«Через нас Господь дает благодать воинам» (часть 1)

Шла пасхальная ночная литургия. Иногда вдали слышались раскаты. Праздничное богослужение в расположении российских войск в Донецке служили монахи из Оптиной пустыни. Так почти год назад начали свое послушание в зоне СВО насельники Введенского мужского монастыря. Пункты временной дисклокации, подвалы и склады — иноки ночевали под одной крышей с бойцами на матрасах и полках, пили из одной кружки, исповедовали и причащали в зданиях или под навесом. Иеромонах Максим (Жилинский) и иеродиакон Тарасий (Чич) рассказали в интервью корреспонденту нашего сайта о том, как они окормляют участников Специальной военной операции в полях Донбасса.

— Расскажите, пожалуйста, о вашей команде, которая ездит в зону СВО.

Иеромонах Максим: Команда у нас большая — 6–8 человек. Состоит не только из монастырской братии, есть мирской человек. Он организатор, по телефону с командирами решает вопросы, связанные с логистикой, транспортом, нашим размещением. Еще с нами ездят иеромонах и иеродиакон. Иногда присоединяются мирские батюшки из Петербурга, Москвы.

Мы занимаемся пастырской работой. В Донецк приезжаем вместе, а потом делимся на маленькие группы по 2–3 человека и отправляемся по направлениям: Донецк, Волноваха, Запорожское направление, Луганское, Соледар. Важно охватить попечением как можно больше воинов.

— Как пришло решение отправиться «за ленточку»?

Иеромонах Максим: Сначала мы стали поддерживать волонтеров. Потом к нам начали обращаться некоторые командиры подразделений с просьбой приехать в расположение. И мы отозвались. Приехали в одно подразделение, потом информация о нас разнеслась. Так за год в ходе семи поездок посетили уже большое количество подразделений. Стараемся ездить по определенным местам одной и той же группой, чтобы бойцы привыкали. Многие нас уже ждут, встречают с любовью.

Приехали мы как-то в одно подразделение. Нас пригласили пообедать. Пока мы ели, к комбату пришли офицеры и при нас стали обсуждать военные планы. Мы удивились такому доверию.

Иеродиакон Тарасий: Конечно, нас привели люди, которые с нами уже были знакомы. Но там есть взаимопонимание, братство. Принимают нас как своих, открываются, чувствуется теплое отношение.

— Какие задачи стоят перед вами на духовном фронте?

Иеродиакон Тарасий: Изначально самые простые: причащать, исповедовать, крестить. Помимо духовного окормления, важно чисто человеческое общение, внимание. Ребята месяцами на передовой, и им хочется пообщаться с новыми людьми. Вот в данном случае приехали мы и просто поговорили — не о духовном и высоком, не о политике, а по-житейски: о семье, детях. Они говорят: «Батюшки, мы с вами пообщались, и как-то на душе легче стало». Солдаты понимают, что не забыты, что священники к ним приезжают в неспокойное место.

На линию фронта мы не ездим. В основном — в подразделения. Тем не менее бойцы чувствуют участие, и это им помогает духовно.

Иеромонах Максим: Были как-то в селе Никольском, что на Угледарском направлении. Это километра полтора до линии соприкосновения. Всё Никольское — опорные пункты. Вот мы там ходили с двумя сопровождающими. Один из них вообще был далек от Православия, его это не интересовало. Но чудо в том, что, когда наша командировка подходила к концу, он попросил его покрестить. В следующий раз приехали, а его нет. Оказалось, в госпитале. После крещения боец стал часто ходить в Свято-Никольский монастырь, несмотря на то, что это очень опасно. Монахи не оставляют обитель, молятся там в подземном храме. И вот как-то по пути на службу воина ранило: коптер сбросил боеприпас. Дай Бог, чтобы он восстановился.

— Утешать приходилось солдат, офицеров?

Иеромонах Максим: Такие случаи были. Психика — очень сложный инструмент, и не знаешь, когда «выстрелит» пережитое. Часто, когда исповедуешь, у человека бывают неразрешимые проблемы. Он не знает, как с ними справиться. У солдата, который никогда не воевал, есть свои взгляды, стереотипы, и часто в военных условиях они рушатся. Если у бойца нет внутренней опоры, то он не знает, как к этому относиться. Поэтому приходится, конечно, и психологическую работу выполнять, объяснять, новую систему координат давать. С верующими всё проще. С людьми, которые не очень воцерковленные, тоже пытаешься находить какие-то точки соприкосновения, чтобы опору им дать. Ведь если дух смущен, как такой солдат воевать будет? Человеку должно быть всё понятно: за что он воюет, кто против него. Если ответов нет, боец либо сломается, либо может убежать. Поэтому приходится где-то утешать.

Священник — носитель благодати Духа Святого. Мы чувствуем, что через нас Господь дает благодать другим людям, даже, может, неверующим. Очень часто приходит боец, пусть не исповедуется и не причащается, но ему становится лучше. Видишь, как-то он успокоился, глаза просветлели. Так происходит, когда искренне к человеку относишься, молишься за него, хочешь помочь.

— Случай драматический вспомните на эту тему?

Иеромонах Максим: Как-то один комбат рассказал нам историю командира взвода, впавшего в жуткую депрессию. Очень хороший руководитель. Отставной военный. Участвовал в разных операциях. Добровольцем пошел на Донбасс. Однажды его вызывают на задание (ему надо было куда-то отъехать). Он предлагает молодому сослуживцу, с которым сдружился, отправиться вместе: «Мне одному скучно, давай со мной». — «Да без проблем. Поехали». Они садятся в машину, едут на ту точку, куда их вызвали. Ночь. Видимость плохая. Фары можно использовать не везде. А вокруг очень много полей заминированных. Правым колесом машины они наехали на противотанковую мину, машину разнесло. Молодой боец, который сидел справа, погиб сразу. Чудом не погиб воин на месте водителя. В госпитале его вылечили. Но командира взяла в плен навязчивая мысль: «Я убил друга. Если бы я его с собой не позвал, он бы не погиб». Казалось бы, странно, человек постоянно со смертью сталкивается, друзья умирают, он убивает противника, а здесь… Иеромонах из нашей команды стал с ним разговаривать. Говорили они несколько часов. Боец исповедовался, причастился. «Что ты ему сказал?» — спросили мы потом у священника. «Да ничего особенного. Просто по душам поговорили». Сколько его успокаивали, уговаривали — ничего не помогало. А священник пришел, помолился за него, и Господь через священника и таинства восстановил воина. Такое чудо Божье произошло, когда Господь по нашим немощным молитвам преобразил человека. Теперь этот боец возглавляет подразделение, воюет, всё хорошо.

— Какие еще истории преображения на войне вам известны?

Иеромонах Максим: В Козельске жила семья. Мать приходила молиться в Оптину пустынь за сына-наркомана. Реабилитационные центры ему не помогали. Дошло до того, что однажды его еле откачали. И вот у него помысел: пойду на СВО. Парня забирают в штурмовую группу. Группа попадает в окружение. И этот бывший наркоман прикрывает отход братьев. Его награждают орденом Мужества… Война снимает шелуху. Геройские души открываются. Многие там из мест лишения свободы. Судьбы человеческие непостижимы.

Иеродиакон Тарасий: Интересно, насколько переформатировались мобилизованные вчерашние тусовщики из Москвы: еще вчера за компьютером в игрушки играли, а сегодня успешно выполняют сложные боевые задачи.

— Что мучает бойцов, о чем они говорят на исповеди?

Иеромонах Максим: Вообще, убийство — главный вопрос. Но мы стараемся объяснить, что на фронте не убивают, а защищают. Одно, когда бандит убивает, чтобы испытать удовольствие или деньги получить. И совсем другое, когда человек это делает для защиты своего государства, родины, мирных жителей. В христианстве важна внутренняя мотивировка поступка. Например, плотские отношения в браке и вне брака квалифицируются по-разному: в браке это Богом благословленное действо, а вне брака — смертный грех. То же и с убийством.

Но так или иначе, конечно, убийство накладывает некий след на того, кто убивает. На дух, на психику. Тяжело людям, вынужденным убивать, особенно когда с войной никогда не сталкивались. «Как это всё воспринимать? Для чего это Бог посылает? Почему я здесь нахожусь?» Часто метафизические вопросы они поднимают, и приходится на исповеди доносить им на их языке христианские истины. Люди, которые в миру никогда об этом не задумывались, на войне задумываются, потому что важно, чтобы в голове всё было предельно понятно.

— Как вам удается наводить порядок в головах?

Иеромонах Максим: Только с молитвой. Не священнику, конечно, тяжело разговаривать на такие темы. Важно переживать за человека. И главное, на себя не надеяться, на свою ученость. Настолько Бог разные варианты решения проблемы дает, что порой сам не понимаешь, как ты такое сказал. Надо почаще себя Богу вверять, к Богу обращаться, немощь свою перед Ним исповедовать: «Господи, я переживаю за этого человека, помоги, как Сам знаешь, вразуми, наставь». Если искренне помолиться, Господь за эту искренность обязательно даст на сердце, что сказать. Простые слова иногда более доходчивы, чем витиеватые. И эта простота приходит от Бога в нужный момент.

Иеродиакон Тарасий: Разное время требуется, чтобы человек открылся. С кем-то быстро контакт устанавливается, а кто-то очень долго идет на откровенный разговор. Наша первая поездка была на Пасху. Приехали в расположение. Человек 15 в актовый зал привели. Мы на сцене и пытаемся диалог построить. Говорим и видим: лица у них стеклянные. Смотрят на нас, не моргая. И вот наша группа начинает с ними беседовать на отвлеченные темы, с Пасхой поздравлять. Предлагаем исповедоваться, причаститься. Интересуемся, может, кто некрещеный. И видим, что они не понимают, о чем речь. Слышат, но не факт, что слушают. Конечно, их привезли с передовой, а что в голове, неясно. Часа два ушло, чтобы хоть какое-то общение наладить. Потом началось угощение куличами, завязался разговор. Благо командиры, которые нас привезли, уже с нами в контакте были. Один пошел на исповедь. Ребята начали на это смотреть и тоже подходить к священнику. Оказывается, совсем не страшно, что-то хорошее происходит. Причащались, и на наших глазах происходило преображение. Пришли темные, хмурые, а ушли светлые, сияющие. Они делились, что им стало радостно и хорошо. Они не знают, как это объяснить, а мы понимаем, что благодать Святого Духа так действует.

Один говорит: «Батюшка, я, конечно, не совсем понимаю, что сделал, но понимаю, что что-то важное». А парень исповедовался и причастился впервые в жизни. Теперь нас радостно всегда встречает. Разное время нужно, чтобы человек откликнулся.

Тоже был случай. Нас привезли в расположение. Сказали, что заберут через три часа. Трое ребят было, окопы копали. Мы предложили им исповедоваться. Они отказались. Мы окропили блиндажи, помолились. Потом сели за стол, просто стали беседовать, кто, откуда. Они начали рассказывать о своей жизни, о детях, семьях. Уже стемнело, а машины нашей всё нет. Продолжаем общаться. Думается: надо же все-таки в духовное русло вывести разговор. Заговорили про исповедь. Один сказал, что приходилось бывать на исповеди, другой признался, что никогда не был. И тут один из троих выразил желание исповедоваться. То есть больше четырех часов прошло, прежде чем он расположился. За ним потом еще один пошел. Бойцы уже взрослые, им за сорок. Взбодрили друг друга, потом причастились. Удивительно, что, как только мы закончили, за нами приехала машина. Промыслительно всё Господь устраивает. Там всё так. Не надо нахрапом что-то делать. Ты планируешь одно, а всё получается иначе, и именно так, как надо.

— Не возникает у них скептического к вам отношения, мол, мы тут в грязи, в крови, а вы нам исповедоваться предлагаете, что вы знаете о войне?

Иеромонах Максим: Может, у кого-то и возникало подобное, но открыто не выражалось. Общая благожелательность к священникам все-таки сохраняется, хоть там и воины разных национальностей. Наверное, на генетическом уровне такое благоговение есть у нашего народа к священнослужителям.

Иеродиакон Тарасий: Встречают или равнодушно, или благодушно. Даже язычники, как они себя называют, нас сопровождали с теплом. Отбегали только, когда мы святой водой кропили. «У меня свой Бог», — с юмором они отвечали.

— Что солдат побуждает там причащаться? Может, близость смерти?

Иеромонах Максим: Причин множество. Вообще, глубины сердца человеческого непостижимы. Бог так устраивает, что, возможно, человек пришел из корыстной причины, того же страха смерти, а потом начал осознанно исповедовать Бога, почувствовав взыграние Духа, когда случилось прикосновение благодати Божией к духу человеческому. Если солдат сам не лукавит и не старается подавить это в себе из-за каких-то страстей, он ощутит радость, подобную той, когда обрел что-то дорогое.

Иеродиакон Тарасий: Мне кажется, страх смерти на последнем месте среди причин причащения солдат. Скорее, Промысл, который нам неизвестен. Вот случай. Подошел один воин к священнику, чтобы причаститься. И буквально в этот же день его убили. Это водительство Божие. Значит, Господь видит сердца, готовые к переходу. Дает возможность приобщиться, стучится, и, когда солдат откликается, Он дает ему благодать.

— Помощь Божия, конечно, есть всегда, но, может, во время ваших поездок были ситуации, когда вы особенно ощутили поддержку Господа? Возможно, об этом рассказывали вам бойцы?

Иеромонах Максим: То, что мы там бываем и целы — это уже чудо Божье. Бойцы рассказывают много случаев. Один из самых ярких. 152-й снаряд — один из мощнейших — попал в блиндаж. От блиндажа остался кратер. Уцелела только центральная балка, на которой висела небольшая пластиковая иконка. Образ сохранился нетронутым. И вот эти люди, которые в блиндаже были, под таким ударом должны были 150 процентов погибнуть, но ни на ком даже царапинки не было. Да, их унесло метров на пять от блиндажа, но все с ногами, руками. После этого иконочка пластиковая стала считаться чудотворной. Поставили ее в уголок, утренние и вечерние молитвы читают. Как это взбодрило духовно тех, кто там находился! Они стали воцерковляться.

В совокупности много свидетельств, которые говорят, что погибших там Господь сподобляет Царства Небесного. Абсолютно разные люди и из разных источников об этом передают. Например, девушка одного погибшего рассказывала, что они не успели расписаться, как любимый ушел на передовую и погиб. Она очень плакала, молилась за него, а он ей две ночи подряд являлся: «Ты не переживай, я здесь в пасхальной радости». По тем чувствам, которые оставались в ее сердце после этих сновидений, можно судить, что это все-таки Божие откровение. Она говорила, что, когда просыпалась, на сердце у нее была мирная радость, тихая, спокойная, и такая любовь ко всему миру, что Господь не оставляет нас. На исповеди я слышу и от солдат такие свидетельства. Мы не должны забывать, что за всей этой материальной реальностью есть иной, духовный мир. Материальная реальность только отражает реалии духовного мира. Война — проявление духовных нестроений.

— Воины в зоне СВО используют позывные в честь святых. Например, Николай Чудотворец и другие. Приходилось ли вам слышать истории о том, как защищают такие позывные?

Иеродиакон Тарасий: Сам позывной вряд ли как-то защищает. Защищает отношение солдата к позывному. Хотя чаще позывной дают окружающие, как-то он сам прилепляется к человеку по каким-то поступкам. «Тебя как зовут?» — «Александр». — «Ну всё. Значит, будешь "Невским"». «Трудником был в монастыре?» — «Значит, "Монах"». И там таких «Монахов» много. Только мы знаем троих воинов с таким позывным. Они трудились в монастырях и пошли добровольно на СВО. Раз человек принимает такое имя, надо соответствовать — молиться, другим пример показывать.

— Рассказывают, когда в моргах снимают шевроны с одежды погибших, знаков различия с ликом Спасителя не находят. Как вы объясняете этот факт?

Иеромонах Максим: Действительно, один священник наблюдал необычное в морге. В куче лежали сотни шевронов, но сколько он ни перебирал их, не увидел ни одного с изображением Спасителя, хотя это распространенный шеврон на фронте. Наверное, кто Спасителя клеит на рукав, находится под особым водительством Божиим.

Иеродиакон Тарасий: Мы перед поездкой специально заказываем для бойцов шевроны. В основном с нерукотворным образом Спасителя на оранжевом или болотном фоне. На Пасху возили знаки различия «Христос воскресе», с Распятием. На Рождество — с иконкой Рождества Христова. Самые востребованные шевроны там — Спаситель и Крест, где написано: «Сим победиши!» или просто «Христос воскресе!»

Иеромонах Максим: Очень интересная история у нас была. Мирянин, который в нашей команде логистикой занимается, разработал шеврон «Христос воскресе!» У него очень талантливая дочка лет шестнадцати. Она нарисовала этот знак различия. И в апреле прошлого года мы раздавали такие шевроны. А в мае заехали к знакомым волонтерам в один московский храм. Там группа плетет сети, гуманитарку собирает, а их водитель отвозит всё это «за ленточку». И вот мы пьем с ними чай, разговариваем про СВО. Зашла речь о шевронах, какие у кого есть. И тут водитель говорит: «У меня есть классный шеврон!» Приносит, показывает — наш шеврон, авторский.

Иеромонах Тарасий: Мы начали смеяться, а он не понимает, что происходит…

Продолжение следует…

Беседовала Ольга Косякова

Фотографии Максима Черноголова

03.04.2024