Новая серия наших публикаций в рубрике «Служение. Мастерские» рассказывает о людях, которые несут послушание на монастырском сайте.
Ольга Русецкая — дизайнер сайта. «40 лет своей жизни я шла по пустыне, пока не крестилась в 41 год», — говорит она. Вскоре после крещения Ольга пришла трудиться в монастырь. С этого момента война в ее жизни закончилась, а начался мир. Каким был этот путь и почему послушание в монастыре для Ольги важнее денег и престижа, читайте в нашем материале.
«После молитвы вчерашний день остается вчера»
— Я прихожу на работу, открываю сайт нашего монастыря, календарь и в тетрадке «рисую» новый рабочий день. Выписываю число по старому и новому стилю, в правую колонку — святых покровителей этого дня, они тоже будут со мной на послушании. Смотрю задачи на сегодня — текстовые материалы и новости, которые прислала редакция, выписываю в левый столбик. Над каждым материалом работает редактор, корректор и я —дизайнер, оформитель.
Первый час до молитвы настраиваюсь, расставляю приоритеты, анализирую то, что сделано вчера. Мой внутренний цензор тоже на вахте и порой довольно жестко говорит: «Здесь ты не дотянула, вот тут надо было получше скадрировать, здесь по краю можно было по-другому обрезать, а тут "завален" горизонт». Бывает, что наш руководитель — монахиня Мария (Держанович) просит срочно внести правки.
После молитвы вчерашний день остается вчера. Я живой человек, бываю в плохом настроении, события моей жизни могут вывести меня из равновесия. Но, помолившись со всеми в 11 часов, я возвращаюсь в равновесие.
Дизайном я занимаюсь почти 30 лет и работу свою знаю.
«Для меня дизайнер от слова "нельзя"»
— Моя мама хотела, чтобы я была художником-модельером. А я никогда не любила играть в куклы, мода меня не интересовала, поэтому я все-таки пошла в математику.
Я училась в БГУ на мехмате в начале 90-х. У нас был хороший декан, который пригласил к нам дополнительных преподавателей из нархоза (сейчас Белорусский государственный экономический университет. — Прим. ред.). Из университета многие вышли с двумя дипломами: научно-производственный математик и математик-экономист плюс знание английского языка — три в одном.
Сразу после университета, в 1995 году, я попала в редакцию газеты «Комсомольская правда». Наш начальник считал, что девушки усидчивее, трудолюбивее, умнее и послушнее, чем мужчины. И попросил своего брата, который у нас преподавал, выбрать для него умных девчонок-пятикурсниц. Мы пришли работать на очень хорошую технику и программы. И нас учили с нуля, потому что такой профессии — компьютерный дизайнер — в стране еще не существовало. Мы были пионерами, набивали шишки, учились на собственных ошибках.
Работали в паре с настоящими дизайнерами, которых взяли из художественной академии (тогда это был Театрально-художественный институт). Они, как художники, предлагали творческие идеи, рисовали эскизы, а мы уже переводили всё это в цифру. Они были «головой», а мы, ребята с мехмата, их «руками».
Это было тяжелое время для страны. Развалился Советский Союз. Жизнь внезапно лишила людей стабильности, будущего, работы. Нас готовили совершенно к другой жизни, в которой главным смыслом будет творческий труд, а нас при этом будут обеспечивать на материальном уровне всем необходимым. Оказалось, что деньги все-таки нужны, и, чтобы их заработать, нужно много вкалывать. Мы копили с будущим мужем на собственную квартиру, и я трудилась на двух работах. Было ощущение постоянной войны — сумасшедшие темпы, срочные задачи, агрессивные клиенты. Руководство боролось с очень сложными бизнес-условиями в нашей стране.
Работа препрессчика — это еще и работа с людьми. Люди приходят в самом разном настроении, и тебе надо быстро выдать им результат. А если что-то идет не так, клиенты срывают злость на тебе. Начальство, для которого важна прибыль, не поддержит, не защитит. Ты воюешь один. Я вообще человек воинственный, у меня такой характер — яркий холерический темперамент. Просто я научилась это скрывать. И вот я на двух работах, чтобы прокормить семью, вечно с сигаретой, «решающая вопросы». Мое здоровье постепенно ухудшалось.
В 21 веке родилась дочка, жизнь полностью изменилась. У меня был трехлетний перерыв в работе на уход за ней, я наконец замедлилась. Дочь меня изменила изнутри. Она раскрыла во мне способность к любви, потому что до этого слово «любовь» для меня практически не имело смысла. А когда она родилась, во мне заработало сердце. Дочь — это мое творение. Оглядываясь назад, я понимаю: все макеты, которые я сделала, ерунда по сравнению с тем, что создал Господь при помощи меня.
Когда декретный отпуск закончился, муж оставил нас.
По старой памяти я пришла к одному из своих бывших руководителей и попросила взять на самый маленький оклад, чтобы снова войти в профессию. Меня взяли в отдел дизайна, я обучилась новым программам, и постепенно из меня вырос дизайнер. Я отработала там три года. Это была лучшая полиграфическая фирма города, флагман, на который все равнялись.
Одно из первых слов, которое научилась говорить моя дочь, — «дизя», так она произносила «нельзя».
Для меня дизайнер от слова «нельзя» — «нельзяйнер», потому что дизайнерство — это работа в границах: у тебя всегда есть ограничения по времени, бюджету, материалам. Ты должен четко понять, что за клиент перед тобой и на каком уровне ему предлагать макет. У заказчиков разные вкусы: кому-то нужно подать гречневую кашку с луком, кому-то свиной хрящик, кому арбуз, а кому и венский торт с марципанами. Ты не можешь проявить всю свою творческую художественную натуру. Тебе нужно решить задачу в срок и только так — не надумывать лишнего, делать то, что от тебя требуют, не творить отсебятины.
У меня было очень интересное портфолио, действительно серьезные задачи: заказы от ООН (Юнисеф), «ДОСААФ», Белорусского Красного Креста, от заводов и крупных промышленных предприятий.
В какой-то момент мой последний руководитель отказался от дизайнера в штате, сосредоточился на типографии и уволил меня. Я стала менять работы. От бесконечной войны здоровье сильно ухудшилось, появился лишний вес. Я уже была очень уставшая и злая. Когда человек несет войну изнутри, это, безусловно, чувствуется. Я стала буксовать, как будто продираться через болото, увязая на каждом шагу.
«Я увидела, как работает Божья благодать»
— Я была некрещеная, меня воспитали коммунисты. Еще когда училась на мехмате, преподаватель философии рассказал нам, какие существуют религиозные системы. И для себя я определила, что вот лично я — объективный идеалист: верю в Бога, в созидающую силу, в примат духа над материей. Но храм для меня был огражден. Ты так просто туда не войдешь: обязательно кто-нибудь зашипит, дернет за юбку и прогонит.
Еще от церкви меня отвращало то, что люди, которые называли себя православными, курили, хамили, грешили… Только потом до меня дошло, что эти люди были крещеными, но не воцерковленными. Моя младшая сестра после расставания с мужем нашла опору в Боге и воцерковилась. И я видела, как меняется и она сама, и ее образ жизни.
Почему я всё же покрестилась? В 2013 году у моей мамы обнаружили рак. И в течение года я наблюдала, как она боролась за жизнь. Мне было сорок. Как в фильме «Москва слезам не верит» — жизнь в сорок лет только начинается. Она у меня началась, а у мамы моей закончилась.
Мама покрестилась в 48 лет, но не соблюдала правил и не ходила в храм. Она была успешным менеджером в торговой фирме. В свой последний год она лечилась, боролась за свою жизнь, выполняла все предписания докторов, моя сестра возила ее в святые места.
Последний месяц жизни мамы мы с ней провели вместе. За три дня до ее смерти мы с сестрой привели к ней священника, он исповедовал ее, причастил и пособоровал. Мама никогда не вела здоровый образ жизни. В 90-е пострадала вся страна, и моя семья тоже. Дома у нас была в прямом смысле тяжелая атмосфера: компании, курение, выпивка. Конечно же, я не могу упрекать маму ни в чем. Упрекаю лишь себя в том, что так мало ей помогала…
Я увидела, что такое непостыдная христианская кончина и как работают Христос и Божья благодать. Несмотря на то, что мама не жила праведной жизнью, Господь спас ее в последние дни.
Я наблюдала, как мама уходила: вот, буквально только что, тело дышало, а вот уже оно осталось, а мамы — нет. Я увидела четкую разницу между живым человеком и плотью, которую покинула душа. Я наблюдала это своими глазами и не могу не верить своим глазам. Через ее смерть я пришла к осознанию того, что там что-то есть, там — не обрыв. Душа есть, она бессмертна, точка.
Отпевал маму отец Сергий Храпицкий в Никольском храме. Это был первый раз, когда я отстояла всю службу полностью. Узнала, что Елисаветинский храм был заложен 2 января — в день рождения мамы. У меня сработали ассоциации, что мама привела меня к Богу. Тогда я поняла, что тоже готова креститься. 8 марта 2014 года (примерно на сороковой день со дня смерти матери) протоиерей Александр окрестил меня в храме святого Александра Невского, что на военном кладбище. Мне исполнился 41 год.
«Я поняла, что война закончилась»
— Когда я покрестилась, меня как отрезало от курения. Появился официальный повод не соглашаться на совместные перекуры. Через год после крещения я в первый раз исповедовалась и причастилась, а еще через три месяца пришла работать в монастырь. Муж сестры Артемий когда-то работал в издательстве и дал мне телефон руководителя. Я позвонила туда, прошла собеседование, и меня взяли. Здесь я поняла, что война моя закончилась, что из монастыря я уже никуда не хочу уходить.
Первым моим послушанием стало издательство, исполнилась моя мечта. Я люблю детскую книгу, нравится работать для детей и подрастающего поколения. Конечно же, надо воспитывать детей в правильном духе. Как нас, советских детей, воспитывали на добрых мультфильмах, книгах и кино с абсолютно христианскими ценностями.
Первым моим проектом была «Азбука». Я увидела, что можно спокойно и неспешно делать книги, вычищая каждую картинку. Это было наслаждение — ты работаешь, и тебя никто не подгоняет. Ты не выжат как тюбик, из тебя не вытаскивают сверх того, что ты можешь, и потом не пеняют, что ты недостаточна креативна. Тебе дали конкретную задачу, ты ее решила — и все счастливы. Прекрасно же!
Мне нравилось входить в рабочий процесс, нравилось общение с Надеждой — арт-директором, она мастер, художник, великолепный преподаватель. Мы отлично сработались, она была «голова», а я «руки». И я стала проявлять свои лучшие качества: техничность, скорость, быстроумие. Когда у меня толковое ТЗ, мне никто не нужен, главное меня не отвлекать.
Надежда стала меня тренировать и на креативность. Указала на ряд моих недочетов, где я проседаю, и подсказала, где можно получить дополнительную квалификацию. Я так и поступила.
Когда ты работаешь в культурнейшем издательстве, куда приходят лучшие художники города, волей-неволей постепенно ты поднимаешься до их уровня.
Я работала в издательстве три года, потом меня уволили: оставили давно проверенных людей. В монастыре своя специфика, ты не должен быть бунтарем, а я бунтарь, характер никуда не спрячешь.
Год я была вне монастыря, работала из дома. И это был год сплошных искушений. Я даже вернулась на три месяца к курению. И тогда я поняла, что пропадаю. Попробовала работать в других мастерских монастыря: в вышивальной, на выставках и в лавке, дошла до мастерской лазерной гравировки на мужском подворье. Но неожиданно, в день смерти моей мамы, 29 января 2019 года, мне позвонили с сайта и сказали, что монахиня Антонина (Семенова) рекомендовала меня монахине Марии (Яковлевой). Я пришла на собеседование, и меня опять взяли.
«Надо молиться святой Елисавете»
— Я полностью попала «в свое». На мой день рождения, спустя всего неделю после моего прихода на новую работу, коллеги просто задарили меня подарками. Подарили серебряный образок святой Ольги, который я ношу, Евангелие в прекрасном полиграфическом исполнении. И я подумала, что для чего-то им нужна. Потому что до меня они были вынуждены тянуть творческие и технические задачи дизайнера поверх своих многочисленных и непростых обязанностей. А когда я пришла, они облегченно выдохнули. И были действительно счастливы и рады, что у них появился дизайнер.
А потом пришла Ольга Сенькова, и она, как архитектор, настроила нам новый дизайн сайта. С Ольгой Конколович, которая была арт-директором, мы сделали базовый дизайн. Она же научила меня работать с фотографиями, с каждой иллюстрацией. С ней мы трудились в том же режиме «голова — руки». Мне совершенно не зазорно подчиниться хорошему арт-директору, потому что хороший дизайнер — это прежде всего хороший инструмент, как хорошая гаубица в руках хорошего артиллериста. Ты ее направь, ты ей дай заряд, ты ее запусти, и она попадет в цель.
Как говорила мой первый арт-директор Надежда, заказчик здесь — монастырь, ему надо угодить, и, чтобы это сделать, надо молиться святой Елисавете. Марина Сергеева меня научила: «Надо просто поговорить с матушкой, не мудрствовать». На моем рабочем месте всегда образок св. Елисаветы: в сложном случае почитал молитву, призвал ее — трудишься.
Святая Елисавета очень любит красоту, и у нее очень эстетический взгляд. Она сама воплощение женской, человеческой, святой красоты. С ней надо решать задачи на высшем уровне и стараться для нее, потому что она наша покровительница, спрашивать себя, понравилось бы ей или нет.
Я говорю внутри себя: «Матушка Елисавета, пришел вот такой материал. Хочу сделать его красиво». И она отвечает мне «яволь». Матушка Елисавета внутри меня говорит на немецком, потому что я знаю этот язык на базовом уровне. Я включаю фантазию и спрашиваю ее внутри себя: «Яволь?» Она отвечает: «Яволь». Или: «Найн!» И такое чувство, что она внимательно следит из-за плеча, наблюдает, от нее идет мягкий матовый спокойный свет.
Когда я трудилась в других мастерских и мне было тяжело, каждый раз перед послушанием подходила к ее иконе в Никольском храме и просила: «Матушка, прости дуру грешную и помоги в этот день». Это работает, проверено на себе.
«Если ты попал в монастырь, становишься членом семьи»
— Я могла бы делать свою работу из дома, и в пандемию мы все так и трудились, но, когда ты рядом с людьми, — ты их видишь, чувствуешь, и, если нужно, можешь помочь — подать чашку чая, побеседовать, посидеть рядом. Каждый делает свое дело, но вы на послушании вместе.
У нас сложился хороший коллектив. Мои ближайшие сотрудники и друзья — архивариус Дима Яковлев и инокиня Катерина. Я отношусь к ней с огромной любовью, как к своему ребенку. Мы с ней всё время советуемся. Она меня во многом наставляет, задает правильные вопросы. Она мне огромное подспорье и непосредственный помощник.
Когда работаешь с монашествующими, они корректируют наш дух. Потому что они живут монастырем. И они очень многое на себе тянут: послушание, молитвенная нагрузка, певческая, руководство, собрания — они отдали этому всю свою жизнь. Это реальные подвижники. И ты видишь разницу в том, что такое подвиг и мирской успех. Для меня ценнее подвиг, хотя он не материален, но я всё же объективный идеалист и верю в то, что дух победит и материю, и плоть. Существует что-то большее, чем материальный успех. И пока мы живем, мы должны по мере сил не втаптывать друг друга в болото, в грязь, не пускать друг другу кровь, а помогать, держать за руку, вести по дороге, утирать сопливый нос и иногда слезы.
В миру тоже прекрасные люди. Но если ты попал в монастырь, ты становишься членом семьи. И когда у тебя заканчивается одно послушание, тебе предложат другое.
Я понимаю, что не совершенна и не все мои «дизайнерские» решения принимают на ура, но меня терпят. Я стараюсь соответствовать, хочу здесь оставаться.
«Без монастыря я начну сыпаться»
— Сорок лет я бродила как Моисей по пустыне, прежде чем встретила Христа. И за эти сорок лет где я только ни побывала, через какие только «учения» ни прошла! Это был сложный поиск, я уже подробно писала об этом, эту статью даже опубликовали на сайте.
На работе в миру люди не являются единоверцами, а тебя поймет только тот, кто с тобой в литургическом общении. И если я вернусь работать в мир, меня назовут дурочкой. Резонно спросят, почему ты не рвешься, не пытаешься заработать больше, еще больше денег? А что такое деньги? Это красивый фантик, бумажка, цифра… Сегодня они есть, а завтра обесценились, и ты их потерял. Доверять можно только Богу. И когда ты держишься за эту невидимую опору, она оказывается надежнее, чем любые материальные опоры, которые ты выстраиваешь. Монастырская зарплата несравнима с городской. Но, находясь в потоке благодати, на это грех жаловаться. Слава Богу за всё!
Работая в монастыре, в сложных вопросах ты всегда можешь обратиться к духовнику отцу Андрею, и по его молитвам всё сложится так, как надо. За все эти годы мне ни разу не понадобилось с ним непосредственно поговорить, мне хватало исповеди у любого из наших священников. Еще можно сходить на собрание, задать вопрос в записке или просто послушать, что говорит батюшка, — он отвечает даже на незаданные вопросы. Я просто чувствую, что мы идем в одном фарватере. Он идет впереди — ломает лед, как ледокол, а мы следуем за ним по чистой воде. У нас очень хороший духовник и можно смело полагаться на этого человека. Главное, чтобы мы ему не мешали, а только помогали.
Без монастыря я начну сыпаться. Я им держусь. Мое послушание позволяет выстоять в страшнейших обстоятельствах. Может быть, с точки зрения многих я человек благополучный, но, чтобы выдержать мою жизнь, надо молиться. Сейчас я чувствую, что мне надо ходить на литургию и Причастие каждую неделю, что без этого плохо. Этим летом стала ходить в дом-интернат № 4 на Семашко, который окормляет наш монастырь, к отцу Родиону, где он служит в двух храмах.
Война и мир — это про меня. Работа в миру — это война, а труд в монастыре — это мирное строительство. Я вошла в свою мирную, спокойную гавань. Хотя у меня внутри бунт бесконечный по любому поводу, но я с собой борюсь, со своим внутренним состоянием. Здесь мы тоже воюем, но здесь ты с соратниками, сослуживцами. Мы — одна команда. И ты знаешь, что тебе в спину не выстрелят, тебя не подставят, что тебя вытянут.
Мое начальство верит в Бога, ходит в храм, исповедуется и плохого никому не желает. Да, если это нужно, оно тебя укорит, поставит на место, одернет, но это будет сделано для твоего же блага, с любовью. И это надо принять. И даже если ты сглупил, оступился и руководство тобой недовольно, всегда можно покаяться, и твое покаяние примут. Только помогай, будь рядом, служи, как ты можешь, будь с Богом, а уж Бог всегда с тобой.
Беседовала Ольга Демидюк
Фотографии Максима Черноголова и из личного архива героини
12.03.2024
