«Мое кино»: встреча с другой реальностью (ч. 1)

Вечер пятницы, в киноклубе «Мое кино» ретроспектива фильмов Андрея Тарковского. По традиции, чтобы сохранить интригу, зрители до последнего не знают, какой именно фильм будут смотреть.

«"Я свеча, я сгорел на пиру. Соберите мой воск поутру". Эти строки Арсения Тарковского — лейтмотив всего фильма», — настраивает зрителей на просмотр отец Сергий Нежборт. Выключается свет, на большом экране появляются первые кадры фильма «Ностальгия»…

Киноклуб при нашем монастыре существует уже несколько лет. Сюда приходят и монашествующие, и работники монастыря, приезжают и горожане. Кто-то не пропускает ни одного показа, а кто-то пришел впервые.

Что дают совместные просмотры? Может ли кино сформировать и изменить человека? И легко ли делиться с другими тем, что дорого тебе? Поговорили с основателем киноклуба отцом Сергием Нежбортом.

Отец Сергий Нежборт, основатель клуба «Мое кино»

— Отец Сергий, мы знаем, что Вы большой киноман. В какой именно момент Вы решили делиться «своим» кино?

— Наша группа существует уже несколько лет. Она проживала разные эволюционные этапы. Был такой период, когда в кафе «Чудо-мельница» приглашали разных людей проводить вечера. Я поучаствовал в этом пару раз, а когда пригласили в третий раз, у меня возникла спонтанная идея показать людям фильм. Я подумал, что в кафе, куда люди пришли поесть, это будет более уместно, чем разговор.

После показа я решил, что это неплохой формат. И мы стали смотреть фильмы узким коллективом в нашей иконописной мастерской. А когда переехали в новое здание на Цне, на наши просмотры стали приходить работники и других мастерских. Сложился костяк, на основе которого и возник наш киноклуб.

Кадр из к/ф «Ностальгия», 1983 г., реж. А. Тарковский

— Вы как-то делились, что из всех видов искусства Вас сформировало кино. Почему именно кино, а не книги, например?

— Книги мне, если честно, не давались. До какого-то возраста я не любил читать — школьная программа была для меня пыткой. Авторов, которые мне интересны сейчас — Толстой, Достоевский, — в школе я совсем не мог воспринимать, нас как будто разделяла железобетонная стена. Меня ничего не трогало, мне казалось, что это не про меня, не для меня, мне это чуждо. Это продолжалось достаточно долго, пока как-то в подростковом возрасте я не раскрыл какую-то книгу — и мне вдруг стало интересно. Я был удивлен, и после этого начал читать.

— А как случилась Ваша встреча с кино?

— Мое детство проходило в Советском Союзе, и духовный вакуум, который был в то время, восполнялся просмотром фильмов. Телевизор был для нас в детстве неотъемлемой частью жизни, часто он работал в фоновом режиме. Сейчас для меня это дико, но тогда и телевидение было совсем другим. Оно не было таким агрессивным, эмоционально окрашенным, оно было более созерцательным. То есть опыт кинопросмотров для меня был органичен с раннего детства, и многие фильмы (может, не сюжетную канву, а отдельные фрагменты, вспышки, впечатления) я помню с того времени.

Кадр из к/ф «Сто дней после детства», 1975 г., реж. С. Соловьев

Мне казалось, что это для всех так. Прошло время, и, общаясь с людьми, я вдруг понял, что очень многие лишены этого опыта. Меня это удивило, и я стал задумываться о том, что, может, своим опытом и восприятием фильмов стоило бы делиться.

— Если попробовать сформулировать, то кино для Вас — это что?

— Для меня кино — это встреча с реальностью, которая существует параллельно: вот ее нет, а вот она есть, и ты уже в ней. И встреча с этой реальностью оставляет в тебе какой-то след.

В какой-то момент жизни я стал задавать себе вопросы: а откуда во мне определенные житейские ориентиры, как они появились? Ведь человек в своих поступках, выборах, мыслях чем-то руководствуется. Я помню, что какие-то определенные культурные ценности задавались дома, но их было не так много и они были очень лаконичны. А всё остальное откуда? И я понял, что многое в моей жизни было сформировано именно встречей с этой параллельной реальностью.

— Часто можно услышать обратное мнение, что кино не может изменить человека, как и в целом культура…

— Нет, Вы что! Конечно, жизнь человека не изменится тут же после выхода из кинотеатра, но какое-то семя глубоко попадает в него и порой живет своей жизнью, совершенно независимой от человека.

Как-то в одном разговоре прозвучала интересная мысль, что герои Достоевского настолько живые, что с ними можно спорить, разговаривать, не соглашаться, их можно любить, их можно ненавидеть. Это не какие-то пассивные застывшие материи, это реальные люди, которые пережили Достоевского и продолжают жить своей жизнью. И когда ты обращаешься к этой литературе, понимаешь, что эти герои очень современные. Они не принадлежат только XIX веку. То, о чем они думают, о чем говорят, то, с чем борются, — это то, что есть сейчас, то, что есть во мне.

Думаю, подобное происходит и в кинематографе. Герои фильмов живут своей жизнью, обитают где-то внутри нас и совершенно неожиданно могут проявиться. Человек совершает какой-то поступок или делает выбор, и иногда это спонтанная реакция, которая вызвана этими глубинными напластованиями, дремлющими в его душе.

Кадр из к/ф «Пять вечеров», 1978 г., реж. Н. Михалков

В этом смысле очень важно, ЧТО мы смотрим. Если мы смотрим какую-то гадость, то она в нас остается и продолжает жить внутри нас, а если мы регулярно пичкаем себя этой гадостью, она в нас накапливается. Что-то хорошее, позитивное также имеет накопительный эффект и в какой-то момент может помочь человеку понять и себя, и другого человека, сопереживать ему.

Поэтому я боюсь смотреть незнакомые фильмы. Я чувствую, что могу отравиться. Это как съесть незнакомую еду, от которой тебе может стать плохо. Поэтому, даже если мне что-то рекомендуют посмотреть, я еще десять раз подумаю, стоит ли. Я очень избирательный и берегу себя от ненужных эмоций, впечатлений. Ведь потом приходится с ними жить, а это мне мешает.

— Большая часть фильмов, которые Вы показываете в клубе, — это советский кинематограф. Почему так?

— Потому что именно он был важен для меня с детства. Но для меня кино — это не только советское кино. Мы в киноклубе смотрим и современное кино, если то, что оно транслирует, совпадает с моим мироощущением.

Совсем недавно я смотрел интервью с режиссером Кареном Шахназаровым, и он там говорил о своем видении кино. У него прозвучала мысль, что у советского кинематографа была ясно сформулирована идея, чего нет в современном российском кинематографе. И он видит, что это серьезная проблема. Идея, как он ее озвучил, была такая — надо переделать человека. Но не создать человека коммунистического образца, а создать человека, в которого были бы встроены какие-то духовные ориентиры, т.к. в обществе отсутствовали ориентиры традиционной церковной культуры.

Я прекрасно помню свое детство: что такое «хорошо», а что такое «плохо» все четко знали, особых разночтений не было, в отличие от теперешнего времени, когда всё подвергается сомнениям и уже не поймешь, что хорошо, а что плохо. Могу сказать, что кинематограф, который меня сформировал, был в этом плане монолитным, и даже внутренние настроения, которые были связаны с жизнью конкретных режиссеров, актеров, не могли сломить его единую ясность.

Кадр из к/ф «Был месяц май», 1970 г., реж. Марлен Хуциев

— Если в советском кинематографе мы видим свет, значит, он был в этом времени, несмотря на весь его трагизм?

— Конечно. Это же непридуманная жизнь. Да, искусство — это не точная копия жизни, это жизнь, увиденная под особым углом. Но в любом случае эта жизнь всеми считывалась как настоящая. Да, мы живем не буквально так, как нам показывают по телевизору, но глубинно всё, что там происходит, нас касается.

— Сейчас нет идеологических установок, для людей искусства больше свобод, но почему часто после просмотра современного кино нет того светлого послевкусия, которое есть от советского кино?

— Я думаю, это была эпоха, в которой появлялись такие фильмы не в силу идеологических установок, а в силу того, что это было особое время.

Когда я пересматриваю советские фильмы, то понимаю, что они совершенно актуальны, они не утратили своей ценности, а многие даже, наоборот, ее приобрели. То, что лет 40‒50 назад казалось чем-то обыденным, сейчас воспринимается как глоток свежего воздуха, особый опыт теплоты, доброты, красоты, человечности во всех ее аспектах. В человеке есть и боль, и скорбь, и трагизм, но в кинематографе того времени есть, на мой взгляд, очень светлый ответ на всё это. В этом плане советский кинематограф — это такой странный феномен, и объяснить его трудно. Я даже думаю, что иногда это происходит помимо желания режиссера и его прямого посыла.

Кадр из к/ф «Сережа», 1960 г., реж. Г. Данелия, И. Таланкин

Сейчас совсем другое время, в нем другие вызовы, другие проблемы и даже трудно их сравнивать. Механически пытаться что-то вернуть невозможно, всё изменилось.

— А какие фильмы, помимо советской эпохи, дают, по-вашему, вот этот светлый ответ на проблемы человека?

— В какой-то момент я стал открывать для себя фильмы Чарли Чаплина. В детстве он меня совсем не впечатлял, а сейчас, на мой взгляд, это вершина кинематографа. То, какие темы, проблемы человека он поднимал в своих фильмах, мне кажутся актуальными и важными и на сегодняшний день. Думаю, его фильмы стоило бы пересматривать. По сути, это такой Достоевский в новом прочтении. Я прослушивал его мемуары. Он — американец, для него важен успех, деньги, он постоянно об этом пишет, но, как ни странно, его фильмы совсем о другом. Мне кажется, это не американское кино, а по своим духовным ориентирам очень советское.

Кадр из к/ф «Огни большого города», 1931 г., реж. Чарли Чаплин

— А насколько изменилось наше восприятие кино? Современному человеку уже сложно воспринимать тот неспешный, созерцательный кинематограф?

— Наверное, да. Но, думаю, это неизбежность, которую мы никак не можем остановить, и с этим приходится считаться. Создать искусственный тепличный мир не получится. Человек обречен жить в той реальности, в которой он живет.

Наверное, было бы неплохо, если бы кинематограф прошлого совсем не забывался, не откладывался на чердак, чтобы к нему возвращались. Наш киноклуб как раз устроен из желания актуализации того кинематографа. Человек сам по себе, может быть, и не смотрел бы это кино, но, попадая в пространство, где люди настроены на просмотр, неизбежно приобщается к этому опыту. Многие в киноклубе делятся, что, преодолев некое внутреннее сопротивление, увидели и открыли что-то неожиданное для себя.

Но надо понимать, что не на всех людей искусство воздействует глубинно. Есть люди более восприимчивые, есть менее. И в нашей разности есть своя необходимость. Другое дело, я замечал, что людям очень важно помочь сосредоточиться на чем-то, вглядеться, всмотреться в него. Это какой-то особый опыт. На мой взгляд, навык всматривания, вслушивания, вчувствования необходим и в духовном смысле. Кино в этом плане может помочь.

Кадр из к/ф «Зеркало», 1975 г., реж. А. Тарковский

Продолжение следует…

Беседовала Ольга Демидюк

Фото из интернета

03.08.2023