Небо, самолет, девочка, или Не все телепередачи одинаково полезны

Размышление-воспоминание на начало Рождественского поста. Послание родителям православных детей, которые не фильтруют потоки внешней информации у себя дома. Задумайтесь, люди, не повторяйте моих ошибок. Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Первые шестнадцать лет жизни дочки мы делили на двоих одну жилую комнату, которая была нам и детская, и гостиная с рабочим кабинетом, и спальня в финале трудового дня. Всё ж таки я отнюдь не профессор Преображенский (по Михаилу Булгакову), и мне приходится существовать в стесненных жилищных условиях большую часть времени. Отдельная собственная комната появилась у меня только в 45 лет. Ну а чего же я хотела, будучи всего лишь скромным дизайнером в эпоху первоначального накопления капитала?

Слава Богу за всё, говорю я теперь. Но и тогда (а речь в этом повествовании пойдет о нулевых годах двадцать первого столетия от Рождества Христова) мне было грех жаловаться. Потому что та многофункциональная комната находилась в отдельной сорокаметровой однушке в центре двухмиллионного мегаполиса, а это значит, что рядом две ветки метро, прекрасная инфраструктура и магазины, а еще отличный детсадик и гимназия для детеныша. Я была типичная одинокая мамаша с ребенком, которая тянула свою лямку и очень старалась громко не роптать.

Итак, дано: две одинокие девочки в отдельной квартире живут, учатся, трудятся. Дочь и мама, разница в возрасте 28 лет. Смартфонов еще не подвезли, нормального дешевого интернета тоже не раздают (в наличии только скрипучий модем по дорогому тарифу), из источников информации основной — телеящик «Горизонт», даже еще не плазменный, а с кинескопом, на котором с комфортом любила возлежать наша семейная кошка Мурка. Кстати, на скрипучем модеме она лежала тоже, потому что там было тепло.

Квартира в цокольном этаже, поэтому на полу толстый ковер, чтобы не мерзнуть зимой. Зато из-за отличного расположения жилплощади к телеящику подключены все бесплатные кабельные каналы. Можно было смотреть, кроме обязательного госпакета, еще и «Дискавери», MTV и National Geographic.

Я тогда смотрела преимущественно канал National Geographic. Там всё, что я люблю: передачи о космосе, природе, науке и технологиях, детективы и криминальные расследования. Самый интересный сериал назывался «Расследование авиакатастроф». Формат этого шоу такой: в каждой серии рассказывается об одной катастрофе пассажирского самолета (за историю пассажирской авиации их было предостаточно). В первой половине серии нанятые актеры воссоздают драматические перипетии гибели авиалайнера, а во второй эксперты, детективы и ученые разгадывают, что же запустило роковую цепочку событий, приведшую к гибели людей. Иногда число жертв в одной авиакатастрофе достигало до полутысячи человек.

Я человек 1973 года рождения, выросла в семье военного летчика — моего деда, который в войну был штурманом на бомбардировщике и после войны служил до 1961 года, вплоть до хрущевской реформы армии. Для меня «летчики, полеты, бомбы, пулеметы» — неизменный фон детской жизни. Во Вторую мировую войну произошло становление реактивной авиации, переход к иным видам топлива и двигателей, полеты стали происходить на иных скоростях.

Мой дед в войну летал на фанерном ящике с крыльями. И ничего, победил. Он был представителем практически не выжившего советского поколения 1922 года рождения, почти все его сверстники легли на полях сражений Великой Отечественной. Так говорит статистика. Но дед выжил. Нашел на войне жену, они даже родили в землянке при аэродроме старшую дочь. В 1945 году, в июне. А всё потому, что дед воевал на восточном фронте. И всю войну они, молодые летчики, стоявшие в «засадном полку» на дальневосточных рубежах, подавали рапорты о переводе на западный фронт, но им неизменно отказывали. С японцами стране тоже пришлось повоевать, но эта война по тяжести была несравнима с германским фронтом, конечно же. Впрочем, кто может сравнить, кто может оценить вклад каждого отдельного человека в коллективную Победу? Мы все десятилетиями жили этой войной, этой победой. Этот воздух до сих пор держит меня на плаву, доложу я вам.

Так вот я, ребенок 70-х, девочка 90-х, — человек науки. Мой отец — эксперт в области стали и сплавов, его работа — это изучение прочности металлов. По образованию я математик, но работаю дизайнером, потому что за это мне платят достаточную для выживания зарплату. Ну и вообще мне нравится эта работа: получила грамотное техзадание и сиди, рисуй. Иногда можно рисовать из дома под бормотание телика.

Итак, в телевизоре падает очередной самолет, все умерли, это уже исторический факт, теперь слово берут эксперты и шаг за шагом скрупулезно исследуют причины происшествия. Ведь круто же, правда? В моем анамнезе еще и «Маски-шоу» с их вечно падающим «Боингом», плюс Зигзаг Мак-Кряк в диснеевских «Чудесах на виражах». Так что мне почти не страшно, а только интересно. Я периодически выныриваю из своей работы и ужасаюсь. А потом тружусь дальше. Так проходили мои вечера и дни, и это было еще неплохое время, скажу я вам. Мне было 35, и казалось, что впереди еще то самое прекрасное будущее, которое нам пообещали деды и отцы. Прекрасное далеко, которое даже в песне рифмуется со словом «жестоко». Эххх… Вздыхаю и пишу дальше.

Previous Next

В моем подъезде я подружилась с молодой женщиной по имени Светлана. Она часто спускалась к нам в гости со своего пятого этажа или мы с дочкой ездили к ней в поднебесье на скрипучем лифте. С высоты всё выглядит иначе. Всё кажется другим. Окна ее съемной квартиры глядели на северо-восток, а мои — на юго-запад. Я любила смотреть на город из ее высоких окон. Над деревьями виден был горизонт, можно было выйти на балкон посмотреть в восточном направлении. Иногда на безоблачном вечернем небе показывались ковшики Большой и Малой Медведиц. Мы со Светланой вели свои взрослые женские разговоры, дочка играла или рисовала рядом. Светка ей нравилась, и это было взаимно.

Моя дочка всем нравится. Мы с ней очень разные люди. Я человек преимущественно головной, заумный, много читающий, вечно думающий, любящий сложную информацию, поглощающий ее наравне с водой и пищей в промышленных количествах. Далеко не каждый может меня выносить дольше пяти минут подряд. Она — художник, дизайнер уже в третьем поколении (если считать моего родного дядю, который начал заниматься этим ремеслом еще в докомпьютерную эпоху). Но прежде всего моя дочь — человек эмоций, сложных, тонких и драматичных переживаний. Она впитывает окружающую среду как губка воду. Она как лакмусовая бумага, как хамелеон, перенимающий цвет окружающей природы.

Мы очень разные, но нас связывает любовь матери и дочери, и эта связь навсегда. Хотя нам очень сложно находить общий язык. Лучше всего мы общаемся, когда делаем общее дело. Готовим на кухне, например. Играем в героев на компьютере. Гуляем по городу. Слова всё портят и часто приводят к непониманию. Мы скатываемся в споры, а это ведет к обидам и раздражению. Но в то время — а речь идет о моих тридцати пяти и ее восьми годах — она меня терпела больше.

Но вернемся в прошлое.

Итак, моя новая подруга Светлана готовилась к эмиграции во французскую Канаду. Она не смогла найти себе супруга в Минске, страдала от одиночества и собиралась поискать счастья за рубежом, помимо, конечно же, чисто экономических преимуществ от такой релокации. Почему-то бытует мнение, что нормальная жизнь — это где-то там, за горами, за морями и океанами, а здесь, на этой умытой кровью земле, мы только и делаем что страдаем, мучаемся и выживаем, бедные…

Возможно, вероятно, не исключено, что для многих моих соотечественников это чистая правда. Лично я люблю свой город. Я родилась здесь, живу тут всю свою жизнь и сроднилась с этим ландшафтом. Здесь моя Родина — малая, большая, всякая. Минск — это я. Хотя, вернее сказать, что я всего лишь одно из его двух миллионов разнообразных человеческих «я», не больше, но и не меньше.

Так складывается жизнь, что практически все лучшие друзья и ближайшие подруги покидают меня и уезжают за рубеж. Растворяются за горизонтом, становятся буквами в чатах, далекими голосами в мессенджерах, строчками в электронных письмах. Но все они еще живы, слава Богу за эту радость. Я привыкла к такому, это рутинная практика моего существования. Все уезжают, а я остаюсь на этом берегу. Все сматывают удочки, а я упрямо ловлю рыбу в своей лунке. Я вообще упрямое существо со своим мнением. Абсолютно не толерантное. Поэтому каждый реальный человеческий контакт для меня — огромная ценность.

Светлана позвала нас с дочкой проводить ее в полет, и мы поехали в аэропорт. Ребенок хмурился и куксился всю дорогу, но это одно из ее стандартных эмоциональных состояний, поэтому я не особо обратила на это внимание. Погода стояла не очень, было пасмурно, холодно, около нуля, я подумала, что, видимо, дитё просто отражает унывающий Минск.

Аэропорт привел меня в восторг. Я бродила по «Минску-2», как Коля Герасимов — по космопорту. Вы, конечно же, помните пионера Колю из незабываемого фильма нашего детства «Гостья из будущего», да? Раскрыв глаза и растопырив уши, я болталась по залу ожидания, побывала везде и всюду, напитываясь духом далеких странствий. Жалко, что меня не пустили на взлетную и я не увидела старта авиалайнера! Самолет взлетел благополучно и пошел набирать высоту.

Минск совсем загрустил по Светлане и выдал одну из своих сквернейших погод — сырую знобкую 99%-ную влажность, около нуля, практически гололед. Но современному ухоженному лайнеру нипочем такая погода, это машина с тройным, с пятикратным запасом прочности! Поэтому с чувством выполненного дружеского долга я возвращалась в Минск.

Дочь продолжала унывать, и, чтобы избежать простуды, я вышла с ней из метро под монумент Победы на одноименной площади. Там всегда горит вечный огонь, там мы стали греть озябшие руки, осыпаемые снежной крупой, которой пасмурное небо щедро одаривало своих детей в тот непогожий день.

Она подняла на меня свои карие глазищи, полные непролитых слез.

Я спросила:

— Ты что, уже так скучаешь по Светке?

— Да, — ответила мне дочь, — ведь все самолеты падают…

— Что, прости?

— Ну, все самолеты падают, значит, Света тоже скоро упадет и разобьется, да? — уточнила она.

И вот тут до меня ме-е-едленно стало доходить, что моя дочь всю свою восьмилетнюю жизнь считает, что каждый полет — это ка-та-стро-фа! Потому что видит это на экране телевизора. В умной передаче, которую показывают умные люди и которую постоянно смотрит ее «умная» мама…

И до меня дошло, наконец, какая же я на самом деле дура. Вместе со своим дурацким телевизором и с этой самой глупой на свете передачей…

Я постаралась спокойно объяснить ей, что программа «Расследование авиакатастроф» именно потому такая интересная, что падение авиалайнера с небес — явление крайне редкое и маловероятное. Мне пришлось проявить весь свой ум, смекалку и способности к убеждению, чтобы доказать, что Света непременно выживет, долетит и всё у нее дальше в жизни сложится хорошо. (к слову, всё так и произошло, но это уже совсем другая история).

Дочь заулыбалась, и даже солнце выглянуло на минуточку из-за туч.

Но я тогда четко осознала, что некоторые зрелища ядовиты для детей. Что вот эта конкретная программа не была полезна для моей девочки. Разумеется, когда я всё сумела грамотно объяснить, ее слезы немедленно высохли, а ручки согрелись. И она не простыла и не пропустила занятия в школе. Но этот эпизод я вспоминаю по сей день. Как яркий пример того, что не стоит отравлять атмосферу в доме ядовитым выхлопом чужой беды.

Теперь моя дочь спокойно летает на самолетах, не испытывая страха. А я всё еще жду. Чего? Кого? Это не так важно. Видимо, такая уж у меня судьба — ожидание. Но, пожалуй, на практике доказано самое главное — не все самолеты падают! Чаще всего они возвращаются домой. Целые и невредимые. Или на честном слове и на одном крыле. Просто надо их дождаться.

Аминь.

28 ноября 2023 г.

01.12.2023