«Я бы сюда и пешком шла»

Новая серия наших публикаций в рубрике «Служение. Мастерские» рассказывает о людях, которые несут послушание в золотошвейной мастерской монастыря.

Сестра Елена Ауад почти 20 лет работала переводчиком на Ближнем Востоке. Там, среди вековых древностей, она пришла к Богу и влюбилась в церковное искусство. Елена кардинально сменила профессию и стала вышивальщицей. О ее пути к этому ремеслу и послушании в золотошвейной мастерской читайте в нашем материале.

В руках сестры Елены только что законченная митра, вышитая золотыми нитями.

— Когда я вижу результат своей работы, то думаю: «Слава Богу!»

Это машинная вышивка, а узоры — ручная. Вручную в этой митре вшивалась канитель, натуральный камень, сюда пошло четыре или пять видов жемчуга, с помощью которого создается орнамент. Ручной обшив — это долгий и трудоемкий процесс. Нужно шилом проколоть ткань, а с внутренней стороны в место прокола вставить нитку с иголкой и вытащить ее. И так каждую жемчужину. Только обшив камня длится от недели до десяти дней.

Путь в вышивальную

У меня длинный путь в нашу мастерскую. Я белоруска, но 20 лет жила на Ближнем Востоке, в Бейруте (Ливан), и работала там русско-арабским переводчиком. Там, на Святой Земле, у меня впервые появился интерес к православным храмам.

В Ливане Антиохийская Православная Церковь. После распада Советского Союза еще не было понятно, где будет наше Посольство Беларуси, поэтому мы окормлялись в Посольстве России. Русская община молится в церкви Иоанна Предтечи — это Подворье Русской Православной Церкви в Бейруте, которое находится прямо через дорогу от посольства. И мы всем посольством туда ходили, жили как одна семья.

На этой земле, среди древностей мне было естественнее прийти к Богу, чем в Беларуси. У нас после Великой Отечественной войны всё было разрушено, и сейчас новая архитектура, а там ты идешь, и вокруг дома, которым по 500–600 лет.

Сначала в храме мне понравились древние красивые иконы, потом убранство — там сохраняют всё, что у них было еще 200 лет назад: покровы, ткань на аналои, хоругви. И я думала: «Интересно, как бы мне научиться иконописи!»

В Бейруте я и крестилась. Меня крестил архимандрит Александр (Елисов), который в 1999 году решением Священного Синода был назначен настоятелем прихода Русской Православной Церкви в Бейруте, а в 2002 году — представителем Патриарха Московского и всея Руси при Патриархе Великой Антиохии. В 2015 году он был назначен начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме и уехал туда. Мы бы приходом уехали за ним, но контактов между Ливаном и Израилем по политическим причинам нет, и мы все остались в Бейруте.

Служба была на русском языке, а в остальных приходах богослужения на очень сложном литературном арабском. К сожалению, нас было очень мало — храм посещали единицы. Хорошо, если на обычную службу приезжало человек 10–15. И это понятно, обстановка была напряженная, боялись терактов — вокруг храма стояли танки, на Пасху запретили совершать крестные ходы.

Потом меня забрали в Московскую Патриархию, и я захотела пойти учиться тому, что мне было интересно. Я нашла московский Православный гуманитарный институт «Со-действие» и выбирала между иконописью и золотошвейным искусством. В итоге поступила на кафедру золотного шитья. Это было дневное дополнительное образование для взрослых. Я совмещала работу переводчиком и учебу.

Я не доучилась до конца, потому что по семейным обстоятельствам вынуждена была оказаться в Минске, но планирую доучиться. На Ближний Восток я уже не ездила, потому что там началась война. И я погрузилась в мир церковного искусства. В Беларуси единственное место, где можно продолжить трудиться в этом направлении, — это Свято-Елисаветинский монастырь. Так я и оказалась здесь, и тружусь уже 2,5 года.

Вера

На протяжении всех лет после моего крещения между мной и Беларусью всегда была незримая связь. Архимандрит Александр был пострижен в монашество Митрополитом Минским и Слуцким Филаретом, Патриаршим Экзархом всея Беларуси. Учеба в московском институте была на подворье нашего Белорусского Экзархата в доме причта, рядом с храмом великомученицы Ирины в Покровском. А проповеди протоиерея Андрея Лемешонка я слушала, пока жила в Бейруте, на кассетном магнитофоне с 2000 года.

Я думаю, что за меня молились все мои предки, чтобы я однажды пришла в храм, что, в общем-то, я и сделала. Мои прабабушки и прадедушки были очень верующими. И я знаю, что у моего прадедушки Филиппа был талант вышивальщика. Он был очень хороший портной. Его папа нес послушание алтарника в храме. Так что предки передали мне не только веру, но и способность вышивать. Мне кажется, что если прислушаться к себе, то пойдешь на зов предков. Я верю, что они молятся за нас, и их молитва помогает, направляет, подсказывает. Я всегда чувствую с ними связь.

Сначала ты идешь в храм какой-то интуицией, а потом нужно, чтобы вера стала частью жизни. И тут главное — не прерываться, участвовать в полном годовом богослужебном круге, и тогда Бог войдет в твою жизнь. В моем случае это было сложно, потому что мне нужно было проезжать разные мусульманские районы, а это было просто опасно. Но и в Беларуси тоже выбор — либо побыть с семьей, либо поехать в храм.

Когда в моей жизни появилась вера, пропало чувство страха. Без храма у тебя множество страхов: малый круг — страхи за твою семью, большой круг — всё, что происходит в мире (а на Ближнем Востоке был еще и страх за жизнь). Эти страхи тобой овладевают, и под их влиянием ты ищешь безопасность, спасение, и ищешь самостоятельно: думаешь, где лучше жить, в какой банк вложить деньги и т. д. — это отнимает энергию. А когда ты понимаешь: что бы ни происходило, даже ядерная война, Господь всё равно управит, тебе уже становится проще и спокойнее жить. Доверяя Богу, ты можешь отпустить собственный контроль.

Слава Богу, я оказалась в Москве, где множество храмов. Я знала все московские церкви, монастыри. Мои знакомые, родственники из Минска, спрашивали о новинках, брендах, магазинах, а я говорила, что мне это не интересно. «Как так — это же Москва!» — говорили они. В Бейруте я жила этим — сезоны, новинки, скидки — и особого счастья мне это не принесло.

В Ливане, в Сирии на Божественной литургии все стоят спокойно или могут присесть на скамеечки. А у нас этого нет ни в Минске, ни в Москве. Первые годы мне было ужасно тяжело и непривычно, потому что в храмах все ходили, и я не понимала, почему они всё время в движении, почему всё время что-то покупают. Это был экзамен на терпение. Я даже закрывала глаза. Ни в нашем русском храме, ни в антиохийских приходах так не принято, люди больше сосредоточены на богослужении. Видимо, как Господь изгнал торговцев из храма, их там и нет, а церковные лавки у них на улице перед входом.

Смена профессии

Я абсолютно не жалею, что так кардинально поменяла профессию. Мне действительно очень хотелось заниматься церковным искусством. Обучение было очень насыщенное, столько знаний я бы нигде не получила — ни в Бейруте, ни в Минске. Может, потому Москва — это колыбель церковных мастерских.

Вышивка бывает орнаментальной, когда ты вышиваешь, допустим, камни, а бывает личное — это когда ты вышиваешь икону тонким шелком. Когда пришла в мастерскую, как раз был заказ такой иконы, я ее вышивала полгода.

Когда занимаюсь вышивкой, чувствую очень большую благодарность Господу за то, что могу это делать. Это ремесло откликается и в сердце, и в душе. Мне кажется, я нашла то, что должна была сделать в этой жизни.

Но учиться было очень сложно, особенно первый год, потому что очень большой объем знаний. К тому же обучение очень дорогое, поэтому этих мастерских и мало. Иглы нужны специфические, тоненькие-тоненькие, японские, английские — у нас таких не производят.

Например, тебе нужно вышить нимб, ты его расчерчиваешь, продумываешь, какой у тебя будет узор (а их может быть около тридцати), и прокладываешь ниточки. Сначала горизонтально протягиваешь бель — беленькую нить, потом на нее начинаешь укладывать металлическую нить в определенном шахматном порядке. Это называется «прикрепные узоры». В нашей группе из-за сложности обучения к концу года осталось пять человек.

Когда ты садишься первый раз за руль и выезжаешь на дорогу, такое впечатление, что ты попал в ад — со всех сторон на тебя едут машины. Ты сразу вспоминаешь всех своих преподавателей, на какую педаль нажимать, что делать. А потом проходит время и ты уже едешь спокойно, не замечаешь, как нажимаешь педали и переключаешь передачи. В вышивальном деле точно так же: вырабатывается механика, говоря современным языком, появляются новые нейронные связи, и всё, вы готовы к труду.

Молитва

Без молитвы я ничего не берусь пришивать. У меня есть разные молитвы: короткие, длинные — в зависимости от того, сколько у меня времени. Несколько раз крещу место, куда должна воткнуться игла, чтобы всё нормально вошло. Несмотря на то, что у меня есть образование и опыт, всё равно может что-то пойти не так.

Искушения всегда будут приходить и стучать в дверь. У нас, кстати, половина группы из-за этого перестала приходить на занятия. Нас предупреждали прямо на первых лекциях: «Приготовьтесь, будут страсти, но не пугайтесь, молитесь и трудитесь». У меня, например, были большие проблемы со здоровьем, и преодолеть эти испытания я смогла только благодаря молитвам за меня священников и монахов. Я никогда не оставалась без помощи — Господь посылал священников в укрепление. Мне кажется, только так я спаслась. Ты всегда чувствуешь, что за тебя молятся, потому что в душе вдруг появляется чувство, что всё будет хорошо. Думаю, что искушения будут повторяться на протяжении всей жизни. Самое главное — понять, что это не наказание, а момент испытания.

У меня в плане завершить последние курсы обучения, чтобы вышивать большие плащаницы — это необыкновенная красота. Я так скажу, что это даже лучше, чем современная иконопись. Потому что при ручной вышивке шелком происходит преломление света и вышитые лики оживают. Машинная вышивка такого эффекта не даст никогда — это несопоставимо.

Перед вышиванием плащаницы всегда есть чувство трепета и чувство ответственности. Самостоятельно без Господа я ни за что не смогу начать вышивать.

Служение

Пошив облачений — это помощь священникам, архимандритам, епископам. Без облачения не будет богослужения.

Все церковные изделия — оклады, плащаницы — необходимы, это то, что наполняет храм. И у меня очень большая благодарность Господу, что принимаю в этом участие. Сейчас я очень счастливый человек.

У меня не бывает, чтобы мне не хотелось идти на послушание. Наоборот, хочется делать больше, и расстраиваешься, когда не успеваешь. У меня есть очень большая собака, которую нужно выгуливать в любую погоду. Чтобы доехать до мастерской, нужно сменить несколько автобусов, но меня это не останавливает. Для меня нет иного места, где я могла бы приложить все свои знания, поэтому я бы сюда и пешком шла. И потом, этот труд очень приятный. Ты понимаешь, что трудишься не для себя, а для Господа, — и это самое ценное.

Подготовила Ольга Демидюк

Фотографии Максима Черноголова и из личного архива героини

25.07.2024