«Стараюсь любить людей, как могу» (ч. 1)

Сестра Инга Субелиани больше десяти лет трудится в монастырском магазине. Она приехала с мужем и детьми из Абхазии, когда там полыхала война. Инга нашла на нашей земле новую Родину, а в сестричестве — вторую семью. О том, как Господь помогал, — в ее рассказе.

«Родные были тайно верующие»

— Я родилась в городе Сухуми. Вся моя семья оттуда. Родные были тайно верующие. Хотя в целом люди богобоязненные, но почему-то это прятали. Меня не воспитывали в страхе Божием. Я узнала о Боге, наблюдая за соседкой, которая, родив троих детей, водила их в храм. Соседи осуждали женщину: поднимать детей в 6 утра, чтобы куда-то пойти? Это чуть ли не секта… На тот момент я была далека от Бога.

Окончила Сухумское музыкальное училище по классу «скрипка», потом два года отработала в музыкальной школе в небольшом горном городке. Приходилось далеко ездить на электричке: зимой холодно, летом жарко.

в сухуми

«Я училась в училище и занималась карате»

— Благодаря своему преподавателю математики познакомилась с будущим мужем. Было это так. Когда я училась, наш преподаватель Зураб увлекался карате. Как-то он пришел и говорит: «Вот, девочки, у нас открывается секция карате, если у кого-то есть желание позаниматься, узнать, что такое Восток, Япония, приходите, у нас собирают девичью группу». Мне было любопытно, поэтому я пошла, и японская культура меня затянула. Там всё настолько ритуально! Всё складывалось, обворачивалось, совершались поклоны. Даже к кимоно, которое ты надеваешь, испытываешь уважение.

Я училась в училище и занималась карате. Мой преподаватель по скрипке до последнего экзамена боялся, что я могу повредить руки.

Многие удивлялись, что я 8 лет занималась восточным единоборством, может быть, кто-то и осуждал. У нас люди что думают, то и говорят прямо в лицо.

«Вот, Валентина, тебе и невестка»

— В группе нас было только две девушки, остальные парни. Как-то на тренировку пришел Гурам, он был бывшим боксером. Вскоре он начал за мной ухаживать. Когда он уходил в армию, просил, чтобы я его ждала. Привел меня к себе домой. Там накрывают столы, потому что на такое событие приезжают все родственники, помогают. Столы большие, обильные. Много человек. Открывается дверь, огромная комната, сидят мужчины, женщины рядом суетятся.

Гурам толкает меня вперед и говорит: "Мама, это Инга, прошу любить и жаловать". Я чуть не упала. В то время я была такая стеснительная!..

Все оживились: «Вот, Валентина, тебе и невестка». Я попятилась к дверям. Женщины меня взяли под свою опеку.

Когда Гурам вернулся из армии, мы еще год встречались, а потом поженились. После свадьбы карате пришлось оставить — муж запретил заниматься, поэтому черный пояс я так и не получила, у меня коричневый. Женитьба поменяла и планы мужа: он не пошел учиться в школу милиции, как собирался. Его отец год со мной из-за этого не разговаривал, очень был обижен на меня, что я не дала Гураму учиться. Но, с другой стороны, если бы он поехал в Тбилиси, я бы его живым уже не увидела, потому что всех молодых курсантов бросили на военные действия. Только сейчас начинаешь об этом думать.

Война

— Первые годы нашей совместной жизни были тяжеловаты. Мы жили одной семьей у Гурама. Семья была большая. Он молодой, у него работа, друзья, домой особо не торопился. Я была под присмотром его родителей, сестер, брата. Мы были молодые, выясняли отношения, я показывала себя, он себя.

семейное фото

В 1992 году началась война. Она нас объединила. Война показала, кто искренен с тобой, у кого какие ценности. Это было очень видно.

Как сказала одна женщина: «Война откроет всё». Стало видно, чем человек «болеет», какими грехами. В то время у нас с мужем были маленькие дети, и родители настояли на том, чтобы мы уехали. Если бы мы остались в Сухуми, нас бы, наверное, уже не было. Сестры Гурама стали вдовицами. У старшей муж погиб во время войны, у младшей — после войны. Они больше замуж не выходили. Так любили мужей, что о замужестве никто не думал. Они отдали себя детям. Это пример верности и женской жертвенности.

Сначала мы отправились в Тбилиси. Город был переполнен, поэтому мы поехали в Минск, где у мужа жил двоюродный брат. Думали, что побудем месяц-другой, пока дома наладится жизнь. Но всё, что казалось временным, оказалось постоянным. Через полтора года мы поняли, что не вернемся, и нам стало еще горестней. Мы потеряли всё: Родину, дом, родных, друзей. Всё случилось неожиданно. Люди разных национальностей так дружно жили, одной семьей, было много смешанных браков, и тут такое началось…

«Дома все говорили на русском»

— У нас с Гурамом тоже была многонациональная семья. Среди родственников встречались и грузины, и армяне, и русские, и украинцы, но когда мы собирались дома, то все говорили на русском языке.

Я училась в русской школе. Мои бабушки и дедушки знали свой родной язык, я изучала грузинский в школе, писала и говорила. Мы дома тоже не говорим на грузинском, дети в школе учат белорусский. Гурам еще иногда говорит с родственниками на грузинском языке, а я отошла совсем.

Конечно, мы много всего пережили: гибель родных, близких, друзей. Родители там остались, и им пришлось тяжко.

Мама умерла в 53 года. У нее случился инсульт, и ее просто не спасали. Врач так и сказал: "Лучше будет, если она умрет".

Беседы

— Здесь мы тоже никому не были нужны, всё было очень напряженно. Шесть лет мы мучились, и дети это видели. Естественно, у них был стресс, страх из-за нашего смятения.

с детьми на руках

Мы жили на квартире, и у нас была соседка. Мы подружились семьями, и она, видя наше бедственное положение, наш поиск ответа на вопросы: кому мы нужны? где найти работу, когда нас никто не хочет оформлять? как жить? — говорит: «Ребята, у меня ребенок ходит в воскресную школу в центре города, при храме Петра и Павла. Там батюшка есть. Давайте пойдем вместе к нему на беседу, не понравится — уйдем сразу».

Сначала пошла я. Конечно, сидела, рот раскрыв. Отец Андрей, посмотрев на всех собравшихся, наверное, у каждого прочел, кто чем «болеет». Беседа была познавательная. Потом я позвала на беседу мужа, предупредив, что он, если захочет, в любой момент может уйти. «Ой, времени нет», — ответил он, но зашла соседка, и мы все пошли на беседу. Гурам досидел до конца, и потом стали периодически ходить. Это было в 1998 году. До этого я в храм зашла только, когда мама умерла — было тяжело нести эту боль. Меня потянуло в храм, хотелось как-то успокоиться. Пение хора и вся обстановка умиротворяли, но тогда я не привязалась к храму.

С осени мы стали ходить на беседы, а на Рождество соседи пригласили нас в Жировичский монастырь. Это был первый монастырь, в котором мы побывали. Поездка оставила неизгладимые впечатления.

Жировичи