«Христос показал — существует альтернатива»

С Михаилом Голденковым, или Майклом, как мы все его звали, я работала в газете «Знамя юности». Он выделялся кипучей энергией, задором, жизнерадостностью, умел выслушать и поддержать. Потом наши пути разошлись. За это время Михаил стал писателем, автором многочисленных книг. Но неизменно то, что он по-прежнему часто улыбается. В те далекие времена мы не обсуждали вопросы веры, тем приятнее мне было узнать, что Михаил глубоко изучал Новый Завет и крестился, будучи студентом, по велению сердца.

— Если бы ты говорил о себе, как бы представился?

— Сказал бы, что я Михаил Голденков. В разное время у меня были разные направления деятельности. По натуре я, наверное, исследователь. Работал журналистом, был музыкантом, потом стал писателем и даже охранником. Когда занимался музыкой, всё шло хорошо, в какой-то момент мои песни стали крутить по радио. Потом я понял, что музыканту нужен спонсор, а у меня его не было. Писателем меня можно назвать, потому что я написал много книг и состою в Союзе писателей.

— Какие книги ты пишешь?

— Художественные, документальные… У меня никогда не было периода, чтобы увлекался чем-то одним. Я начинал с книг по разговорному английскому языку: «Осторожно! Hot-Dog!», «Свежий Hot-Dog». На тот момент они были очень востребованными. Тогда я думал, что буду заниматься лингвистикой всегда, а потом переключился на историю, она оказалась не менее интересной и такой же неисследованной.

— Откуда у тебя возник интерес к языкам?

— В подростковом возрасте слушал рок-музыку. Мне казалось: какой красивый язык. О чем они поют? Английский язык ведь очень поэтичный. Иногда на русский без потери смысла и не переведешь. Русская поэзия совсем другая, более конкретная, у каждого слова есть свой смысл, а в английском каждый понимает по-своему. Например, «То be, or not to be». Если читать Шекспира в оригинале, то надо перевести: «Быть самим собой или не быть самим собой?» — «Что за вопрос?» — спрашивает сам себя Гамлет. Он рассуждает, оставаться ему самим собой или нет, изменять самому себе или нет. Что за вопрос? Конечно, не изменять! А русский перевод схватил конкретно: «Быть или не быть, вот в чем вопрос…» По-русски тоже получился философский вопрос, но не такой, каким задавал его Шекспир.

Об этом же я говорил в своей книге «Осторожно! Hot-Dog!». Выражения надо переводить идиоматически, иначе получатся полные каламбуры. Мы же переводим «hot-dog» не как «горячая собака», а как «бутерброд».

творческая личность

— На каком языке ты читал Евангелие?

— На английском, на русском, на церковнославянском. Когда я был студентом, то прочитал все Евангелия. Сравнивал русский текст и английский, читал научные фрагменты перевода. Многие непонятные моменты прояснял. Вот ты знала, что в арамейском языке верблюдом называли морской канат? Мы читаем в Евангелии о том, что проще верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Небесное. Оказывается, верблюдом в Иудее называли канат из верблюжьей шерсти. Канат и нитка — сравнимые вещи. Или вот еще: в Иудее было правило бить по щеке провинившегося. Если ты виноват, не жди снисхождения, жди полного наказания. Если ты делаешь что-то не то, то будь готов, что тебя накажут по полной программе, — подставляй вторую щеку.

— Зачем ты читал Новый Завет?

— Мне было интересно христианство. Почему Христа так ругали советские власти, почему говорят, что это всё выдумка. Для меня старший брат был авторитетом, и он сказал, что в Библии одно другому противоречит. Это меня не оттолкнуло, а, наоборот, заинтересовало. Стал читать. Чем больше читал, тем больше понимал, и даже интересно становилось.

— Тебе Личность Христа близка?

— Очень близка. Мне важно, как Он жил, чему учил. Христос показал, что в мире существует альтернатива. Есть фарисеи, которые напоказ постятся, лица не моют. Христос им говорил: «Нет, нужно мыться, улыбаться, быть радостными» (см.: Мф. 23: 1–33). Они должны поститься не для людей, а для Бога. Если ты молишься, никому это не показывай, это твое личное. Я с этим согласен полностью. А когда люди всё делают напоказ, это циники. Христос называл фарисеев циниками. Он не выносил цинизма и лицемерия. Говорил, что религия должна быть для человека. Христианство — это религия для людей, а не для царя или священнослужителей. Для меня Христос важен своим учением, Он говорил, что надо делать, как надо жить.

— Как в своей жизни ты это используешь? Ты считаешь себя лицемером?

— Может быть, я бы и хотел, но у меня это не получается.

— Откуда ты родом?

— Моя мама из Минска, а папа — москвич. Родился под Харьковом, в Богодухове, хороший такой городок, и название хорошее. Я всегда считал себя русским и по паспорту был русским, а потом оказалось, что и у папы в родне много белорусов. Еще думал, что моя фамилия редкая, а потом в интернете нашел группу Голденковых, оказалось, что людей с такой фамилией много, даже нашел деревню под Могилевом с таким названием. Правда, деревня сгорела, теперь там живет только несколько человек.

— Тебя крестили в Православной Церкви?

— Мой папа был военный, поэтому нас с братом не крестили. Мама придерживалась традиций. Рождество и Пасху я с детства знал.

На Пасху мы с мамой любили смотреть по телевизору ночную службу. Папа был либералом, он ничего не запрещал, он критично был настроен против советской власти, говорил, что простой американский народ живет намного лучше наших рабочих. Он искал справедливости, в глаза говорил командиру то, что ему не нравилось, поэтому по службе продвигался медленно, уволился из армии в звании подполковника.

На третьем курсе института мы вместе с другом пришли в кафедральный собор. Там служил уникальный священник — отец Игорь Коростелев. В конце 60-х годов играл в группе «Золотые яблоки» вместе с Борткевичем. Тогда многие советские рок-музыканты ушли в Церковь.

Мы с другом заходим в храм, а какие-то бабки спрашивают:

— Вы куда?

— Креститься.

— А деньги есть?

Мы растерялись:

— Нет денег.

Тут отец Игорь идет и говорит:

— Заходите.

Он нас окрестил. У меня во время таинства улыбка с лица не сходила. Отец Игорь решил, что я несерьезно отношусь к происходящему, а мне просто радостно было.

Мне кажется, в Церкви надо не хмурыми ходить, а улыбаться. Еще апостол Павел говорил, что надо непрестанно радоваться (см.: 1 Фес. 5: 16–18).

писатель

— Складывается впечатление, что ты хочешь докопаться до смысла во всем.

— Я везде ищу справедливость. Считаю, что в литературе важно, чтобы книга чему-то научила. Мне нравится, как пишет Владимир Короткевич, у него книги исторические, язык хороший. Когда я переехал с родителями из Томска в Минск, прочитал книгу «Дикая охота короля Стаха» и понял, что в белорусской культуре есть какая-то глубина.

— В последнее время ты пишешь историчесие романы, почему?

— Мне интересно искать, собирать информацию везде, где это возможно, и тем, что нахожу, я стараюсь делиться в своих книгах. Например, о войне XVII века я нашел информацию в Парижской библиотеке. Помогло знание языков. Чем больше источников, тем правдивей мозаика. Шесть источников дадут тебе реальную картину, потому что разные историки заходят с разных сторон. Я не могу сказать, что у меня получается на 100 %, но на 90 % получается. Я не гарантирую, что мое мнение — истина в последней инстанции, нет. Я всегда привожу источники своих книг.

— Как ты вообще пишешь? Сидишь где-нибудь в тишине, на природе или ночью, чтобы никто не отвлекал?

— По-разному пишется. Лучше всего работать утром. Многие писатели говорят, что им не хватает вдохновения. Кто-то конфеты ест, чтобы «подпитать» мозг. Что такое вдохновение? Надо просто сесть и начать писать. Вдохновение придет. Если у тебя есть мысли, идея, вдохновение тебе не надо. Надо заставить себя делать работу, а потом заставить себя довести начатое до конца.

— Ты бы хотел, чтобы кто-то тебе подсказывал, что можно улучшить в твоих книгах?

— Я сам перфекционист, сам бы всё хотел улучшать. Любую книгу переписал бы и улучшил. Но лучшее — враг хорошего. Например, книга «Я — Эмилия Плятер» получилась приключенческой, ритмичной, начни ее править, ритм собьется.

молодой человек

— Какие качества ты ценишь в людях?

— В людях ценю доброту. Это на первом месте.

— У тебя дочь в подростковом возрасте. Находишь ли ты с ней общий язык?

— С дочкой по-разному бывает. Подростковый возраст не зря трудным называется. В этом возрасте дети уже меньше зависят от родителей, а больше влияют сами друг на друга.

— Ты обычно выглядишь жизнерадостным, что помогает быть на позитиве?

— Позитив, наверное, это хорошие родители и правильное воспитание в детстве.

интервью с писателем