Жизнь преподобного старца Макария Оптинского (ч. 2)

Кроткий старец

Мы можем увидеть отца Макария глазами его ученика архимандрита Леонида (Кавелина), автора первого жизнеописания старца: «Среднего роста, весь седой, одет летом в мухояровую поношенную ряску и башмаки, зимой — в весьма поношенную, крытую темно-зеленым драдедамом шубку, с костылем в одной и четками в другой руке.

Лицо — ничем не поражающее с первого взгляда, вовсе не красивое (по обыкновенным понятиям о физической красоте), даже несколько неправильное (по недостатку в глазах), с печалью постоянного углубления в себя, следовательно, на вид более строгое, нежели ласковое. Но такова сила благодати, что лицо это, служа зеркалом чистой, любвеобильной и смиренной души, сияло какой-то неземной красотой, отражая в себе то или другое из свойств внутреннего человека, плодов Духа, исчисленных апостолом (см.: Гал. 5: 22, 23).  Вообще в нем было редкое соединение простоты, тихости и смирения, делавшее его доступным всем и каждому».

Прп. старец Макарий Оптинский

Можно добавить, что рост о. Макария был очень высокий, лицо хранило следы оспы, но при этом светилось чистотой. Старец был холерического склада характера, обладал хорошей памятью, лишь смущался оттого, что косноязычие ему мешало общаться, а при разговоре нередко не хватало дыхания. Одежде большого внимания не уделял, она была простой и недорогой.

Его прозорливость не могла не удивлять: незнакомого человека он мог назвать по имени, а на вопросы в письмах давал ответы прежде, чем их получал. Рассказывали, что иногда ответ на письмо приходил через час после того, как человек его отправил.

Наивысшей добродетелью отец Макарий считал смирение, что и демонстрировал личным примером. В одном из писем он сокрушался: «Мне-то горе, бедному! О людях рассуждаю, а сам низлежу во всех злых; и гордости не чужд. Принимаю от подобных себе слепцов ублажение на свое осуждение. А ежели бы вам открыть глаза, и видели бы хотя часть некую моих злых деяний; то воззрети бы не восхотели на такое чудовище. И надобно бы было мне умолчать и внимать себе. Но не знаю, обычай ли мой лукавый или тщеславный под видом пользы якобы ближних не допускает умолкнуть. Оставляю попечение о своей душе, простираюсь о других; и только знаю, что пишу, хотя и весьма нелегко мне сие. Не знаю, что будет».

Будучи скитоначальником, старец занимал скромный корпус слева от врат. В одной половине жил он, в другой — два келейника. Старец жил в двухкомнатных покоях 20 лет, в большей комнате принимал людей. Маленькая келья своим интерьером и вещами будто транслировала, что обитатель ее много молится, много читает святоотеческих творений и журналов духовного содержания и имеет большую переписку, а также одаривает своих посетителей образками и другими святынями. Единственное окно этой небольшой комнаты на южной стороне выглядывало на дорожку к Предтеченской церкви. Среди подарков духовных чад старца особенно выделялась почитаемая им Владимирская икона Божией Матери — перед нею горела неугасимая лампада. На полке и аналое стопками лежали богослужебные книги. Над изголовьем узкой деревянной кровати по просьбе старца поместили распятие и образ Спасителя «Добрый Пастырь». В келье было много портретов духовных подвижников.

Сюда к старцу приходили за молитвенной поддержкой и духовным советом братия и паломники-мужчины. Женщин старец принимал во внешней келье, вход в нее находился за оградой скита.

Ежедневно старец ходил по тропинке, которая соединяла скит и обитель. Вдоль нее стояли паломники, чтобы взять благословение и попросить совета и молитв. Всегда на службу старец шел в окружении людей.

Отец Макарий дорожил каждой службой, весь уходил в молитву. Сам богослужений не совершал из-за проблем с дикцией. И только на Страстной седмице сам пел светилен «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный…» Каждое слово в этом пении звучало настолько подлинно, будто о том рассказывал очевидец, слезы катились из глаз батюшки и прихожан.

Многие вспоминали о необыкновенной подвижности старца и живости его характера: «Живость эта проявлялась во всех его действиях: в чтении, разговоре, походке, во всех его занятиях и даже в некоторых телодвижениях… По той же живости характера он не любил и в других медлительности и вялости, долгих сборов и тому подобное. В делах послушания также любил, чтобы всё братиями делалось скоро или, вернее сказать, с усердием и тщанием, ибо что делается усердно и тщательно, то бывает споро и скоро. Небрежности же не мог терпеть даже в маловажных делах. Например, если кто, взяв в руки книгу, вследствие торопливости или просто без внимания положит ее нижней стороной вверх, увидев это, старец не преминет заметить: "Ты положил книгу небрежно — это нехорошо", — и сам поправит ее».

А еще старец любил всякое проявление жизни, заботился о птицах, залетающих в скит: устраивал для них кормушки и следил, чтобы крупные пичуги не обижали малых.

Духовные уроки

Двери кельи старца всегда были открыты для посетителей. Всё время вне молитвы и богослужений отец Макарий посвящал служению людям. Не было случая, чтобы он отказался кому-то помочь. Бывало, и ночью поднимался с постели и решал чьи-то важные вопросы, несмотря на то что каждый его день был утомителен и исчерпывал все силы.

Старец Макарий умел чувствовать людей и их характеры, понимал, кому какое слово нужно сказать для поддержки и помощи. Он бывал и ласков, и строг, а если видел, что человек искренне и глубоко раскаивается, проникался к нему и сострадал.

Люди среднего и низшего сословий целиком доверяли ему, открывали свои сердца, и ему было проще их выслушать, понять и помочь им. Но о старце говорила уже вся Россия, и представители высшего сословия, государственные деятели, писатели и ученые считали своим долгом побывать у него в келье. Некоторые посетители оставались и в сердце старца, как семья братьев Киреевских, которые помогали ему издать святоотеческие труды. Николай Васильевич Гоголь также посещал отца Макария, который во многом повлиял на духовное преображение писателя. Наиболее глубокие произведения — «Письма о Божественной литургии» и «Выбранные места из переписки с друзьями» — написаны под влиянием их общения.

Письма отца Макария духовным чадам также стали классическими образцами духовного литературно-эпистолярного творчества. Святитель Феофан Затворник высоко оценил их значение: «Благословенные книжки его! Глубокий веет от них дух смирения и навевает его на всякого читающего. Перечитывайте чаще. Не мешает выписки делать, чтоб в случае нужды подогревать дух смирения, из всех духов самонужнейший».

Духовная жизнь человека и судьбы Родины, многие другие вопросы освещены в письмах старца Макария. Вот некоторые выдержки из них: «Чувственность помрачает ум наш. Всё наше попечение и помышление о том, чтобы доставить покой телу; а о душе мало радим — страстей не искореняем и даже не противимся им; и оттого лишаемся мира и покоя душевного».

«Самая печаль об умерших, озаренная светом истинного разума, истаивает, а на месте оной зачинает прозябать благое упование, утешающее и веселящее душу. Фанатизм стесняет образ мыслей человека — истинная вера дает ему свободу. Сия свобода обнаруживается твердостью человека при всех возможных счастливых и несчастливых случаях… За всё слава Премилосердному Богу, изливающему нам во всяком случае неизреченные блага; ибо источник благости не может источать из себя никаких других волн, кроме благостных, не понимая коих человек часто ропщет на Всеблагого».

«Главное в исповеди — надобно иметь сердце сокрушенно и смиренно, которое Бог не уничижит. И ежедневно надобно иметь испытание самих себя и укорять себя; за содеянное нами приносить перед Богом покаяние — что и читаем в третьей молитве на сон грядущим».

«Изъясняете замечания ваши о нашем времени, находящемся в движении и волнении: чего-то ищут доброго и нового. Но как оного ищут? И где хотят найти? Цивилизация и прогресс! А на православную религию (веру) не обращают внимания. А на оной-то основывается всё наше блаженство, и временное, и вечное. Умные, ученые, образованные люди хотят веровать по-своему, а не как учит нас Православная Церковь. Учение Церкви непогрешимо, хотя в исполнителях оного и найдутся погрешающие. Но часть не есть целое; а насмешники над погрешающими обращают язык свой на всю Церковь; а в Церкви всё наше благо и спасение. Таинства церковные суть проводники в Царство Небесное; служители оным и совершители — духовенство, на которое так нагло и ядовито нападают образованные умники и заражают немощных, а паче напояют сим ядом юношество».

Прощание для встречи в вечности

Шли годы, здоровье старца слабело. Он стал печалиться об отсутствии уединения, так необходимого для молитвы. Судя по письму родственникам, он устал от суеты и тяготился возложенными на него людскими упованиями: «Молва, молва, и ежедневная молва. Когда опомнюсь? Когда избавлюсь от помрачения и войду в себя? Не знаю. Пожалейте меня и помолитесь, чтобы я избавился от обольщения и себя, и других. Только и знаю, что толкусь, да молвлю, и всякий день на гостиную сколько раз схожу и не видно исходу. Одни уезжают, а другие наезжают; а я, грешный, везде поспел. Горе, да и только! Душа гладна без пищи, читать времени мало, да и то, какое чтение в смятении? Ну что делать? Надо потерпеть, а кто знает, когда позовут в вечность?.. Лета, слабость, всё сближает к тому; а я не радею. Господи, помилуй и спаси по неизреченному милосердию Твоему!»

В 1858 году старец Макарий принял схиму.

Кончину он предчувствовал заранее, о чем рассказал своей духовной дочери. Болезнь настигла в августе, и старец стал прощаться с братией. Пришел и настоятель монастыря отец Моисей, вышел из кельи со слезами и словами: «Видно, за грехи мои Бог наказывает меня, отнимая у обители опытного старца, а у меня духовного друга и мудрого советника».

Есть запись о последних минутах земной жизни этого великого подвижника в день предпразднства Рождества Божией Матери 7/20 сентября 1860 года: «В шесть часов утра в последний раз старец удостоился приобщиться Святых Таин — Тела и Крови Христовых, которые в этот раз принял от телесного изнеможения лежа, но в полной памяти и с глубоким чувством умиления. После причащения произнес он троекратно с воздеванием рук горе: "Слава Тебе, Боже наш!" Это были последние его слова. Почти через час после сего, при окончании чтения канона на разлучение души от тела, на 9-й песни оного, старец предал свою праведную душу в руце Божии в окружении своих близких учеников и других преданных ему особ».

Обитель переживала великую скорбь, епископ Калужский Григорий писал: «Жизнь и кончина новопреставленного дают отрадное упование, что по имени его и жребий его новый блажен. "Ибо блаженны мертвии, умирающие о Господе" (ср.: Откр. 14: 13). А за сим должно надеяться, что и попечение его об обители не совсем прекратилось; только бы насельники оной не уклонялись от пути, по которому шествовал он и старался вести послушных ему».

Прощание со старцем было долгим — многие пришли ему поклониться. Братия отпевала отца Макария 23 сентября, в тот же день состоялось и погребение. Похоронили батюшку неподалеку от могилы его духовного наставника и старца Леонида у алтаря Никольского придела.

Сегодня мощи преподобных Льва и Макария покоятся во Владимирском храме Оптиной пустыни.

Владимирский храм Оптиной пустыни

Это повествование о жизни Оптинского старца Макария хочется закончить словами архимандрита Леонида (Кавелина): «Это был человек воистину на благо рожденный. Он был нелицемерным и постоянным послушником и настоятеля, и всей братии, и всякого просящего у него помощи, соучастия и содействия. И болезнь его, конечно, стала следствием неусыпных трудов для ближних; а пылкая душа, кажется, стремилась вон из тела на всякий призыв его детей — ко всякому скорбящему. Душевный слух его сторожил каждое слово, касавшееся Святой Церкви и Отечества, горячо им любимого. Его радовало всё, что прославляло Господа, и с детским веселием он спешил возвещать всем о чудесах милости Божией. Он готов был передать всем свою теплую веру, что Господь жив, что не престал действовать к нашему спасению».

Материал подготовлен редакцией сайта obitel-minsk.ru

Жизнь преподобного старца Макария Оптинского (ч. 1)>>

20.09.2024