Как в монастырь гости из Америки приезжали

Петр Генис родился в Советском Союзе, а после распада страны уехал с родителями в США. Там, в Вашингтоне, его семья стала ходить в православный храм. Несколько лет назад вместе с женой Петр гостил в нашем монастыре, и сегодня готов об этом рассказать. Мы поговорили с гостем о его впечатлениях о Беларуси, нашей обители, Православии в Америке и роли Церкви в эмиграции.

Как оказались в Америке

— Я родился и вырос в Москве. После распада Советского Союза родители решили уехать в Америку искать лучшей жизни. Не знаю, почему они решили, что в Америке нам будет лучше. Мне тогда было 22 года. 19 мая, в день рождения императора Николая II, мы улетели из Москвы.

— Вы специально подбирали дату?

— Нет. Я, конечно, знал про Николая II, но в то время про его день рождения не знал. Меня тогда это мало волновало.

С верой у меня не было никаких проблем. Примерно с шести лет я четко знал, что Бог есть и Ему небезразлична моя жизнь, что Бог за всеми смотрит. Но ходить в церковь, чтобы Ему молиться, я обучен не был. В моей семье такой культуры не было. Когда я вырос и попал в Америку, узнал, что мама, когда мы еще жили в Москве, ездила в храм святителя Николая в Кузнецах, где тогда служил священник Всеволод Шпиллер — замечательный богослов и проповедник, который после Второй мировой войны вернулся в Россию из Болгарии. Нам она об этом не рассказывала.

Несколько раз я заходил в церковь, мне было интересно, но внутри не очень понравилось: темное здание, холодно, происходят непонятные для меня вещи. В то время я просто разговаривал с Богом сам, и мне этого хватало.

— А откуда было знание, что Бог есть?

— Родители рассказали. Отец крестился в Вашингтоне, а маму крестили, когда она была совсем маленькая. У нас дома были какие-то иконы. Насколько я помню, протестанты одно время посылали в Советский Союз детские Библии, и одна из таких Библий каким-то образом попала к нам. Мама ее нам (мне с братом) читала. В книге были замечательные картинки, цветные, и было очень интересно.

Когда мне было лет шесть или семь, родители решили, что меня и моего среднего брата непременно нужно крестить. Мы поехали на квартиру к священнику Дмитрию Дудко (тогда в храмах креститься было небезопасно). Какого-то особенного чувства во время таинства я не помню. Запомнил только, что в ванне была большая рыба — сом, и я бегал на нее смотреть. А священник обливал меня водой из тазика, потому что ванна была занята.

Мне тогда сказали, что в школе никому нельзя рассказывать, где я был и что со мной делали. И я ходил с таким важным видом, что у меня есть какая-то тайна. А потом это забылось. Меня больше волновало, будет у меня велосипед или нет.

В подростковом возрасте начались сложные отношения с родителями. И после споров с ними я пытался разговаривать с Богом: «Господи, как же так? Мама с папой меня совершенно не понимают, и я их не понимаю». Помню, как однажды пришел после школы, мы поспорили с родителями. Мне нужно было идти в музыкальную школу. Я взял свою виолончель, повесил за спину, шел по парку и думал: «Господи, если меня родители не понимают, давай Ты меня будешь вести, как вел Моисея»…

По радио «Голос Америки» родители слушали религиозные передачи, где протоиерей Виктор Потапов простым языком рассказывал о Православии, богослужении, читал книги, отвечал на вопросы. Я слушал вместе с ними, было интересно.

В девятом классе после прослушивания этих передач я решил носить крестик и как-то раз не снял его на уроке физкультуры. Помню, что учитель возмутился и при всех сорвал мой крест. Было неприятно. Хорошо, что директор школы никому об этом не сообщила.

Жизнь в Америке

— Когда приехали в Америку, нужно было как-то устраивать свою жизнь, выбирать специальность, искать работу, решать многие проблемы, о которых раньше не приходилось думать.

Мы прилетели в мае, а в августе пришла телеграмма из дома, что умерла бабушка, мама моей мамы. Когда мы улетали из Советского Союза, у нас забрали документы, и приехать на похороны мама не могла. Ей было нелегко это пережить, и чтобы как-то успокоиться, она решила пойти в церковь. К тому же первые несколько лет отец оставался в СССР, его не выпустили. Я был за старшего мужчину в семье, и мне тоже было нелегко. Церковь была идеальным местом, чтобы утешиться и облегчить душу.

Мама решила крестить моего младшего брата, и постепенно мы стали ходить в церковь. Вышло так, что это была та самая церковь — Иоанно-Предтеченский собор, где настоятелем был отец Виктор Потапов, передачи которого мы слушали в СССР. Я не сразу понял, что это он: голос знакомый, но где я его слышал? Только через год мне сказали, что это священник, который работает на радио «Голос Америки».

— Какие были Ваши первые впечатления о службе в церкви?

— Для меня всё было необычно. В церкви есть свои правила. Мы их не знали. К тому же церковные обычаи в Америке отличаются от церковных обычаев в России. Например, в России перед Причастием нужно несколько дней поститься, молиться, а здесь постится тот, кто хочет. Обязательной исповеди перед Причастием тоже нет. Исповедоваться рекомендуют раз в месяц. Но, конечно, если есть нужда на сердце, не нужно откладывать исповедь в долгий ящик. Для женщин нет строгого правила быть в храме в юбке и платке.

Помню свою первую исповедь. Я смущался, не понимая, чего от меня хотят. Но священник оказался готов к этому и смог очень тактично построить наш разговор. Постепенно я втянулся в такие разговоры по душам.

В какой-то момент я решил, что нужно делать что-то еще, помимо посещения храма по субботам и воскресеньям. Я начал читать утренние и вечерние молитвы. Иногда, когда читаешь молитвы, в голову начинают приходить разные мысли. Почти всегда это от лукавого, чтобы помешать сосредоточиться на разговоре с Богом. Но иногда и нет. Однажды во время чтения молитв мне открылось, какая радость бывает на небесах и об одном кающемся грешнике. Это цитата из Евангелия от Луки (см.: Лк. 15: 10). Я немного опешил, так как за грешника себя не считал, да и не каялся особо. При этом мне стало так спокойно, пришло такое умиротворение! Такого я не ощущал раньше. На словах мне это сложно объяснить, но было ощущение, что в этот момент на небесах радость и обо мне (хотя я, повторю, не считал себя кающимся грешником). Похожее ощущение мира на душе и тихой радости в сердце потом бывало после выстаивания всенощного бдения.

Богослужение в нашем храме проходит на английском и церковнославянском языках. Церковь находится в Вашингтоне, а большая часть людей живет в пригородах. Есть несколько человек, которые едут на службу несколько часов. В какой-то степени это подвиг.

В начале 90-х я жил в Омахе, там были две сербские церкви, но я не чувствовал себя на своем месте. В соседнем штате, Айова, была арабо-греческая церковь, ехать туда надо было часов шесть на машине, там мне понравилось больше. Из прихожан — русские, арабы, греки, румыны. А когда вернулся в Вашингтон, несколько раз зашел в собор святого Иоанна Предтечи и там себя почувствовал на своем месте.

православный храм

Иногда человек чувствует, что он находится на своем месте, а иногда нет. Это можно попытаться объяснить тем, что здесь люди хорошие, хорошо к тебе относятся, но это что-то более глубокое, чем просто отношение людей. Можно долго говорить, но я не уверен, что сам до конца понимаю, что это за чувство. Там я был новым человеком, никого не знал, но несколько человек помнили, что два или три года назад мы у них были, крестили моего младшего брата.

В нашей церкви за свечным ящиком стояла замечательная женщина, которую звали Татьяна Пружан. Святая тетенька. Она была одним из самых важных людей в церкви, потому что именно она встречала тех, кто приходил в храм. И она умела найти подход к каждому. Когда она видела, что человек новый, то мягко объясняла, как и что принято. Она до последнего была на своем посту, вплоть до своей болезни и смерти. Когда она умерла, в алтаре погасла неугасимая лампада. Другой такой случай был, когда умер архимандрит Николай (Пекаторос), бывший настоятель.

С небольшим перерывом с 1990 года я хожу в эту церковь. Там мне нравится, я всех знаю, все знают меня.

В СССР я учился в медицинском институте. В Америке тоже пытался закончить медицинское образование, но ничего не вышло. А потом меня попросили стать бухгалтером в нашем вашингтонском приходе. Бывший бухгалтер умер, никто не хотел этим заниматься. Я толком не знал, что это за работа. Стал ходить на курсы в университете, читал книги, учился. Так несколько лет заведовал церковными финансами. И в дальнейшем связал свою жизнь с этой профессией.

— А какую роль в эмиграции сыграла Церковь? Если бы не было духовной поддержки, было бы сложнее?

— Да. Когда мы впервые вошли в вашингтонскую церковь, было чувство, что я попал в хорошее спокойное место, хоть всё было незнакомым: лампады горят, много икон. Надо было подходить к иконам, прикладываться, креститься. Это было необычно. Выяснилось, что у разных икон разное значение: кому-то молятся, когда едешь в дорогу, кому-то — когда что-то потерял. Мне это было непонятно. Но постепенно эти вещи становятся естественными, и в храме себя чувствуешь, как будто ты у себя дома.

— То есть в Америке именно в церкви Вы чувствовали, что Вы дома?

— Вначале было чувство спокойствия, уюта, безопасности, люди говорят на русском. Первое время в эмиграции важно знать, что есть люди, которые тебя поддерживают, что ты можешь у кого-то попросить помощи, спросить совет. В том большом многоквартирном доме, где мы поселились, было много выходцев из Советского Союза: России, Украины, Молдавии. Но не было чувства, что люди могут друг другу доверять, о жизни в этой новой стране все знали мало.

Прихожанами в церкви в основном были дети тех, кто попал в Америку после Второй мировой войны и прошел через нелегкие испытания. Большую часть из них немцы угнали на работы в Германию, потом они попали в лагерь для перемещенных лиц. И те, кто пережил такие жизненные испытания, относились с большим сочувствием к другим.

Сейчас прихожане — в основном те, кто приехал сюда из нынешней России после 90-х годов. Есть румыны, болгары, греки, эфиопы, арабы. Живем дружно. Хотя и споры тоже бывают. В каждой нормальной семье есть моменты, когда всё тихо и спокойно, а бывает, когда начинают выяснять отношения друг с другом. Это нормально, так и должно быть, без этого будет совсем скучно.

— Сейчас в Америке Вы чувствуете себя дома?

— Я бы не сказал. Но я тут уже живу 30 с лишним лет, знаю местные порядки, обычаи. Свыкся.

Гости в монастыре

— Моя жена — финка, но ей с раннего детства нравилось всё русское. Наверное, лет в девять она впервые услышала русскую речь по телевизору и после этого захотела учить русский, ради этого ездила в школу в другой город. Я у нее спрашивал, почему ей так понравился язык, но она не может это объяснить. Думаю, она не знала, что выйдет замуж за русского, искала какого-то финна, но вышло так, что она переехала в Америку и мы встретились.

Жена долгое время пыталась научиться русскому церковному пению. Есть Свято-Троицкий монастырь возле деревни Джорданвиль (в штате Нью-Йорк), при нем летняя музыкальная школа, где учат церковному пению. Вскоре один из благотворителей летней школы организовал ПАТРАМ — Русско-американский музыкальный институт имени патриарха Тихона. Один из преподавателей ПАТРАМа (Владимир Горбик) проводил курсы для регентов в США и в Москве. Посоветовавшись с Горбиком, мы решили съездить в Свято-Елисаветинский монастырь, послушать церковный хор. А еще в нашем приходе долгое время был регентом хора Юра Печеркин. Он пел вместе с Андреем Лемешонком (тогда еще не священником) в хоре Петро-Павловского собора, если я верно помню. Юра немного рассказал Пауле про этот период своей жизни и про хор. И вот в отпуске мы полетели в Финляндию, а оттуда в Беларусь. Тогда как раз в Беларусь был безвизовый въезд.

За два года до этого у нас в Вашингтоне были гости из Свято-Елисаветинского монастыря. Когда представлялись, одна из девушек сказала: «Меня зовут сестра Анастасия». Мы удивились — ну, сестра так сестра (смеется), у нас так не говорят, обращаются другу к другу по имени. Гости рассказали о монастыре, дали нам послушать проповеди отца Андрея Лемешонка. Его проповеди я слушал и раньше. Один из моих знакомых любит послушать хорошие беседы — священников Дмитрия Смирнова, Артемия Владимирова и других. Вот он нам и дал как-то послушать беседы о. Андрея из Беларуси. Понравилось, что всё просто и с хорошим юмором. Не скучно было слушать.

Когда мы были в Беларуси, нас возили на экскурсию по Минску. Минск — очень ухоженный и красивый город. Зашли в собор святых апостолов Петра и Павла, там необычная роспись, большие иконы и необычный внешний вид церкви.

В монастыре мы были во всех храмах. В каждом своя атмосфера. Очень понравился хор, который пел в деревянном храме во имя святителя Иоанна Шанхайского. Жена ходила заниматься пением, была на спевках хора. Еще нас водили в мастерские: иконописную, мозаичную. Мы были удивлены, как много всего делают в монастыре. Было заметно, что здесь есть ядро людей, которые объединены общим делом, и что они просто хорошие люди. Когда у человека доброе сердце — это можно скрывать, но долго скрывать не получится.

Нас свозили на ферму мужского подворья, к лошадям, там было очень интересно. Мы попали туда вместе с англичанином, у которого были искалечены ноги, и он ехал, чтобы покататься на лошадях. (Немного позже я узнал, что есть такой вид лечения — иппотерапия. Это расслабляет мышцы и успокаивает нервы.) А я всегда хотел посмотреть на белорусскую деревню. Оказалось, от российской деревни отличается мало, только чище и люди более спокойные.

Меня впечатлило то, что с отцом Андреем можно было поговорить: вроде бы человек монастырь окормляет, разные дела у него есть, но при этом внимателен к каждому. На подворье на службе я обратил внимание, как ему физически тяжело стоять с Чашей. Там был полный храм людей, человек 200, и каждого из них он сам причастил. Это очень нелегко. А после этого еще и чуть ли не с каждым поговорил.

сестры беседуют

Отец Андрей делает большое нужное дело. Многие люди находят в обители мир и покой. Моя жена привезла ему в подарок икону свт. Иоанна Шанхайского, и он с большой радостью ее принял.

В монастырской гостинице мы жили в комнатах, посвященных св. Иоанну Шанхайскому. Он — основатель нашего прихода в Вашингтоне, жена нашего настоятеля прислуживала ему на службах в женском монастыре во Франции. Ее отец долгое время был протодиаконом владыки и сопровождал его в поездках. В 1994 году Паула по работе поехала в Сан-Франциско и попала на прославление святого Иоанна… В нашей комнате в Минске было масло от лампады у мощей св. Иоанна. У меня тогда болело колено. Я взял пузырек с маслом и помазал там, где болело. Немного полегчало, а через несколько месяцев совсем прошло…

Мы пробыли в вашем монастыре неделю. Как сейчас понимаю, нужно было бы остаться на более долгое время, но тогда никто не знал, что через пару лет между Западом и Востоком не останется никакой связи. Хотелось бы побывать в монастыре еще и посмотреть, что за это время удалось построить. Христианство может объединить Запад и Восток, может принести счастье людям, но люди должны сделать первый шаг по этой дороге. Хотя бы попытаться сделать этот шаг.