«Полнота Божественного присутствия есть только в русском языке»

Православие делает сильным и человека, и государство. В этом уверен Василий Ирзабеков — профессор, писатель, публицист, культуролог, эксперт, телерадиоведущий, автор книги «Тайна русского слова. Заметки нерусского человека». В интервью корреспонденту нашего сайта Василий Давыдович рассказал, кому принадлежит выражение «Святая Русь» и кто чаще всего становится русофобом, как он пережил второе рождение и за что испытывает вину перед азербайджанским языком, а также объяснил, как подсознание выбирает родной язык и каким образом достигается полнота русскости.

— Василий Давыдович, на ваш взгляд, почему верой русского человека стало именно Православие?

— Византийцы не хотели крестить русских, долго уклонялись, потому что Православие делает сильным и человека, и государство. Жители Руси тогда были для представителей этого государства опасны, ведь они совершали набеги на Византию, и, конечно, империя не желала укрепления своего потенциального противника. А Господь иначе судил. Крещение святой равноапостольной княгини Ольги было поручено сначала представителям первого Рима, но в результате состоялось в Святой Софии в Константинополе.

— Почему Православие получило такое распространение на Руси?

— Возвышение Москвы — третьего Рима — пришлось на период упадка второго Рима — Константинополя. Всё случилось промыслительно. Беда произошла в Византии: там заключили унию с Ватиканом, чего нельзя было делать ни при каких обстоятельствах. Для нас всех это хороший урок, показывающий, что надо беречь в чистоте свою веру.

Другой момент. Русские — уникальный этнос, потому как я не знаю второго такого, который свое национальное имя заменил бы своей верой. Скажем, греки именуют себя греками. Русские, в подавляющем большинстве жившие тогда на земле, на вопрос: «Кто вы?» отвечали: «Христиане мы». И «христиане» со временем стало словом «крестьяне». Представляете, «русский» в сознании наших предков означало «христианин»! Позже Достоевский сформулирует: русский — значит православный, православный — значит русский. Ты настолько русский, насколько ты православный.

 

— А что предопределяет черты русского национального характера?

— Немалую роль в формировании характера нации играет ландшафт. Я много ездил по России. Едешь, а кругом, насколько взгляда хватает, — степи. Ты как перст открыт, и всё пространство тебе открыто. Поэтому русские люди — открытые люди. В степи негде скрыться — ты под Богом, и всё вперед тебя видать. У горцев иной характер, не хуже и не лучше, просто другой. И это тоже в немалой степени обусловлено особенностями местности. Я очень люблю бывать в горах, где каждый камень, каждая расщелина таят угрозу. Там может скрываться хищный зверь или недруг. Отсюда настороженность горцев. У них даже походка другая.

Великая Божия тайна еще и в том, что в России, где я имею счастье проживать, не заходит солнце. Когда оно закатывается, скажем, в Калининграде, то вспыхивает на Дальнем Востоке. Понимаете, что такое «незаходимое солнце»? Это имя Христа. Если не заходит солнце, то не прекращается литургия. В монастырях служат неусыпаемую Псалтирь. Россия — страна неусыпаемой Псалтири и вечной литургии. Больше такого нигде нет. Отсюда поговорка русская: «Не отдадим ни пяди родной земли». На Западе уже которое столетие возмущаются, что это несправедливо: небольшой сравнительно народ, не индусы, не китайцы, а владеют такими огромными территориями. А в этом, как мы видим, есть Промысл Божий.

В своем авторском цикле я читаю лекцию «Почему Русь называется Святой?» Говорят: «старая Англия», «матушка Франция», а Русь — «Святая». Я был удивлен, когда выяснил, что это выражение принадлежит иностранцам. Лицом к лицу лица не увидать. Она святая на физическом уровне, потому как сонмы святых лежат в нашей земле. Среди них и не ведомые нам, но ведомые Богу. Ведь если человек родился, крестился, исполнял в меру сил заповеди Христовы, трудился, а может, погиб за ближнего, — он что, не подвиг святости совершил? А когда привозят чудотворную икону или мощи святого, какие очереди выстраиваются!

 

Когда я бываю в Минске, тоже ощущаю святость этой земли. Ведь прекрасный город в Великую Отечественную войну немцы разрушили. Сколько здесь людей погибло! Они разве не святые? Да мы по мощам ходим! Я куда ни приезжаю, мне везде рассказывают о местночтимых святых. Поэтому Русь и зовется Святой. И беречь ее — наш долг.

— Русофилы и русофобы — что лежит в основе того и другого?

— Я когда-то всерьез начал интересоваться этим вопросом и был немало удивлен: ведь русофобами часто становились русские люди. Достоевский называл их «образованцы» — не образованные, а именно «образованцы». Ведь в слове «образование» корень «образ». Главная цель образования — это чтобы в сердце человеческом нарисовался Господь, икона, образ. Надо образовать человека, приблизить его к Богу, ведь цель жизни — обожение.

Например, святые отцы считали знание иностранных языков низким знанием. И я понял почему. Владение иностранным языком не приближает к Богу. Полнота Божественного присутствия есть только в русском языке. У нас человек назван именем Христа. Слово «человек» — от имени Христа. «Словек» от «Слово».

Декабристы, которые для меня в школьные годы и позже были овеяны ореолом романтики, хотели, чтобы Россия стала, условно говоря, большой Голландией. Когда-то этого желал и царь Петр I, несмотря на все его выдающиеся достижения. А не надо нам быть большой Голландией, потому что мы видим, как живет нынешняя Голландия — упаси Господи!

 

А русофил… Я не раз задавался вопросом: что надо, чтобы стать русским человеком? Это говорить по-русски. Желательно бы и мыслить по-русски, чувствовать русский родным. Человек может быть полиглотом, но как не бывает двух матерей родных, так и двух родных языков не бывает. Это ведомо нашему подсознанию. Тот язык, на котором ты кричишь в минуту опасности, сильной боли — твой родной. Когда Господа распяли, в какой-то момент Он воззвал к Отцу Небесному на аримафейском: «Или, Или! лама савахфани?» А проповедовал Он на понятном для слушателей языке.

Чтобы быть русским, надо обязательно быть православным. И когда в человеке сливается православная вера и любовь к русскому языку, рождается новый человек — русский.

Еще одно, без чего нет полноты русскости, — это невозможность жить вне России. Я постоянно путешествую. Часто бываю в Константинополе. Я знаю турецкий, показываю уцелевшие православные святыни паломникам. Но не мыслю себя без пространства русского языка.

Я крестился в 42 года. Представляете, сколько вопросов передо мной стояло! Пришел из другой культуры, из другой веры. У поэта Игоря Северянина есть такие строчки: «Родиться русским — слишком мало… Им надо быть. Им надо стать!» И великая тайна этого суперэтноса заключается в том, что можно стать русским человеком, не имея ни капли русской крови. Мой самый любимый человек в русской культуре (я перед ним благоговею и всегда о нем рассказываю) — это Владимир Иванович Даль, сын эмигранта, который однажды записал: «Я полезу на нож за правду, за Отечество, за русское слово». Я всегда русским от рождения говорю: «А за что вы готовы пойти на нож?» В жилах Даля текла французская, датская и немецкая кровь, а душа болела за русский язык. Он систематизировал 37 800 русских пословиц и поговорок, собрал 200 000 слов живого великорусского языка. Умирая, он подозвал дочку и сказал: «Запиши словечко». Это было слово «Бог». Он служил языку, служил Богу до последнего вздоха.

Или один из величайших писателей современности — Чингиз Айтматов. Мама — татарка, отец — киргиз, а он написал на русском великие, пронизанные Христом книги: «Богородица в снегах», «Плаха», «Дольше века длится день».

У Александра Сергеевича Пушкина была эфиопская кровь, кровь царя Соломона. В роду поэта сорок два святых: двенадцать — по прямой родне, начиная от святой равноапостольной княгини Ольги, а дальше — князь Владимир, князь Александр Невский, князья Борис и Глеб, княгиня Анна Кашинская…

Я родился в Баку (столица Азербайждана. — Ред.). Рос в окружении русских. Помню соседей Гришиных — удивительные люди. У тети Марфуши была икона Николая Чудотворца. У русских водителей такие образки замечал.

В одной из своих книг я написал, что Христос — русский Бог.

 

Всё, что связано с русскостью, — тайна. И в этом наша сила. Я азербайджанец по рождению, а служу русскому миру, частицей которого являюсь. И для меня гораздо важнее мое второе рождение, когда я крестился с именем Василий. Мой небесный покровитель — святитель Василий Великий.

— А когда вы осознали свою русскость, полноту ее в себе?

— Я свою русскость осознаю каждый раз, когда попадаю в нерусское пространство, когда реагирую на события, явления, реплики как русский человек.

В вашем монастыре чувствую себя как рыба в воде. Мне хорошо в этой среде русских людей.

— Скажите, по силе воздействия русское слово мощнее, чем азербайджанское?

— У меня есть чувство вины перед моим национальным языком. Если бы вы знали, как прекрасен, как богат, интересен азербайджанский язык! В нем, как и в русском, очень много заимствований, потому что когда-то пришла исламская вера, а с ней и арабский язык. Много персидских слов, потому что когда-то Азербайджан входил в состав Персидской империи. На Востоке всегда языком науки, поэзии был фарси. В русском языке шесть гласных, а в азербайджанском — девять. Представляете, какое полногласие, какая певучесть! У нас даже шутят, что азербайджанец сначала учится петь, а потом уже говорить. Но я наиболее полно могу себя выразить на русском языке, мыслю по-русски.

— Вы больше любите доносить свои мысли с помощью устной или письменной речи?

— Люблю выступления. Мне кажется, живое слово, живое общение ничем не заменишь. Писать для меня — дело мучительное. Я сажусь за компьютер, чтобы отдать накопившуюся боль. Так первая книга и появилась. Я уже не мог ходить с болью о русском языке.

Текст — это очень ответственно. У Крылова есть малоизвестная басня «Писатель и разбойник». По сюжету оба попали в ад. Писатель претерпевает более страшные мучения и недоумевает. Ему говорят: «Разбойник убил несколько человек. А ты написал книги, которые продолжают губить души людей и после твоей смерти». То, что издано, будет жить всегда и свидетельствовать о тебе.

 

Мне больше нравится говорить, смотреть людям в глаза. Еще ребенком я с упоением слушал Ираклия Андроникова, лермонтоведа. Он рассказывал о времени, о людях — это было настолько захватывающе, что я мечтал выступать, как он. Слава Богу, кажется, сбылось. Получаю от бесед самое большое наслаждение и никогда не устаю. Однажды в Зарайске говорил без перерыва почти шесть часов.

— Кто из писателей, по-вашему, преумножает русский язык?

— Для меня был, есть и останется до конца моих дней самым великим писателем Федор Михайлович Достоевский. Он привел ко Христу сонмы людей. И меня тоже. И чем дольше мы живем, тем больше он востребован.

Конечно, Пушкин. Русская классика написана верующими для верующих. И классиков надо читать, сверяясь со святым Евангелием. Тогда они предстают совершенно в ином свете.

Николай Гоголь — удивительный писатель. У меня есть дореволюционные издания — немножко другой текст. Большевики любили «чикать» эти вещи.

Надо также назвать Распутина, Белова, Астафьева, Шолохова.

Андерсен — христианский писатель. В «Снежной королеве» бабушка читает Евангелие. Кай из ледяных букв выкладывает слово «вечность» — это ледяная вечность — ад. Герда совершает подвиг самопожертвования. Она всё время руководствуется строчками из Евангелия. У нас просто всё это вырезали. Библиофилы ходят в букинистические магазины, чтобы найти подлинные тексты.

Из зарубежной литературы также призываю читать Виктора Гюго, который тоже привел меня ко Христу. Важен его христианский роман «Отверженные».

Есть прекрасная современная русская литература — это Сергей Козлов, Наталия Сухинина, Василий Дворцов.

Русская литература не оскудевает, слава Богу. Интересно, что после перестройки лучшие произведения поэзии и прозы были написаны священниками. Это протоиерей Андрей Логвинов, протоиерей Николай Агафонов. Чтобы осмыслить события 90-х годов прошлого века, нужно иметь духовное видение, которым обладают батюшки.

 

— А какие положительные тенденции вы сегодня видите в литературе?

— Самая положительная — литература жива. Слово — это Бог, разве можно Его убить? У замечательного писателя протоиерея Ярослава Шипова есть рассказ «Уездный Чудотворец», на который я променял бы все книги, что написал. В нем — всё главное о русском человеке.

В русском языке два слова — любовь и боль — одного корня. Без страдания, самопожертвования любви не бывает. Об этом надо постоянно напоминать себе и другим. Если искусство этим занимается, то это высокое искусство. «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал», — писал Александр Пушкин, а он — наше всё. Поэтому нужно способствовать проявлению лучших свойств и говорить о Христе.

 

— Василий Давыдович, современное общество захлестнула волна сквернословия. Почему, на ваш взгляд, негативные слова обладают таким влиянием и как этому противостоять?

— Нужно следить за своей речью, оттачивать ее. Это труд. Подстерегают искушения. Людям надо научиться сдерживаться, молчать. Всё драгоценное может родиться только в тишине.

— А как вам использование «вайб» вместо русского слова «атмосфера» или «краш», заменяющее «любимый человек»?

— Чудовищно… Из русского вымываются исконные слова. Доброволец давно стал волонтером. В слове «доброволец» два корня и оба исконно русские — добро и воля. Чем не угодили? Я не ретроград, мол, ни одного слова нового в русский язык! Он богат, потому что заимствовал постоянно. Если язык развивается, нация развивается. Но в том случае, когда новое явление приносит новое название, например, телефон, космос. А если исконное вытесняем иностранным, то мы обкрадываем себя. С языком оскудевает и душа. Христос со страниц Евангелия говорит нам: От слов своих оправдаетесь, и от слов своих осудитесь (ср.: Мф. 12: 37). Если бы люди об этом помнили…

— Получается, русский — глубоко духовный язык?

— Да, в нем заложена высокая духовность. И неоценимую, конечно, роль в этом сыграли два брата — Кирилл и Мефодий. Они обогатили наш словарь духовными понятиями, которые трудно объяснить представителям других культур. В моем национальном языке «Христос воскрес» звучит как «Месих дирилди»: «ölü» — мертвый, «diri» — живой, а «dirildi» значит — «оживший». Но Он не оживший, а воскресший — это не одно и то же. При всем богатстве азербайджанский не может это передать. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и Дух прав обнови во утробе моей (Пс. 50: 12). Богородице Дево, радуйся, благодатная Мария, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах… — это язык, подаренный нам создателями старославянской азбуки, проповедниками христианства.

 

Беседовала Ольга Косякова

Фотографии Максима Черноголова

Видеоверсия беседы с Василием Ирзабековым >>

13.03.2025