Елена
1 год назадЦарство Небесное рБ Марфе!
Но жизнь свою она прожила по Божьи - одеть,накормить,пахать,доить. А кто это будет делать!? И как заключительный итог- Святое Крещение. Слава Богу!
«Какое миленькое ретро, а это был двадцатый год…» Цитата из песни к кинофильму про 20-е годы ХХ века «Зеленый фургон». Исполняет молодой Дмитрий Харатьян. Далее там такие строчки: «Не смейте модным словом "ретро" всё, чем мы жили, называть…»
А мы живем; и идем мы, похоже, всё теми же проклятыми кругами — война империалистическая в 10-е, гражданская война в 20-е… Господи, храни нас от репрессий 30-х и всемирной мясорубки 40-х, Господи, пожалуйста, нет, хватит же!
Я стараюсь не жить будущим. Не заглядывать туда дальше, чем на день. Ну ладно, на неделю максимум, если время хорошее. А такие люди, как Марфа Васильевна, живут исключительно прошлым. Они как будто внимательно всматриваются в то, что осталось позади, в то, что уже мертво, и из этого черпают ориентиры и силы.
Марфа помнила прошлое в деталях. Она была бесписьменным человеком, в том смысле, что не читала ничего, кроме практических книг и брошюр. Ей были неинтересны чужие выдумки, чужие истории и чужая фантазия. Всё это не существует в реальности, а значит, этого нет, и точка. Зато свое прошлое она видела кристально ясно. Особенно прекрасны были ее детские воспоминания. Как драгоценные стеклышки в калейдоскопе.
Вот пятнадцатилетняя Манька и восьмилетний Шурка пашут на корове огород, возят на буренке хворост, чтобы протопить печку, а вот та же послушная терпеливая коровка пасется на лугу, и на этом же лугу босая Манька со своим дядькой Антоном, младшим братом ее отца, готовятся косить то сено, которое съест корова, которая…
А вот пятилетняя Манька вытаскивает из-под курицы еще теплое яичко и бежит в деревенскую лавку, чтобы поменять его на вкусную карамельную конфету — она всю жизнь любила сладкое и всегда себя ограничивала.
На секретарской должности ей часто дарили шоколад и конфеты, но она их не съедала. Она их копила у себя дома, а потом угощала родственников. Шоколад черствел и белел, порой он был вообще прошлогодним, в рот не взять, но мы, дети, брали его с благодарностью. Так нас учила бабушка, старшая Манькина сестра. Хона-Афанасия все свои имена сменила на Фаину Васильевну Русецкую, и это идеально ей подходило. Я помню ее уютной, седой, голубоглазой, бесшумной совушкой, постоянно трудившейся, постоянно дремлющей вполглаза, душевно зоркой, сильной и прекрасной. Бабушка подняла на ноги девять детей — троих своих и шестерых детей своих детей. В бабушке была любовь, и любовь деятельная — поступки, а не слова. Просто в ней это было — раздать себя как хлеб и вино, а потом умереть-заснуть, а потом вскочить, захлопотать и вновь отдавать, отдавать и отдавать…
Манька же требовала, чтобы ее труды ценили. И хлеб черствел, а вино превращалось в укус. Нельзя требовать любви из-под палки. Это так не работает.
Сколько же всего сделали эти сестры… Рассказывать придется долго, и я не стану. Вот лично мне Марфа Васильевна помогала сидеть с заболевшей дочкой, когда надо было идти на работу. Просто она ехала через полгорода, перебиралась через железнодорожные пути с больными ногами и сидела с моей малышкой. Я была абсолютно спокойна за них, знала, что всё в порядке, что дите сыто-чисто и в безопасности, а значит, можно воевать, не оглядываясь на тыл. После развода моя рабочая жизнь превратилась в войну с краткими перерывами на сон и отдых.
Марфа не понимала моей работы. Что это ты там сидишь у компьютера? Подумаешь, это же ерунда! Ну да, наверное. Мне никогда не приходилось пахать на корове, печатать на громкой пишущей машинке приказы, ворочать целым армейским складом, сажать деревья, копать картошку и полоть грядки в промышленных масштабах. Я человек компьютерной эры, и мои труды иные. Кто на что учился, как говорится.
Маньке отец не разрешил получить даже специальное образование, всего она добилась сама с простым школьным аттестатом. Я, мой брат Алексей, да вообще все внуки нашей бабушки уже получили образование высшее. Моей золотой медалью в школе Марфа Васильевна гордилась даже, похоже, больше, чем я сама.
В 70-е страна прочно встала на ноги, и ее дети смогли жить и учиться. В каждой хате появился свет. В каждой квартире был туалет. В магазине — еда. На полках… Ладно, не будем о грустном. Товарного изобилия и дизайнерских изысков в Советском Союзе не было. Но для жизни было всё. И главное, как заклинание, как молитва — не было войны! Страшнейшей, всё сжигающей бури 40-х годов. Битва осталась за спиной. И Победа тоже ушла в прошлое. Эта победа, эта сила, эта правда. С такой силой нам всё по плечу, я искренне верю в это. Я выросла в семье ветеранов войны. Мои дед и бабушка познакомились на войне, там же поженились и не расстались до бабушкиной смерти в 1999-м. Дед был долгожителем, он прожил до 2014 года и лютой зимой ушел вместе с моей мамой. Но это уже совсем другая история.
Вернемся к Марфе.
Марфо, Марфо, ты суетишься о многом, а одно только нужно… (ср.: Лк. 10: 41, 42)
Слово Божие пришло к ней за три месяца до смерти.
В двадцать первом она стала слабеть. Ковид-19, выборы двадцатого года — всё это она пережила наравне со всеми. Даже не чихнула! Даже не усомнилась ни разу. Она была за Россию, свою Родину, и никогда не предала себя, свою юность, свою память, свою длинную-предлинную жизнь.
Мне стало трудно с ней. Она просто сыпалась: слабело тело, подводил разум. Я понимала, что надо ее окрестить перед смертью, которая была уже при дверях. Но у меня не было сил. Мы никогда не говорили с ней о вещах высоких. Только о практических земных делах.
И я призвала на помощь свою работу. Наконец-то у меня была отличная работа в надежнейшем месте — при церкви, при монастыре. Война моя остановилась, перешла из внешней битвы во внутреннюю борьбу. Это мне понятно, это я могу, умею, практикую.
После особенно лютой субботы в гостях у Марфы я пришла на свое послушание и там взмолилась о помощи. Рассказала коллегам о проблеме. Мне посоветовали пойти с этим на сестрическое собрание с нашим духовником отцом Андреем Лемешонком. И я сделала это.
Собрание проходило в новом формате, шла прямая трансляция во Всемирную паутину, отец Андрей терпеливо отвечал на многочисленные хитренькие вопросики про политику, про житейскую жизнь. Я написала записку на листочке в клеточку и передала батюшке по рядам. Спасительный клочок достиг его рук, он прочел и как будто пробудился от скучного сна.
«Как мне окрестить бабушку Марфу 94 лет?» — прочел вслух батюшка. «Вот! — просиял отец Андрей и аж подскочил на ноги. — Вот такие вопросы я люблю и понимаю! Я священник, мне интереснее о Боге, простите меня, грешного. Крестить! Непременно крестить! Представьте, какая же это будет КРАСОТА — Ангел Хранитель обнимет эту душеньку и отнесет ее прямиком ко святому престолу, и минуют ее все мытарства и муки адские…»
Потом отец Андрей поднял на ноги весь зал и велел молиться о крещении рабы Божией Марфы.
И все встали. И все помолились. И что-то сдвинулось с мертвой точки. (Подозреваю, что это были ржавые краны в моем сознании, мешавшие мне пить из святых источников веры, но это не точно).
С нашим духовником всё просто. Батюшка сказал? Сказал. Молимся и делаем. Это понятно даже мне, дуре грешной…
Потом мы договорились с братом Лешкой о патронаже. Марфа Васильевна перестала вставать, и за ней стал нужен уход и присмотр днем. Ночью она мирно спала.
Сестра Зинаида Лобосова и сестра Ангелина из патронажной службы приехали лично и познакомились с Марфой Васильевной. Изумились и восхитились умом и памятливостью 94-летней женщины. У них нашлись даже какие-то общие знакомые, разговор был веселый, радостный, как сборы в путешествие. Это оно и было.
Потом пришла трудиться назначенная сестра Наталья. Она закрутилась, захлопотала и таки убедила Марфу Васильевну покреститься. Отец Родион Альховик, живущий буквально в соседнем доме, после своей службы забежал к ней и окрестил.
Я никогда не забуду, как Марфа держала в ладонях свой маленький детский простой крестик на черной веревочке. Как сияли ее глаза. После крещения ни одно слово хулы на родных из ее уст уже не сорвалось. Она позвала к себе всех и со всеми простилась. Просто, достойно и порядочно.
За три дня до ухода отец Родион помазал ее елеем. Она уже не говорила. Просто лежала. Просто смотрела в будущее. Впервые она смотрела вперед. В Царствие Божие.
Она спокойно угасла в ночь на 3 июня 2021 года. Скончалась непостыдно и мирно, аминь. Ее отпели в Никольском храме. Отпевал отец Андрей Малаховский и немножко напутал, назвав монахиней Марфой. Потому, видимо, что таким древним, таким сильным было имя, данное при рождении этой девочке из глухой забайкальской деревни ее родителями, православными людьми Марией и Василием. Имя было выбрано по святкам. И оно хранило свою обладательницу на многотрудном жизненном пути.
Теперь и я сама спокойна. Вот теперь я точно не боюсь смерти! Просто живу. Просто молюсь. Мы встретимся. Мы еще будем. Смерть, где твое жало? Спрячь. Отдохни. А мы все поживем еще, какие наши годы…
Иногда я думаю — Марфо, Марфо, ты суетишься о многом, а одно только нужно. Только одно. Доброе Божье Слово. Спасибо.
26‒27 октября 2023 г.
Служение Марфы, или Победа команды СЕМ (ч. 1)>>
28.10.2023