«У нас в мастерской работают не руками, а сердцем»

Новая серия наших публикаций в рубрике «Служение. Мастерские» рассказывает о людях, которые несут послушание в иконоокладной мастерской монастыря.

«Вот смотришь на написанную икону и думаешь, что она завершенная, а когда она в окладе — совершенная», — говорит Елена Пожарицкая, руководитель иконоокладной мастерской. Она пришла сюда вышивальщицей. Точнее, в мастерскую ее привел Господь, вырвав из тяжелейшей депрессии. А сейчас она старшая в мастерской и по опыту знает, почему на этом послушании важно иметь открытое сердце.

— Как подобрать оклад, чтобы он был гармоничен иконе? Ведь это должен быть единый иконный образ.

— Здесь огромное значение имеют мастерство и любовь к своему делу. У меня в последнее время складывается впечатление, что в нашей мастерской люди работают не глазами и руками, а сердцем. Когда сердце открыто, решения рождаются сами собой.

 

— А что значит открытое сердце?

— Сложно объяснить. Это такие Божии тайны, к которым ты привык, и они уже естественны для тебя, как сама жизнь.

Например, когда ты заходишь в Державный храм во время богослужения, ты слышишь монашеский хор не ушами, а сердцем. Пение вливается в тебя настолько гармонично, что ты еще не понимаешь, что поют, но уже участвуешь в молитве.

— То есть перед началом работы важно открыть свое сердце?

— Да. У нас каждый рабочий день начинается с молитвы, мы читаем Евангелие, акафист святителю Николаю, по пятницам — благодарственный акафист «Слава Богу за всё». Это наше правило. Также все наши сотрудники каждое воскресенье в храме.

Я думаю, что послушание в мастерской от богослужения не сильно отделишь. Это всё взаимосвязано. Я не представляю, как бы то же самое, опираясь только на мастерство, делала в миру.

 

— Почему?

— Я не видела в миру большого количества людей, которые работают с иконой в такой же технике. Монастырская молитва наполняет тебя особыми силами, в стенах монастыря происходит это чудо. Отец Андрей Лемешонок молится за каждого из нас. Мы считаем, что это Божий дар, что мы монастырские.

— Елена, а зачем вообще иконе оклад? Ведь молитва направлена к образу.

— Конечно, сам образ — первичен, а оклад — это благодарение людей. Традиция украшать иконы пришла к нам из Византии. Русские люди украшение икон воспринимали как благодарственное приношение земных даров Господу, Богородице и святым заступникам. Украшая иконы драгоценными металлами и камнями, боголюбивые люди прославляли святые образы.

В храме вы видите иконы, которые увешаны украшениями: колечками, ожерельями, серьгами. Их приносят благодарные люди, когда молитвы были услышаны. Когда украшений собирается много, их переплавляют в ризу — это всё благодарность исцеленных людей. Так постепенно оклад стал неотъемлемой частью иконы.

У нас в монастыре в Никольском храме три таких иконы: святителя Николая, Казанской Божией Матери и Божией Матери «Неупиваемая Чаша».

 

— Оклад — символ света, Царствия Божия. Как найти баланс, чтобы металл не оттенял лик?

— Человек, когда видит икону, воспринимает ее цельно, а потом уже, если захочет, рассматривает детали. Закрывая некоторые детали, фон, оклад направляет взгляд человека к лику.

Икона Святой Троицы Андрея Рублева была под окладом, были открыты только лики и от этого особенно светились. Оклад сейчас в ризнице Троице-Сергиевой лавры, а икону установили в храме, и когда их совмещают типографским способом, это такое небесное великолепие. Золото всегда олицетворяло нетварный свет. Оно совершенно не мешает молитве, а только усиливает ее. Икона становится драгоценной духовной жемчужиной.

Мастеров, которые занимались золотом и делали оклады, называли златокузнецами. Иконы украшались удивительно! Для оклада использовали золото, серебро, драгоценные ткани, парчу, бархат. Икона всегда считалась сакральной святыней и «сокрывалась». Киоты со створками были обиты бархатом, на них были золотые украшения, драгоценные навершия. Иконы завешивали пеленами, которые в золотошвейной технике повторяли образ, написанный на иконе. И открывали иконы только во время богослужений.

— Иконописцы говорят, что икона должна быть не просто профессионально написана, но еще и быть живой. А что значит живая икона?

— Да, икона живая. После освящения она начинает жить собственной жизнью. Ведь это не человек ищет для себя икону, а икона ищет человека, которому она нужна. Когда в мастерской есть свободная икона, мне всегда интересно, кого же она ждет. И кто-то обязательно приходит за ней. Это так и происходит: человек смотрит на икону, и сердце откликается.

 

— То есть на образ мы в первую очередь откликаемся сердцем?

— Я где-то читала, что реакция сердца во всей вселенной самая мгновенная: ум еще не осознал, глаза не увидели, уши не услышали, а сердце уже откликнулось.

— Как происходит рождение замысла? Сначала пишется икона и под нее подбираются материалы?

— Лучше так. Когда заказывают повтор наших работ, можем одновременно работать над иконой и окладом и примерять их друг к другу. А когда мы придумываем, изобретаем новое — это, конечно, долгий процесс. Вот есть написанная икона, и мы думаем, из какого материала сделать оклад: из ткани или из металла? А потом решаем, в каком стиле. Мы опираемся на древние образцы, привносим что-то свое, соединяем вместе, и получается очень красиво.

Мы делаем оклады из металла и ткани. Вот смотришь на написанную икону и думаешь, что она завершенная, а когда она в окладе — совершенная. Для тканых окладов мы используем драгоценные ткани: бархат, парчу, тафту, органзу, натуральные камни, жемчуг, стразы, которые в свете свечей в храме дают особое мерцание, и икона оживает. Мы подбираем материалы к лику, облачению и ищем гармоничное сочетание. В завершении мы вставляем икону в киот. Некоторые люди воспринимают киот как обрамление, но на самом деле киот — это часть иконы. Он дает образу дополнительную глубину. Говорят, что не мы смотрим на икону, а святые с иконы смотрят на нас. Киот усиливает это ощущение.

 

— Вы помните свой первый день в мастерской?

— Да. Вспоминая свой первый день, могу сказать, что в мастерскую меня привел Господь.

Я художник по образованию и пришла сюда как вышивальщица. После вторых родов я пребывала в жесточайшей депрессии, которая длилась шесть лет, я потихоньку умирала.

— Шесть лет — это очень долго, за что Вы держались?

— У меня был маленький ребенок, и он был зависим от меня. Депрессия — это очень страшно. Ты делаешь дела как робот, нет никаких желаний. Я видела беспомощность мужа, который ничем не мог мне помочь. Ты вдруг ощущаешь такую тишину вокруг себя, когда никто не понимает, что с тобой происходит и как с тобой правильно в это время говорить. Душа была истрепана, сердце ранено. И ведь это произошло на фоне великой радости!.. Оказывается, не имеет значения — огромная печаль или радость: в организме происходит какой-то химический сбой.

Однажды в магазине я заметила церковную лавку. Это была лавка нашего монастыря. Я подошла ближе посмотреть и познакомилась с сестрой милосердия Еленой, которая стала моим Ангелом Хранителем. Казалось, она поняла, что со мной происходит, тепло и сердечно поговорила со мной. Я приходила к ней почти каждый день, около нее было очень уютно. Уже тогда я понимала, что есть другой, духовный мир, и именно Лена рассказала, где к нему дорога.

Прошло время, и как-то у нее в лавке я увидела объявление, что в иконописную школу монастыря набираются молодые люди. Мне тогда было 49 лет, я понимала, что не подхожу по возрасту, но у меня появилась мысль попробовать. Сестра Лена договорилась о собеседовании. Мне стоило большой смелости туда пойти, но меня не взяли.

Я подумала, что Господь так решил, но Лена не успокоилась. Тогда я уже приходила на сестрические собрания в монастырь, и именно там определилась моя дальнейшая жизнь: Лена познакомила меня с матушкой Анфисой (Остапчук), тогда она была старшей всех мастерских на Цне, и представила меня как художника. Я особо не нуждалась в работе, но Господь меня именно так вырывал из депрессии. Это были странные ощущения: ты не можешь сопротивляться, всё идет само собой, а ты только замечаешь происходящее с тобой.

Матушка Анфиса определила меня в иконоокладную мастерскую вышивальщицей. Помню первый образ, который мне дали в работу, — Казанской Божией Матери.

— Страшно было начинать?

— Сначала не очень. В мастерской ко мне очень добросердечно отнеслись. К матушке Анфисе я подходила с множеством вопросов, она терпеливо на них отвечала. А в работе было так: я вышью, сестры посмотрят и скажут: не то. И я переделываю.

 

— А что было не то?

— То криво бисер лег, то слишком плотно пришито. С одной стороны, нужно крепко пришить, но при этом чтобы нить не рвалась; с другой стороны, свободно, но чтобы бисер не болтался. Нужно было время, чтобы это освоить. Первую работу я делала месяца четыре. А как только у меня начало получаться и я стала гореть этим делом, всё изменилось. Старшая сестра мастерской матушка Евдокия (тогда Фотиния) вызвала меня и сказала, что ее переводят на другое послушание. В голове промелькнула мысль: «Технику я освоила. Буду трудиться дома и привозить в мастерскую готовые оклады». Но не тут-то было. Господь уготовал мне старшинство…

 

Когда матушка Анфиса сказала, что я буду старшей, я отказалась. Меня долго уговаривали, убеждали, что всё будет хорошо, мне помогут. Я дала согласие, но была уверена, что на это место найдут монашествующую сестру. Дальше всё происходило как не со мной. После одной из бесед отец Андрей спросил, кого благословлять на старшинство. Я поняла, что попалась: Господь поймал и не отпустит. Сестры указали на меня, батюшка благословил, и я расплакалась.

На этом послушании первое время я много плакала, ничего не понимала: кому, что, куда? Это сейчас уже всё просто. В монастыре работают золотые люди, внимательные, терпеливые и добрые. Ты учишься у каждого из них.

 

— Важно ли на этом послушании доверять Богу?

— Каждый новый день на послушании для тебя как белый лист, и не знаешь, что он тебе преподнесет. Бывает день потише, поспокойнее, можно привести в порядок дела, но чаще ты в общении, переписках и понимаешь, что если бы не Господь, где бы ты взяла силы, терпение, понимание? Как бы приняла правильное решение? Господь всё уравновешивает. Я Ему доверяю абсолютно. Иногда вопросы решаются быстрее, чем ты мог их решить сам.

Заказчики у нас по всему миру. Вот сейчас в мастерской почти готова большая икона Божией Матери «Скоропослушница» в металлическом окладе во Францию. Эта икона — огромный соборный труд. Ее заказал человек, который болеет онкологией и хочет пожертвовать ее храму.

— Можно ли сказать, что послушание в монастыре помогло Вам преодолеть депрессию?

— Тут всё сложилось: послушание в монастыре, гомеопатия, психолог. Сколько я находилась в депрессии, столько мне понадобилось времени, чтобы из нее выйти.

В монастыре ты попадаешь в другой мир, наполненный красотой и любовью. Тебе радостно оттого, что ты часть этого мира. Послушание постепенно вытесняет из тебя эгоизм, ведь депрессия — это глубокое погружение в себя, доверие своим обманчивым чувствам и неправильным мыслям. А на послушании ты забываешь о себе, заботишься о тех, кому нужно твое внимание, делаешь дело, которое тебе поручено, и счастлив оттого, что тебе доверяют и в тебе нуждаются.

 

— Помните момент, когда Вы вдруг почувствовали себя живой?

— Я шла заплаканная от психолога, был морозный снежный день, падали снежинки. Я проходила мимо кафедрального собора, и вдруг зазвонили колокола. Темно, идет снег, и звук колокола… Он еще долго звучал в моей голове. Тогда я вдруг поняла, что во мне что-то изменилось. К психологу я больше не пошла.

Думаю, что, если бы я так глубоко не упала, до самого дна, меня бы Господь просто не нашел. Я бы Его не услышала и не увидела, затерялась бы в миру. Однако мне понадобилось еще много времени, чтобы осмыслить, что произошло. Долго я просто ходила в храм, и мне было там хорошо и спокойно. Моя душа немножко успокаивалась и отдыхала. Плюс потихоньку помогала гомеопатия. Доктор разговаривала со мной осторожно, очень внимательно и чутко.

— Получается, теплое участие доктора, которая Вас внимательно слушала, ее любовь начали исцелять?

— Я думаю, что через нее Господь начал действовать, проявлять Свою любовь. Встретив меня через несколько лет, доктор сказала, что я просто другой человек. Я как ребенок радуюсь всему. И мне не хочется из этого детского состояния выходить.

— Что самое ценное Вы обрели на послушании, будучи старшей?

— Это глубинные внутренние процессы, незаметные. Ты возрастаешь и вверх, и в глубину. Твое сердце становится шире. Ты здесь приобрел семью, которая тебе верит и за которую ты в ответе перед Богом. Ты всегда выбираешь слова, чтобы никого не обидеть, потому что все очень разные.

Когда я приняла мастерскую, то по наитию поняла, что до меня старшая сестра проделала колоссальную работу и все ее наработки надо взять и использовать, не разрушая сделанное. А еще надо дать людям раскрыться, не мешать им. Каждый работает в своем режиме и в своем ритме, нужно подстроиться под каждого. Здесь ты ощущаешь себя не как старшая сестра, а как старший брат, для которого проблемы этой семьи становятся твоими и решать их тебе.

Сердце расширилось, чтобы люди вместились. Я думаю, что в монастыре каждый человек — вселенная. И наш монастырь — лучшее место на земле. Это космос.

 

— Ручной труд в тишине дает силы, а в общении с людьми — забирает. Как Вы наполняете себя?

— В воскресный день я в храме, затем занятия, где мы беседуем на библейские темы. Это очень наполняет. Ты становишься более глубоким, по-другому воспринимаешь Божественную литургию. То есть у меня послушание в мастерской, в церковной лавке, храм и занятия по библеистике. У меня нет свободного времени. Но Господь покрывает Своей благодатью, и ты выдерживаешь. Он дает и силы, и понимание, как и что делать. Он дает тебе что-то большее, чем ты видишь и можешь почувствовать. Ты прячешься за Его плечами. По-другому ты не умеешь жить.

— Какой для Вас самый радостный момент на послушании?

— Очень радостно, когда заказчику нравится икона и он присылает благодарственное письмо. Радует матушка Магдалина, ее слова: «Как красиво! Какие вы молодцы!» Мы ее всегда ждем. Это поддержка, которую все ощущают. Всегда нужны такие слова. Приятно работать с людьми, которые могут понять и оценить наш труд, они заряжают любовью.

— Чтобы так восхититься Вашими работами, тоже нужно открытое сердце?

— Да. Всегда нужны такие слова, которые для других, возможно, ничего не значат, но твое сердце наполняется любовью, которую они содержат. И это дает тебе силы и смысл.

 

Беседовала Ольга Демидюк

Фотографии Максима Черноголова

27.11.2024