«Люблю камни за красоту»

Новая серия наших публикаций в рубрике «Служение. Мастерские» рассказывает о людях, которые несут послушание в монастырской мастерской каменной россыпи.

Художник мастерской Светлана Радчикова рассказала о том, как разговор с художником привел ее к вере, о красоте камня и ценности своего служения.

— Светлана, расскажите про Ваш путь на это послушание.

— Я пришла в мастерскую института геологии, когда там только открыли набор художников. Научилась технике каменной россыпи, немного и иконы рисовала. Потом туда пришел мой будущий муж Олег Радчиков, потом и брат мужа Игорь, будущая жена брата Ирина. С Олегом мы потихоньку подружились, потом и полюбили друг друга.

Я тогда много плакала, унывала. У меня такой характер: меня тронь — я уже плачу. Саша Ганичев из нашей мастерской тогда уже состоял в сестричестве. Отец Андрей Лемешонок его и меня хорошо знал. Как-то отец Андрей у него спросил про меня, унываю ли я. Саша сказал, что да. И батюшка предложил забрать меня и сделать такую же мастерскую в монастыре. Вместе со мной пришли муж, его брат с женой, а со временем и еще несколько человек из прежней мастерской.

Когда я работала в прежней мастерской, часто чувствовала себя напряженно среди разнохарактерных, в большинстве неверующих людей, душа болела. А когда пришла в монастырь, стало легко и радостно. Тут мы живем в любви. Люди над собой работают, это видно и чувствуется. Легче жить среди кающихся людей.

— А Вы к этому моменту уже были церковным человеком?

— Я очень поздно пришла к вере. Когда мне было лет 12‒15, я подумала: «А есть ли Бог?» — и решила: «Нет, наверное, нету, где же Он усмотрит за всеми?» Это для меня был аргумент. Потом я стала ходить в библиотеку, меня потянуло на какие-то таинственные книжки. Я нашла разные книги по теологии. Особо в них ничего не понимала, но наткнулась на молитву «Богородице Дево, радуйся». Прочитала. Подумала: «Отчего же на душе так хорошо? Тепло, сладко, радостно! Отчего это так?» Прочитала еще раз — и снова хорошо. Это осталось в памяти.

Потом прочитала книжку «Тайны мозга»: о том, что всё, происходящее в человеке, всё, что он думает, — это химические процессы. Подумала: «Как жаль, значит, Бога точно нет. А было бы так тепло, если бы Кто-то был рядом всегда!..»

Потом я заочно училась в витебском институте на художественном факультете. Как-то показала своему учителю, Евгению Антонову, белорусскому художнику (как потом оказалось, иконописцу), свою работу: ангела среди цветов. Он посмотрел, поднял на меня глаза и сказал: «Светлана, а Вы знаете, что это всё правда? То, что Вы рисуете, — это реально существует». И пока я сворачивала работы, он продолжал говорить о духовном мире. И чем больше он говорил, тем больше я волновалась и хотела поскорее уйти. Я сказала: «Спасибо, до свидания», ушла и решила пойти поесть, чтобы успокоиться. Это странно звучит, но я помню, что взяла в столовой котлетку, пюрешку, кушала и чувствовала, что с каждой минутой во мне всё меняется, со мной происходит что-то радостное. Каким образом слова этого человека так проникли в мою душу, я понять не могла, но они проникли, и согрели, и оживили; и радость стала приближаться и накрывать меня.

Я села в автобус и поехала в Минск. До этого момента у меня всё время было ощущение, что я на ветру, на сквозняке. Автобус ехал быстро, гудел мотор, и было чувство, что я еду в новую жизнь. И пока ехала, ощущала, что потихоньку все дыры души, через которые мне сквозило, закрылись; и мне стало тепло и уютно, и внутри меня появилась жизнь. Я окончательно поняла, что верю: Бог есть.

Но я не знала, что надо делать, когда ты уже веришь, что Бог есть. Даже не знала, что есть католики, протестанты, кришнаиты. Я стала хаотично читать разные религиозные книги, но чаще всего Евангелие. А потом ко мне пришел страх — большой, огромный страх. Я понимала, что мне как-то нужно бороться с этим страхом. Обращалась с этим вопросом и к протестантам, и к кришнаитам, но всё было не то. Хоть я и не разбиралась в религиях, Православие меня притягивало. Я подумала, что, наверное, мне надо креститься. Пришла в Свято-Духов собор совсем заплаканная от страха. Спросила, как увидеть батюшку, мне сказали: «Пройдите в храм, там найдете». Но я побоялась, села на бортик асфальта полуспиной к этому собору и плачу. Вдруг ко мне подошел послушник и отвел меня в крестильню. Меня тут же покрестили. И после этого я уже стала причащаться, а страх стал проходить. А потом уже пришла в «БелГео» и после в мастерскую при монастыре. Первое время мы работали в подвальчике больницы.

— А Вы помните это первое время работы в подвале больницы? Что для Вас было в нем особенным?

— Это была очень теплая атмосфера, все проблемы решались благодаря Церкви, молитвам, Причастию. Когда начинаешь дело и всё еще не устроено, в этом больше жизни, чем когда люстру повесил и коврик положил. Не знаю, почему так. Ты более живой, пока к чему-то потихоньку тянешься, ползешь. Когда есть маленькие и иногда большие трудности, когда пьешь чай не из красивой чашки, а из старенькой, простенькой. У меня и детство проходило в денежной скудости, но в большой маминой заботе и любви, и оно мне вспоминается как огромный красивый мир, теплый щемящий период жизни в старом деревянном домике. У мамы денег почти не было, и она от голода в обморок падала, но не оставляла меня, ради меня бросила учебу и работу и подрабатывала как могла дома. Но мое детство было красивым, потому что в нем была любовь. Помню, у нас с мужем тоже не было денег, мы спорили, и я батюшке жаловалась, что хочу, чтобы дома был не только черный хлеб, но и батон. Батюшка ответил, что благословляет нас писать иконы, и будет и хлеб, и масло, и колбаску положим на него. Так и вышло.

В мастерской мы засыпали и пейзажи, и иконы. Сначала нас никто не проверял. Это были хорошие работы — их покупали, они нравились. Потом мы перешли в монастырь и работали в келье, нам дали консультантом по иконописи монахиню Софию, а потом отца Сергия Нежборта. Приносишь ему икону, и он вздыхает. Он понимал задел между тем, что есть сейчас и что могло бы быть. Он говорил, где подправить, а потом, например: «Посмотрите в окно, какие там оттенки». Я смотрела в окно, потом на работу и каким-то странным образом понимала, что он мне хочет сказать. Он говорил, что в каждой женщине вложено чувство вкуса, она чувствует красоту интуитивно и что вообще художник есть в каждом человеке.

Сейчас наш несменный проверяльщик — матушка София.

— А что именно она проверяет?

— Чтобы в иконе были гармонично, в русле канонов, подобраны светотеневые тона и оттенки, особенно в ликах. Чтобы икона смотрелась цельной. Чтобы линии были изящными, легкими, плавно перетекали одна в другую, создавая в иконе своего рода тихую внутреннюю мелодию. Матушка София смотрит композицию иконы, чтобы во всех частях было равновесие.

— А тяжело принимать критику после того, как Вы писали как хотели?

— Трудно быть художником и послушником одновременно: внутри ты художник, снаружи ты себя держишь в рамочках. Бывает, сам в своей работе недостатков уже не видишь, глаз привыкает. А у матушки есть вкус, к нему надо прислушиваться. Я думаю, если матушке Софии и матушке Ксении понравилось, значит, и всем понравится. Через матушку Софию прошло очень много художников. К тому же они всегда молятся, стоят в храме на службах, у них насмотренность икон.

Хоть я работаю много лет, до сих пор вижу, чему мне надо научиться. Я люблю и изучаю работы своих коллег, получаю советы от них. Иногда понимаю, что недотягиваю до них. И это тоже часть учебы.

— У Вас за 20 лет работы сохранился интерес к камням? Что Вы больше всего любите в них?

— Ты всегда ищешь какой-то новый колорит. Жизнь течет, и твое чувство цвета и красоты не законсервировано, оно всегда новое и мыслит новыми оттенками и цветовыми идеями. И вот ты думаешь, какой камень с каким будет интересно смотреться. Постоянно идет мыслительный процесс. Думаешь: «А что если в крупный камень всыпать мелкий и оптически это будет третий цвет?»

Мне нравится момент засыпки порошка на клей. Такое удовольствие наблюдать, как камень сыплется, налипает, насыщает пятно клея и остается на плитке! Если ты не волнуешься, не спешишь, то получается лучше, и ты работаешь с удовольствием. Конечно, нужно научиться работать с душевным спокойствием. Это очень влияет на работу. Душевное спокойствие — это когда не страшно, что ты не успеешь или что-то не получится. За сроки отвечает матушка, она знает темпы художников. И, слава Богу, мы их никогда не срывали.

Вообще, у меня медленный темп, я так рисую, влезаю в детали. Мне говорят, что это неправильно. Я сама понимаю, что за деталями не увидишь целого. Вот в жизни, чтобы увидеть ситуацию целиком, нужно «отойти» от текущих обстоятельств. В живописи так же: надо отойти от картины на расстояние, чтобы увидеть ее целиком. А некоторые художники переворачивают работу вверх ногами, фотографируют ее, в зеркало смотрят, чтобы заметить неудачные места. То есть стараются посмотреть с разных точек зрения.

— Как сохранить душевное спокойствие в работе?

— Важно доверять Богу, что всё происходящее управляется Им. Поэтому ты делай свое дело, а Бог сделает всё остальное. Проще говоря, когда что-то делаешь, думай только об этом. Мне муж говорит: «Завязывая шнурки, думай про шнурки». Мне это понравилось. Не волнуйся о том, что происходит вокруг тебя, потому что есть Тот, Кто этим занят. Тебе доверили рисовать глазик в иконе — и слава Богу.

— А что помогает укреплять доверие?

— Мы утром перед работой читаем молитвы, и там есть слова: без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15: 5), молимся преподобному Андрею Рублеву и еще читаем молитву об очищении души и сердца. А потом, когда работаешь, молишься про себя. Я стараюсь читать Иисусову молитву — это самое лучшее состояние для работы. Я даже заметила: как только появляется хорошее настроение, интерес в работе, я сосредотачиваюсь и мне сразу хочется читать «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную».

Бывает, что работа не получается, а ее надо сдать. Я тогда говорю: «Господи, честно, я постараюсь не тщеславиться, но Ты, пожалуйста, помоги, потому что надо работу отдать, там же человек ждет. Пусть она получится». И иконка получалась. Надо себя сдерживать и сильно не радоваться, что это у меня так хорошо получилось, а помнить, что Бог помог.

— А что Вы чувствуете, когда видите готовую икону?

— Если получилась хорошо и соответственно моим к себе требованиям, то нормальную хорошую радость. Когда батюшка приходит освящать иконы, он произносит слова, что «икона вспомоществует прогнанию бесов». И я молю: «Господи, все наши немощи, личные недостатки, очисти, пожалуйста. Чтобы это был только Твой образ для тех людей, которым он предназначался, чтобы они через эти иконы общались с Тобой». Очень хочется, чтобы после освящения в иконе была только благодать и чтобы икона была уже не моей, а Божией, окошком, через которое человек общается с Богом.

— Светлана, а почему Вам нравится камень?

— Я люблю камни за красоту, теплоту, это застывшая снаружи, но живая часть природы. В дробленном виде мне они все нравятся, особенно в сочетании друг с другом. Из-за того, что постоянно работаем с камнями, когда идем по улице или лесу, уже обращаем внимание на камни под ногами, примечаем в них красоту.

Наверное, сейчас в мастерской остались только те, кому очень нравятся камни. Были те, кто приходили, учились и уходили… Помню, когда пришла в мастерскую «БелГео», мне выдвинули ящик с камнями, и я просто ахнула. Я и сейчас прихожу в мастерскую, вижу лежащие картины и иконы и восхищаюсь, как красиво смотрятся наши работы, когда они дружно лежат на нашем демонстрационном столе! Это не тщеславие, а просто радость, восхищение камнем, этой техникой, что ты тут работаешь и причастен к этому.

Previous Next

— Какие отношения между художниками в мастерской?

— Мы все очень разные и взаимно познаем наши характеры. Иногда просто удивляемся нашей непохожести в чем-то, а иногда — потрясающим качествам друг друга. И все мы друг другу, оказывается, очень нужны. Мы взаимно обогащаемся. Сначала, на первый взгляд, человек кажется одним, как с этим камешком; на второй взгляд, человек кажется другим. А потом случается момент, когда вдруг ты в нем замечаешь удивительное, как прожилки в камне, и происходит сближение. Начинается глубокая любовь к другу как к себе. Ты в каждом видишь себя, всякому болит то же и так же, как и тебе. И нет плохих людей. Каждый человек — сокровище. Чем дольше находишься в общении с человеком, тем больше видишь в нем глубины, красоты, цельности, в том числе и в его работе. И учишься у него.

— Вы уже столько времени работаете при монастыре, можете представить себя без этого послушания?

— Сама я никуда не хочу. Если только Господь попустит уйти для укрепления, как в ссылку, в мир. Вот как людей отправляли в лагеря, так для меня сейчас уйти в мир.

— А как можно сформулировать, что дает Вам мастерская, Ваше послушание?

— По характеру все разные, но чувствуется, что литургическое общение дает какую-то родность. Люди из мира, может быть, тоже родные: мы же все Божии; но я чувствую, что уходить отсюда — это как вырывать зуб с корнями, очень больно.

— Если одним словом, мастерская для Вас — это что?

— И монастырь — семья, и мастерская — семья. Мы все тут родные.

Беседовала Ольга Демидюк

Фотографии Максима Черноголова

15.10.2024