«Господи, говори моими устами»

В издательстве нашего монастыря переиздали четыре книги Бориса Ганаго. Его творчество любят и взрослые, и дети. А митрополит Филарет (Вахромеев) называл писателя патриархом детской литературы.

Почему книги Бориса Ганаго трогают сердца? Как он начал писать? И что для него самого было счастьем? Об этом мы поговорили с соавтором и преемницей авторского наследия знаменитого писателя Зоей Николаевной Антипович.

Борис Ганаго родился в Омске, в Ленинграде окончил режиссерский факультет. Дипломный спектакль поставил в академическом театре им. Янки Купалы в Минске. После этого работал режиссером. Затем была должность главного режиссера.

При жизни Бориса Ганаго было издано 44 книги, еще три увидели свет после его смерти по рукописям.

— Это всё труд Бориса Александровича на протяжении 25 лет, — Зоя Николаевна выкладывает на стол несколько папок с рукописями, документами, вырезками из газет, фотографиями, благодарственными письмами.

— А это отзывы детей. Бориса Александровича часто приглашали в школы в разные города. Как только он начинал говорить, зал замирал. У него был удивительный тембр голоса. Он читал мягко, душевно, а когда хотел заострить внимание на фразе — замедлял речь.

Он рассказывал, как первый раз боялся выйти в зал. Ему нужно было за четыре минуты рассказать о празднике Введения во храм Пресвятой Богородицы. Зал полный, дети шумят. Он вышел и сказал: «Купила мама сыночку новый костюмчик». Зал замер. «И пошел этот сыночек гулять, да в лужу вляпался. И обрызгался. Мама его еле узнала. Дети, и мы с вами так же: Господь нас создал чистенькими, а мы в лужу…»

После встречи мы просили детей написать на листочках свои мысли или пожелания. Дети писали: «Эта история одновременно и печальная, и добрая. Она заставляет задуматься над всей жизнью», «Хочу никогда не издеваться», «Я люблю тебя», «Вы самые любимые и лучшие!», «Дорогой Борис Александрович, мне очень нравятся ваши книжечки. Их хочется держать при себе и под подушкой», «Очень жаль, что последнее время не появляется новых. Пожалуйста, придумайте еще!» … Это из Санкт-Петербурга прислали. Дети ему отовсюду писали письма, вкладывали свои рисунки, стояли толпой, чтобы взять автограф.

— Какой была реакция детей на рассказы Бориса Александровича?

— Чаще всего они говорили, что узнали то, чего не знали раньше. Теперь дело Бориса Александровича продолжаю я. Однажды проводила встречу со старшими детьми, 11-м классом. Очень переживала, как они воспримут. Но когда прочитала рассказ «Кто твой Бог», они были под впечатлением, взрослые парни написали трогательные отзывы, звали приходить еще. Такой отклик — доказательство, что эти выступления нужны.

Книги Бориса Ганаго можно использовать как методические пособия. Допустим, идет разговор о нравственности. Берешь его книгу, открываешь рассказ «О совести», читаешь: «Девочка украла монетку у бабушки, переживала. Пришла, сказала: "Бабушка, прости меня!"» И ребенок понимает, что признать свою вину — это подвиг. А если ему зачитывать определение нравственности из учебника, он это не воспримет. Рассказы не навязывают, они трогают сердца детей.

Борис Ганаго жил писательством. И не только он: у него было много учеников, они собирались у него дома, обсуждали написанное. Он говорил: «Пишите из жизни. Потому что иначе текст будет пустым, не тронет сердце ни взрослого, ни ребенка». Все его рассказы основаны на реальных событиях, нет ни одного выдуманного. И что удивительно, эти книги для людей любого возраста, хоть издательский совет ставит «12+». Их читает бабушка — плачет, ребенок первого класса — и тоже плачет.

— Борис Александрович был счастливым человеком?

— Да. Его счастье было в познании Бога. Он говорил: «Я был обманут очень многие годы, и все мы были обмануты». Рассказывал, что и сыроедением занимался, и йогой, и на голове стоял. Он был в поисках истины. И Господь ему открыл. У него были знакомые в Академии наук, эрудированные, мыслящие, которые помогли ему уйти от этих увлечений и открыли истину — Православие.

— Вы знаете, как он начал писать свои рассказы?

— Когда он еще жил в Омске и был мальчиком, к нему подошел нищий и попросил милостыню. А потом вдруг рассказал Борису про всю его прошлую жизнь: что он без отца, что у него умер брат, что они с мамой одни. Сказал, что Борис скоро покинет Омск навсегда, и добавил: «Ты будешь говорить людям слово, от которого им лучше будет жить». Так и вышло.

 

В 90-х годах, когда Церковь стала оживать, митрополит Филарет (Вахромеев) пригласил группу прихожан, в том числе Бориса Ганаго, и сказал: «Батюшек не хватает, надо открывать воскресные школы, возьмитесь вы». Владыка благословил Бориса Александровича преподавать в первой школе катехизаторов в Беларуси. Ему дали «Закон Божий» протоиерея Серафима Слободского.

Книг в то время было не достать. Но у Бориса Александровича кое-что было, ему каким-то невероятным образом удавалось добывать книги — «Отца Арсения» или двухтомник Пестова, например, который ему привезли из Москвы. Они вместе с супругой Любовью Ивановной печатали тексты и даже перепечатывали книги, чтобы кому-нибудь отдать. Эти самиздатовские книги, ксерокопии гуляли среди православных.

Так вот он вспоминал, что в воскресной школе дети были разновозрастными. Как удержать внимание? Они в фантики играют, у них свой мир, свое измерение. Им «послушайте, это важно из Слободского» — не интересно. И тогда он начал рассказывать истории.

«Деточки, а вы в жмурки играли?» Фантики забываются сразу: «Да-а!» — «Ну-ка, закройте глазки крепко-крепко. Вы меня видите?» — «Не-ет!» — «Но вы уверены, что дядя в очках рядом?» — «Да!» — «Откройте глазки. Вот так и с Богом — мы не видим Его, но уверены, что Он рядом. Деточки, вам понятно, что такое вера?» — «Да!» Он шел к детям через ассоциации, через истории.

 

Тогда он понял, что эти рассказы надо отдавать людям, потому что они трогают.

Методики преподавания в школе катехизаторов не было, всё нужно было разрабатывать. И Борис Александрович проводил занятия, но не традиционно, без догматики. Он говорил ученикам: «Вот вам задание: напишите рассказ на тему благодарности, на тему любви. Только пишите из жизни». Таня Марцева, Ира Пилецкая — его последователи из школы катехизаторов. Я через него обрела друзей по всей Беларуси и России.

— А чему еще писателю было важно научить учеников?

— Книга — это не просто сборник рассказов, это цельное произведение, и его надо читать от начала и до конца. Нельзя читать один рассказ выборочно. Он объединял рассказы одной темы, соединял переходами, скажем, «изречениями святых отцов», придавая всей книге глубокий смысл. Каждый рассказ вытекает из другого, и ты читаешь с первого по последний на одном дыхании.

А потом появилась мысль о серии книг — «Задание свыше». Задание свыше дается каждому, но каждый ли понимает это задание?.. Но он не успел ее опубликовать. Первые три книги — «Не ведаю большего чуда», «Жду новых встреч», «Частичка сердца» — я сделала уже после его кончины. Он мне оставил завещание, и я должна его исполнить. Названия я давала из записок детей.

— «Задание свыше» — это книги именно про призвание?

— Это методические разработки, художественные рассказы, примеры из современной жизни, исторические факты, богословские мысли. Вот идет какой-то отрывок из Евангелия, какая-то мысль, например, «Покаяние — это преображение», а потом рассказ, который его раскрывает: «Жил в Александрии один нищий…» С помощью этой книги родитель может объяснить моменты Евангелия, которые ребенку не очень понятны.

Например, в главе «Тайна святых строк» есть рассказ: «Как-то утром к святому Иоанну Златоусту пришел посетитель». И в этом рассказе автор объясняет, в чем заключалась тайна святых строк. Господь давал ему такой дар.

 

Его книги обучают добродетелям не по катехизису, а через конкретные жизненные ситуации, понятным языком, через художественный образ… Никто ранее не делал так. Это его придумка, которой потом начали пользоваться многие, подражать. Поэтому, конечно, отсюда и масштаб, и читаемость, и узнаваемость этих книг.

— А как вы познакомились?

— Я была директором одной из первых школ с православным направлением. Мы же жили во времена атеизма, и я стала приглашать в школу всех, кто что-то понимал в Православии. Пригласила и Бориса Александровича. Он пришел в школу со своими учениками, и они читали рассказы.

Потом мы купили его книги, и они были самые читаемые, самые затертые. Учителя брали их на классный час, на «Основы православной культуры».

Однажды я приехала к нему в гости, рассказала какие-то истории из жизни. Он сказал: «Ты должна это записать». Я ответила: «Борис Александрович, я не писала никогда» — «Пиши». И вот я написала один, второй, третий рассказ. А потом уехала в санаторий и там стала много писать. Приехала к нему с тетрадкой. «У Вас талант», — сказал он. Многие свои рассказы я написала, когда внучка была маленькая. Он говорил: «Записывай за ней, потому что не повторится, ты не найдешь нигде это». Я и записывала. И она любила его рассказы, говорила: «Почитай мне дедушки Бори рассказы».

Я стала часто к ним приезжать. Они с женой жили очень скромно, я приходила и помогала по хозяйству. И заодно мы работали, писали вместе. В последних книгах Бориса Ганаго я была составителем.

 

— А как проходила ваша совместная работа?

— Я приносила рассказ, читала. Любовь Ивановна слушала (она была наш рецензент) и говорила: «Боречка, это замечательно». Или: «Нет, это невозможно». Это значит — сверххорошо. Он всегда прислушивался к ней.

У них с женой были прекрасные отношения. Они же удивительно поженились. Любовь Ивановна — сирота. У Бориса Александровича не было отца, они с матерью бедствовали. Эта сирота, этот тоже голытьба. Умилительно было смотреть на их бережное, чуткое отношение друг к другу. Он всегда называл ее своей лучшей половинкой, своим читателем. Она называла его «Боречка», он ее «Любанька». Когда Любовь Ивановна слегла, я уже ее кормила, переодевала. Но она всё понимала, была рядом. Он ел только после того, как она поест, никогда не ел первый. Говорил: «Любанька, благослови».

Он говорил, что с болезнью супруги в нем как будто шлюзы открылись, и полилось столько любви… «Нам Господь дал 180 лет на двоих», — говорил он.

 

Его супруга тоже писала рассказы. Мой отец работал в управлении торговли Совета Министров — большой человек, начальник. А когда читал рассказы Любови Ивановны, плакал. После этого папа исповедовался, причастился, соборовался.

Борис Александрович ушел в 92 года и до последнего сохранял ясное сознание. Даже когда он болел и был лежачим, мы с ним работали. Я приезжала каждый день. И сколько бы я ни приходила, он всё время писал: когда-то вручную, где-то печатал на компьютере. Дома у него была гора записей: пометок, мыслей. Он что-то придумывал и тут же записывал. Мог ночью подскочить писать. Я тоже этим живу. Если начинаю составлять какую-то главу, то чтобы не потерять мысль, сижу допоздна, пока не завершу.

— А вы говорили с Борисом Александровичем о вере?

— Он был очень воцерковленный. Мы ходили в храм святого Александра Невского на соборование, Причастие. Любовь Ивановна уже слабенькая была, мы ее на стульчик сажали. Он ходил в этот храм 20 лет и посвятил ему книгу «Сияние вечности».

У него были такие познания! Постоянное духовное преображение. Можно поесть, поспать, сходить в храм, выйти — отдать долг. А когда ты работаешь с темой веры постоянно… Думаешь: «Господи, может, зачтется? Простится что?» (улыбается). Жили-то без Бога и считали это нормой…

У Бориса Александровича была такая молитва своеобразная: «Господи, говори моими устами». И я сейчас, если иду куда-то, повторяю: «Господи, говори моими устами».

— Рассказы Бориса Ганаго приводили людей к Богу?

— Конечно! Вот отец Василий Дубойский, они дружили с юности. Он работал стрелочником, а после общения с Борисом Александровичем пошел работать в храм то ли дворником, то ли сторожем. И потом стал священником.

Борис Александрович привел к вере целое поколение. Когда его отпевали в храме святого Александра Невского, было очень много людей.

Я не знаю, у меня такое ощущение, что у Бога нет мертвых, у Бога все живы…

Беседовала Ольга Демидюк

Фотографии Максима Черноголова

26.03.2024