А потом в жизни случился такой пиковый этап, когда я почувствовал в этом необходимость. Когда ты крестишься, приходит благодать. Ты это понимаешь не умом, а ощущаешь всем существом.
— Чтобы мозаика получилась живой, она должна быть пережитая: ее нужно прочувствовать и полюбить то, что ты делаешь.
Наш руководитель Дмитрий задумывает общую идею и делает эскиз. Нужно его прочитать, расшифровать и перевести на язык мозаики. Переводы и переводчики бывают разные. Этому долго учишься. В книжном переводе есть подстрочник, когда каждое слово переводят дословно, а есть переводчики, которые пытаются понять общий смысл и стиль автора и могут пожертвовать точностью перевода одного слова ради общей картины. Так и в мозаике — важно не потерять смысл и общую идею. При работе над замыслом мы много общаемся, обсуждаем друг с другом, что нужно поправить, что усилить — получается, что это совместный труд всех со всеми и с Богом — синергия соучастия в Божественном замысле.
Сначала на картонке делается предварительный набор. На этом этапе можно что-то поменять, уточнить, составить верные цветовые решения, подобрать гармонии. Это похоже на поле боя за правду, где ты сражаешься с самим собой. А когда камни перекладываются в раствор на чистовую — снова битва и преодоление себя. Надо опять думать, переживать, осознавать, хотя со стороны кажется, что камушки кладутся автоматически. Каждый новый процесс — новое открытие, новый опыт.
Бывает, что над одной мозаикой работают несколько человек: одну часть делает один, вторую — второй, третью — третий. И надо, чтобы эти фрагменты сочетались между собой.
У каждого мозаичиста свой почерк. Это как в письме: есть каллиграфический почерк, есть обычный, есть медицинский (улыбается), а кого-то и вовсе надо учить писать. В мозаике нам надо стремиться к каллиграфии. Каллиграфия — это ведь искусство красивого письма. А мы здесь пишем камнем.
Чтобы выкладывать образ, в него надо влюбиться. Когда в мастерскую приходят трудиться новые люди, всегда совершают много ошибок, ведь им надо приобретать новый навык, изучать совершенно новый «язык», учиться на нем читать и писать. В процессе обучения их становится всё меньше. Мы все здесь ученики в школе — школе мозаики, школе жизни, Божественной школе, академии! Ошибки есть всегда, главное — их признавать и не бояться исправлять. Чаще всего они случаются от невнимания, небрежности, непослушания, от внутренней грубости, нечувствительности, греха. Всё это отражается на работе, и надо учиться это преодолевать.
— Мне кажется, что мозаика не принадлежит нашему времени, так как это очень кропотливый ручной труд. А современное время быстрое — высокие скорости перемещения, передачи информации. Некоторые успевают жениться, развестись и умереть, а ты только закончил мозаику. Вышел из мастерской, а у тебя уже седая борода (смеется).
Бывает, что ты набираешь-набираешь камни, но процесс никак не идет, и этот этап может быть очень болезненным. А потом вдруг ты переходишь какой-то барьер — и всё делается легко.
Этот сверхзвуковой переход происходит, когда смиряешься. Когда понимаешь, что ты ничего не можешь, и начинаешь просить помощи у Бога. И Господь начинает действовать: ум проясняется, освещается, всё второстепенное, лишнее отбрасывается и остается только самое главное. Когда вся шелуха отлетает, образ остается в простоте. И тогда получается легко и быстро сделать, казалось бы, невероятно сложные вещи.
Так послушание в мастерской углубляет отношения с Богом, помогает быть в контакте с Ним постоянно.
— В мозаике мне больше всего нравится работать над ликом. Когда человек смотрит на мозаику, то в первую очередь выделяет лик.
Когда спустя время смотришь на свою работу, бывает, понимаешь, что она хорошая, но теперь сделал бы иначе; а бывает, чувствуешь, что она удалась, и ты попал во что-то вечное — это значит, что случилось Божие участие. Тогда мозаика начинает жить как самостоятельное произведение. Мое дело — просто делать. Иногда это Божие участие случается, иногда нет. Бог дает — и Бог не дает.
Мне кажется, что Богу мозаика не нужна. Ему же Свои фотографии на комоде не нужны. А вот людям нужен образ Божий, нужна красота. Образ, воплощенный в мозаике — технике, которая сохраняется на протяжении веков, — приближает нас к вечности. Мы смотрим на образ и через него обращаемся к первообразу — Спасителю, Богородице или святым. Так мозаика проносит нас сквозь века, и мы встречаем Спасителя, Его Пречистую Матерь, святых, обращаемся к ним в молитвах. Обращаются зрители, обращается и художник в процессе создания.
— За 20 лет работы в мастерской были возможности и желание уйти. Что удерживает? Трудно сказать.
Икона — это богословие в красках. В мозаике, во фреске — не важно, в какой технике. Иконопись — это сакральное искусство, это художественный язык Церкви, и им легче заниматься, живя духовной жизнью, таинствами. Иначе ты не на лозе и, как розга, засыхаешь без сока, без корней. В монастыре ты трудишься в Духе. Для меня очевидно, что здесь действует Господь.
Думаю, что трудиться в мозаичной мастерской — это большое благословение. Когда ты трудишься в отдельной от Церкви мастерской или компании, гораздо легче себя потерять, чем найти.
Отношения между людьми тоже влияют на работу. В мастерской в основном доверительные отношения. Конечно, бывают и обиды, и раздражение. Но в целом все общаются, носят друг друга в немощах. Если знают, что у кого-то, например, семейная проблема, могут подключиться и помочь. Тут за тебя помолятся, попереживают. Когда приходит новый сотрудник, ему помогают, рассказывают, объясняют — в этом тоже служение. У коллег есть понятие греха, покаяния, желание жить с Богом.
Каждое утро у нас молитва. Это хорошая палочка-выручалочка для тех, кто не успевает помолиться дома. И это очень объединяет.
— Для меня мозаика — это сакральное место встречи с Богом, это моя пустыня. Это место, где камень, политый потом и порой слезами, оживает. Во многом это зависит от моего внутреннего желания победить себя, поднять взор, увидеть красоту вокруг себя.
Святой преподобный Андрей Рублев вел аскетическую жизнь. «Сердце твое утвердил еси в Господе, отче преподобне, и душу очистил еси покаянием, тело же предал пощению и трудом, и обитель Пресвятыя Троицы явился еси, Юже моли о спасении душ наших», — поется в каноне. Он себя очистил, чтобы воспринять красоту и стать обителью Пресвятой Троицы. Конечно, Андрей Рублев — это одна из вершин, на которую мы лишь мысленно взираем, когда читаем ему канон. Надеюсь, что с помощью Божией всё же удастся делать шаги и в сторону духовных вершин.
Беседовала Ольга Демидюк
Фотографии Максима Черноголова
06.05.2025
