О любоначалии
Когда я впервые встретилась со словом «любоначалие», то решила, что это точно про меня. Я очень люблю всё начинать! (Вот с любозаканчиванием сложнее…) В детстве мне, как в известной песенке, каждый год нужен был какой-то новый кружок: то танцы, то флористика, то вышивание… Но оказалось, что любоначалие — это кое-что другое…
Любовь к власти
В толковом словаре можно прочитать, что любоначалие — это любовь к власти, к начальствованию. Казалось бы, это должно грозить только людям, которые имеют реальную власть, а значит, и искушение властвовать над другими, не считаясь с интересами людей, тиранствовать и так далее… Но, оглядываясь по сторонам (уж простите за литературный штамп), я с удивлением обнаруживаю, что любоначалием в мире людей пронизано всё… Я мало чего знаю о жизни власть имущих, или «необычных» людей (как их называет один мой знакомый). Какие-то мои представления про «верхушку», подкрепленные мистическими романами Юрия Мамлеева, наверное, имеют мало общего с действительностью… Но, что удивительно, властолюбие проявляется очень ярко даже там, где, казалось бы, нет для него совершенно никакой почвы.
Любоначалие — это не только когда начальник с наслаждением делает выговор подчиненному. Это есть и в семьях, и между друзьями. Это есть в разных учреждениях, где самый мелкий чиновник может начать командовать людьми, которые на какой-то момент оказались в его власти. Вот совсем недавно я наблюдала, как озлобленная работница почты швыряла людям в лицо ручки и разные формуляры… Но никто не скандалил, не просил Книгу жалоб, потому что люди просто хотели получить свои посылки…
Еще пример: мой сосед, совершенно опустившийся, одинокий человек, то и дело кричит отборной руганью на… своего кота! На людей он не имеет возможности кричать, поэтому совершенно нечеловеческие оскорбления летят в адрес бедного кота! Иногда это звучит довольно смешно. Но в целом абсолютно не смешно.
Расскажу одну историю из своей жизни.
Какими бывают авторы. Из издательского опыта
Моя первая работа, куда я устроилась сразу после университета, была в издательстве при этом же университете. Я пришла туда на должность редактора методической литературы. А это означало, что мне предстояло работать с книжками, которые написали мои вчерашние преподаватели.
С непривычки было довольно необычно общаться на равных с людьми, от решения которых вчера зависела оценка в моей зачетке (от которой, кстати, впоследствии мало чего зависело в моей жизни… но об этом я узнала позже). Помню, что в моем «редакторском» сознании авторы делились на несколько групп. Первая — люди, которым судьба их будущих книжек была совершенно безразлична. Они сдавали рукописи (так мы называли распечатанный на бумаге текст без форматирования) в издательство и мало интересовались их судьбой. Мне приходилось самой бегать за авторами, чтобы получить нужные подписи и удостовериться, что мои правки всех устраивают. Таким авторам было не очень важно, что я там внесла. Ведь, скорее всего, всё нормально. Это были какие-то очень занятые люди…
Вторая группа — люди, которые приезжали в издательство, и мы вместе просматривали те правки, которые нужно было обсудить. Я не относилась к тем редакторам, которые с остервенением кромсают чужой текст, потому что им показалось, что «так будет лучше». Все-таки я отдавала себе отчет, что пять минут как окончила университет, а некоторые авторы уже лет по двадцать там преподают… Но, несмотря на такую дистанцию, эти люди очень внимательно относились к правкам, благодарили, если мне удавалось найти какую-то важную ошибку или неточность, переформулировать более удачно какую-то фразу… Они хотели, чтобы их книги получились хорошими. Чтобы в них всё было красиво и аккуратно. Помню, одно удовольствие было работать с профессором Еленой Ивановной Янович, которая читала у нас грамматику древнерусского языка. На ее экзамене я тряслась как осиновый лист, и вот она сидит рядом со мной и внимательно слушает мои комментарии к ее новому учебнику…
И третья группа авторов… Хотя здесь, наверное, не подходит слово «группа», потому что это были отдельные случаи… Когда человек, получая свою рукопись с редакторскими правками, устраивал настоящий скандал. Мол, кто вы — и кто Я?! Да там, где вы учились, мы преподавали! В общем-то, в данном случае так оно и было, и возразить не представлялось возможности… Но все люди допускают ошибки, какими бы профессионалами они ни были. И хорошая редакторская правка — это то, что делает текст лучше (если редактор — вменяемый человек, без амбиций несостоявшегося писателя). В общем, такие прецеденты случались в нашем издательстве редко.
Все делают ошибки
Однажды со мной произошла история, которая вышла за рамки этой тройственной классификации. Моего очередного автора знали на факультете все. Ее слава начинала греметь уже среди первокурсников, хотя на первом курсе она еще ничего не читала… Мне очень повезло не попасть к ней на экзамен — каким-то чудом я получила «автомат». Но людей практически выносили из кабинета. Те, кто шел на своих ногах, обычно выходили со слезами — слезами счастья или слезами обреченности…
В общем, мне предстояло редактировать книгу этой женщины, редкого специалиста в своей области. Моя рука дрожала (по крайней мере, должна была) … Но, надо признаться, когда я находила в тексте какую-то очевидную ошибку или очепятку, сердце у меня замирало. Даже великая, безошибочная NN делает ошибки! Это внушало уверенность и чувство собственной важности…
Ошибок в тексте нашлось не много. Но получилось так, что форматирование, которое было сделано в рукописи, совершенно не соответствовало требованиям издательства. Это были чисто внешние вопросы, которые решаются техническим редактором и совершенно не касаются автора. Но я всё же много начеркала в тексте, и это выглядело крайне ужасающе… Я отнесла рукопись на кафедру и удалилась с чувством выполненного долга, оставив свой номер телефона на полях и надеясь на лучшее. Вечером мне позвонили…
Она не стала вникать в правки, а просто увидела, что их очень много… Началось с вопроса, кто я такая. Это был, конечно, риторический вопрос. Если коротко, то сначала я выслушала всё, что она думает о нашем издательстве и его сотрудниках. Но потом, в ходе разговора, произошло что-то странное. Мы проговорили в сумме около двух часов. Она вдруг успокоилась и стала просто рассказывать о том, как ей тяжело и одиноко, как у нее много работы, как она ничего не успевает, а то, что успевает, — никому не нужно. Какие безответственные студенты и как бестолково вообще всё происходящее. И все эти мои правки показались мне…
Может быть, и она тогда была не совсем права: все-таки я делала свою работу. Но почувствовала я себя довольно гадко. Потому что знала, с какой мыслью редактировала эту рукопись. Это чувство, когда ты якобы имеешь право, чем-то управляешь (в каком-то совершенно смешном виде) … Мелочное и гадкое чувство. Особенно в той ситуации.
На следующий день начальница позвала меня и сказала, что автор свою рукопись забирает, будет ее переделывать. Эту книгу мне так и не суждено было редактировать, потому что вскоре я сменила работу.
«Дух любоначалия не даждь ми»
Меня очень по-хорошему удивляют люди, которые, занимая какую-то должность, сохраняют чистоту восприятия себя и окружающих и умеют руководить, не командуя, и подсказывать, не поучая. Наверное, именно это и есть руководитель, который руко-водит, то есть направляет чью-то руку, подсказывает, как правильно, и несет ответственность.
Нам очень часто кажется, что мы «лучше знаем, как нужно». Сама возможность кого-то исправлять или кем-то управлять, которую мы получаем не в силу своего опыта, а просто в силу занимаемого места, влияет на нас каким-то волшебным образом. Мы начинаем превозноситься, учить, говорить, как надо делать… Просто так. Просто чтобы насладиться своим положением, повысить самооценку. Этот дух очень гнилой, опасный и тянет за собой много плохих последствий. Вот об этом надо знать и быть начеку.
26.07.2023