Исцеление

Этот человек лежал уже давно… Он не помнил ничего. Он не помнил себя: откуда пришел, куда шел. В нем не было желания участвовать в жизни, не было чувств, не было мыслей. Он просто лежал, потому что для движения нужна хоть маленькая цель и маленькая надежда. Как часто бывает, что немощь и нежелание, взаимно укрепляя друг друга, соединяются с чудовищной силой в разрушающий комок внутреннего мрака и смерти, съедающих и опустошающих изнутри! Спокойная холодная рука уверенно легла на сердце, и не было ни сил, ни желания из-под нее высвободиться. «Пусть себе… меня уже здесь нет… меня нет нигде…»

Когда-то он просил отнести его в горы. Но и здесь, в горах, продолжал задыхаться от своей немощи и безжизненности…

И вот сейчас он забылся. От внешнего мира в его сознании осталось одно: в кинокамере кончилась пленка и на вздохе застыла громада океана; в тревоге, блеснув крылом, повисла чайка. Слышалось только где-то глубоко-глубоко, за землей и океаном: что-то с шорохом одиноко ворочалось, и глухие редкие удары доносились сквозь угрюмое пространство.

А тот человек?.. Который должен принести кинопленку?.. Его всё нет… долго нет, да его уже и не ждут.

Налетел ветерок, стал ерошить сбившиеся волосы, затих… Ничто не дрогнуло в тусклом лице. Заползла на руку змейка, замерла, задумалась, поползла в сторону. Нет, не слышит. Жизнь склонилась над изможденным, почти бездыханным созданием, смотрела грустными глазами… Внизу, в кишлаке, шумно резвилась стайка детей. Проскакал на лошади пастух, погоняющий табун, сотрясая пространство вокруг топотом копыт, бряцанием сбруи и запахами пота и кожаных ремней… Человеческая и лошадиная бодрость, здоровье и радость на несколько мгновений наполнили собой всё вокруг и быстро унеслись за пастухом.

Какой-то человек, насвистывая, спускался в кишлак. Увидев лежащего, остановился, испуганно оглянулся и, ускорив шаг, скрылся из виду.

***

Тихо перешептывались печальные травы, когда послышались шаги ребенка. Девочка подошла к человеку, не понимая, зачем он лежит, когда кругом весна и такой нежный и свежий ветерок, и всё так пахнет…

Первое, что он воспринял своей омертвевшей душой, первое, что почувствовал, — это как прохладные детские пальчики осторожно и бережно тронули его закрытые глаза. Спало с глаз оцепенение. Он медленно открыл глаза и увидел светлые серые детские глаза. И сколько в них было жизни и надежды! Лучистый их свет заливал всю его душу и озарял ее разноцветными красками и вкусом к жизни. Это было чудо! Глаза смотрели в глубину его души, радостно спрашивая: «Почему не радуешься, почему лежишь?» И еще… Ему казалось, что у него всегда были силы. Он вспоминал себя, откуда он здесь…

А девочка смотрела удивленно и уверенно, не осознавая, что ищет в этих глазах. «Конечно… разве можно не смотреть в ответ на того, кто смотрит на тебя; разве можно умирать, когда тебя любят; разве можно лежать, когда всё кругом поет, цветет и радуется? Такого не бывает!»

Так они смотрели друг на друга… Мимо них, шумно дыша, в спешке и волнении, бежал и спотыкался человек с кинопленкой, а за ним бежала улюлюкающая радостная толпа детей… Девочка поднялась и побежала догонять всех.

Он лег на спину и увидел небо. Облака тихо плыли… Откуда-то доносился… откуда-то доносился вольный крик чаек и влажный всплеск волны. В свободном радостном падении бурные воды наполняли воздух вдохновенной свежестью и, уползая назад, шуршали прибрежным песком. Свежий, исцеляющий ветер донес до него знакомые, трепетные звуки горной песни. Он поднялся на еще слабые ноги и пошел туда, откуда были слышны звуки. И с каждым шагом он чувствовал, как к нему возвращались силы.

27.12.2024