Служение Марфы, или Победа команды СЕМ (ч. 1)

Часто спрашиваю себя, а как же работает Господь в мире, среди нас, людей, в то время как Сына Его — физически — нет с нами, грешными, уже около двух тысячелетий? Вот теперь, в 2020-е годы от Рождества Христова?

И вижу, что Господь трудится соборно. И этот труд не прекращается.

***

Одним из старейших направлений служения белого сестричества всегда была патронажная служба. Так было еще при жизни Великой княгини Елисаветы Феодоровны, святой покровительницы нашего монастыря, так продолжается и теперь.

Все, кто когда-либо сталкивался с проблемой ухода за немощными пожилыми родственниками, прекрасно понимают, какой это тяжелый труд. И какая же это на самом деле проблема! Здесь требуется терпение, опять терпение и снова терпение. Время, силы и средства. Очень часто подступают отчаяние, уныние, гнев.

Лично я жила в этом состоянии около пяти лет.

Терпение не равнозначно смирению. Вот я по натуре человек веселый, яркого темперамента, быстро соображающий и взрывоопасный. Но стараниями моих воспитателей, семьи, школы, университета, жизни, трудовой карьеры я — на первый взгляд! — человек смирный и вежливый. Это так и есть, если не испытывать на прочность мое терпение. Если общение проходит в рамках социального протокола. Если присутствует взаимное уважение и соблюдение норм поведения.

Когда ситуация становится асоциальной, я могу действовать по-разному. Большой город — довольно опасная среда, и даже в общественном транспорте могут встретиться нетрезвые попутчики или не совсем адекватные люди. Иногда мне кажется, что мы все больны, просто в разной степени. В таких случаях я просто меняю музыкальную волну в своем телефоне или читаю новую книгу там же. Но это я, человек рожденный в 70-е годы прошлого тысячелетия, еще при Брежневе.

А более пожилые люди предпочитают общаться словами, по городскому телефону или лично. Они так привыкли. Они любят поговорить. И часто это бесконечные монологи, причем монологи травмирующие и тяжелые. Я не люблю сплетен, не люблю пустых разговоров, а люблю интересную научную информацию и художественную литературу. Обсуждать чью-то жизнь для меня — мука мученическая. А особенно выслушивать про чужие болезни и немощи.

В поликлинике я стою ровно у стенки, смотрю поверх голов, слушаю музыку и молюсь. Как на литургии. Представляю, что сейчас придет Господь и всех, всех нас вылечит. И пойдем мы все — счастливые и здоровые — по своим домам да комнаткам. И будет там всем нам чай с вареньем и интересная программа по телевизору. Да, да, во-о-от за тем мужчиной я занимала. Да, да, доктор принимает. Угу, сейчас в кабинете кто-то есть. А вот вас здесь не стояло, ну да ладно. Спросите, конечно, если вопросы остались. У меня уже давно только ответы на языке крутятся…

Да, так вот, приходить в дом к немощной пожилой родственнице для меня равносильно странствию по каким-то унылым болотам. Ноги вязнут, сил нет, хочется заснуть, забыться, исчезнуть насовсем. Хорошо, когда требуется просто по магазинам пробежаться — аккуратно составить список покупок, походить по всем окрестным торговым точкам — это нормально, это интересно, это я люблю. А вот сидеть и выслушивать по сто раз одни и те же заезженные до дыр пластинки памяти — увольте. Мне даже коммуналку платить и то интереснее, там теперь электронная очередь и всё проходит цивилизованно! В аптеке совсем отлично, там столько высокой медицины и так круто, что словами не рассказать.

Только потом двух рук не хватает, чтобы все покупки удержать. Ну и ничего страшного, возьмем тележку на колесиках, как раз на неделю всё-всё добудем и привезем, не сломаемся… Слава Богу за всё, у нас в городе прекрасное снабжение, была бы пенсия. А пенсия у нас хорошая, ветеранская, и запросы как у птички малой, небесной.

Вот так проходят полдня субботы, любимого выходного дня, и хорошо если дотемна удается вернуться домой. Вернуться, доползти, упасть и заснуть, аминь.

***

Вспоминая те времена, я понимаю, как же мало было во мне истинной христианской любви… Как я внутренне роптала. Как уставала. Как тяжелы мне были эти рассказы, эта длиннющая — аж 94 года! — жизнь женщины из моей семьи.

Итак, в моей семье, как на краю чужого гнезда, жила-была замечательная женщина именем Марфа.

О том, что она Марфа, девочка Манька узнала лишь в 16 лет, когда пришла пора получать паспорт. И случилось это в лютое лето Господне 1942-го...

Шла война. Нет, не так. Шла ВОЙНА. Весь Запад полыхал и грохотал. Радиоприемники доносили сводки военных действий аж за тысячи километров, даже в тихое Забайкалье.

В свои пятнадцать Манька фактически стала главой семьи. И она вытянула эту ношу. Она победила.

Ее старшая сестра Афанасия в 19 лет была секретарем комсомольской ячейки. Она была правильная девочка советской сборки, 1922 года рождения. Хона (так Афанасию звали в семье) собрала все заявления, заперла свою ячейку на замок и ушла добровольцем на фронт.

Манька осуждала сестру за такое решение. Хона была работник хоть куда, ее любимое присловье было «глаза боятся — руки делают», и действительно, любая работа спорилась в этих руках. Я очень хорошо помню эти руки, руки моей любимой бабушки.

Манька не была так сильна, как ее старшая сестра. Манька на всю жизнь останется невысокой аккуратной красивой женщиной.

Отец Хоны и Маньки, а еще Шурки и Нины, даурский казак Василий Мефодьевич Ушаков, повоевал на всех войнах, которые Россия вела в первой половине ХХ столетия. Кроме Японской, на которую не попал просто по малолетству. Василий Ушаков родился 1895 году и успел на вторую Отечественную, перешедшую в революцию, потом в Гражданскую, а потом в коллективизацию, и так далее, и так далее, и так далее.

Периодически казак с войны возвращался, а потом снова уходил — например, в 30-ые он выучился в городе на зоотехника и потом лечил колхозный скот. Из их с Марией Михайловной одиннадцати детей выжили только четверо. Три дочери и сын.

«Ушаковская порода» — так звал в шутку свою жену Афанасию и невестку Марфу мой дед Лев Николаевич Русецкий. Эти женщины были ладные, голубоглазые, с красивыми голосами. В семье любили петь. В семье умели трудиться. Лентяев не было.

С Марфой Васильевной я познакомилась в 1974 году. Мне был годик, а ей уже 48 лет. Расстались мы тоже через 48 лет, в 2021 году. Она не дожила буквально месяц до своего 95-летия.

С ней никогда не было просто. Она была правдорубом и не щадила ближних. Видела всех насквозь. Чисто по-житейски ей были доступны все мотивы поступков окружающих. Я любила, когда она вспоминала истории из детства. Чудесные, как русские сказки. Страшненькие такие сказки, а порой жестокие… Сказки о выживании. Сказки о голоде. О болезнях. О людях. Всё про реальную, невыдуманную жизнь. Марфа была свидетелем своего века, честным, но пристрастным.

Этот мотив — «Господи, почему ты меня одну оставил служить?» — красной нитью, сквозняком тянулся через всю ее жизнь. Она не понимала, что такое материнство и как это меняет женщину. Не понимала, как Фаина (так бабушка стала называть себя после замужества) может любить своих таких вредных, непослушных и глупых детей. Ко внукам Фаины она уже несколько смягчилась и могла их терпеть. А со мной так вообще дружила. Она мне тоже нравилась. Она была правильная. Очень практичная. Очень умная. Мне с ней было хорошо.

Я взялась рассказывать эту историю по одной причине — потому что и смерть Марфы была победой. Победой над грехом, чистой победой Господа. Командной победой православного сестричества во имя преподобномученицы Елисаветы Феодоровны.

Я устала нести этот крест — досмотр за Марфой Васильевной — в 2020 году. Тяжелый выпал год: пандемия, выборы, то да се. Мне всю дорогу помогал младший братик Лешка. Он приглядывал за Марфой Васильевной на даче — а она до 93 лет ставила сама теплицу. Я же помогала ей в остальное время года, когда она была в городе.

Она не была крещеной. И бесконечно осуждала всех нас. На каждого у нее было досье. Недаром, ох, недаром она трудилась секретарем в совпартшколе… Свое «досье» на меня МВ не показывала, но оно тоже было. Все мои прегрешения она аккуратно подшивала в мысленную черную папку с моим именем. Иногда мне кажется, что даже на мытарствах оттуда будут черпать информацию про меня, грешную.

Слушать всё это было как пить крепкий яд. Я лишь делала вид, что слушаю. Если ее остановить, она могла и поскандалить. А это давление, это нельзя. Короче, со своими она не церемонилась. Оставалось терпеть, а терпение не равнозначно смирению. Я уверенно шла к собственному инфаркту, еле таскала ноги, но старалась. И у меня даже получалось, если бы не ужасный черный двадцатый год…

Продолжение следует…

27.10.2023