«Всё в ладонях тишины Божьей» (часть 1)

Александр Беганский — поэт, бард, автор притч, сказок, рассказов. Его простые и при этом глубокие притчи полюбились читателям нашего сайта. Каждая из них заставляет задуматься о жизни земной и вечной. А совсем недавно в издательстве нашего монастыря вышла его сказка «Книга лесной премудрости». В светлые пасхальные дни мы говорим с Александром о том, как строится сюжет книги и земной жизни человека. Как произошел его переход от «металлиста» до любителя классической музыки, от жизни без Бога — к осознаю Воскресения. И как важно писателю выбирать жизнь, а не смерть.

— Александр, притчи, сказки — это художественная форма, с которой мы впервые знакомимся в детстве. Вы помните свои первые книжные впечатления?

— Мне в детстве нравились русские былины, сказки славянских народов. У меня был сборник с сербскими, болгарскими, чешскими сказками.

— А что именно в них привлекало?

— Какая-то доброта. Чудесные превращения. В русских былинах — богатыри, защитники Родины.

— А в чем для Вас главная сила богатырей? Наверное, это не только физическая мощь?

— Их сила в простоте и правде, в нелукавстве. Это те качества, без которых трудно угодить Богу. Наверное, поэтому они такими сильными и уродились и столько им было дано.

— Мне кажется, как раз стиль русских сказок доминирует в Вашем творчестве. Наверное, это естественное продолжение детских впечатлений. А Вы помните, как искали форму и язык для своей «Книги лесной премудрости»?

— Я эту книжку написал на одном дыхании. Возник образ радости, мудрости, которая имеет разные грани, и каждый из персонажей сказки по-своему ее для себя видит. За этими героями — зверями — стоит человеческая мудрость. Ведь у определенной категории людей свои сложившееся взгляды, своя житейская мудрость. И они их придерживаются. Например, у муравья — что нужно дружить, а у ежа — что мудрость в острых иголках. Не было бы у ежа острых иголок, он не мог бы носить на них грибы…

 

— Вы писали эту сказку для детей или для взрослых?

— Издатели верно указали, что эта сказка для чтения взрослыми детям. Когда я ее писал, не обращался только ко взрослой или детской аудитории. Мне просто хотелось поделиться историей. По своей основной интонации, по своему посылу она доступна и детям, и взрослым.

— А премудрость кого из персонажей Вам ближе?

— Может быть, птиц — «Люби свободу и небу верность храни». Я с детства люблю птиц, мне нравится за ними наблюдать. Это какой-то особый вид творений Божьих, которые умеют летать. Это удивительно.

— В Вашей сказке Лось, который записал все премудрости зверей, говорит, что у него самого нет никакой премудрости… Это так?

— Она у него есть. Его премудрость в том, чтобы ставить других выше себя и не сознавать, что это и есть верх всякой премудрости. У святых отцов можно встретить мысль, что человек истинно добродетельный не замечает за собой своей добродетели. Смиренный никогда не скажет, что он смиренный, никогда даже не подумает так о себе. Человек, который живет любовью, никогда не скажет: «Я всех люблю». 

Лось здесь — фигура, которая олицетворяет эту добродетель: он собрал премудрости всех зверей, а себя забыл. 

— И получилось так, что звери сами поставили его на первое место, возвысили….

— Это частный случай. В этой сказке получилось так, а в жизни может быть по-другому. Такой герой может и не дождаться почестей при жизни, но он к ним и не стремится. Что ему эти почести?

— Вам это качество Лося — не замечать своих достоинств — близко?

— Нет, не близко. Я, к сожалению, тщеславный человек. Иногда хочешь кого-нибудь удивить, состроить какой-нибудь словесный фокус. Я бы хотел быть таким, как Лось, но пока не получается.

 

— Александр, а как бороться с тщеславием?

— Воздавать славу Богу. Что такое тщеславие? Тщетная слава. Всякая слава, которую человек присваивает себе, тщетна. Она не имеет смысла. Я недавно написал такую притчу. Один человек потихоньку присваивал себе славу Божию и настолько в этом преуспел, что Господь у него спросил: «Слушай, а что ты собираешься делать со своей славой?» — «Как что? Я войду с нею в вечность». Господь говорит: «Но в вечности вся слава вернется ко Мне». «Неужели вся?» «Вся», — говорит Господь. «Что ж, тогда я готов сейчас вернуть Тебе Твою славу», — говорит человек. «Это необязательно. У Меня столько славы, что не убудет. А будет славно, если ты вернешься ко Мне сам».

На самом деле вся слава человеческая — и сиюминутная, и вековая — это очень мелко по сравнению с тем, что будет в вечности, когда свет Божий заполнит всё, слава Божия объемлет всё. Тогда святые просветятся Божественным светом, покроются славой Божьей. И что такое будет земная слава?

— Может, мы держимся за земную славу, потому что не понимаем, что нас ждет в вечности?

— Да, потому что не понимаем. А еще потому, что у нас всё перевернуто. С одной стороны, каждый из нас носит в себе образ Божий, а это непередаваемо высоко. Но с другой стороны, мы славу, которую нужно воссылать Богу, приписываем себе, как будто сами себя сотворили, сами по себе живем, сами достойны, чтобы нас хвалили и славили.

Самый лучший способ бороться с тщеславием — это воздавать славу Богу и возвращаться к Господу из своего неверного состояния.

 

— У Вас есть притча «Призвание писателя». В ней между двумя женщинами стоит ребенок, который олицетворяет веру. Одна женщина говорит, что ребенка можно оживить, и просит писателя «сделать что-нибудь», а вторая — что нет. Эти женщины — жизнь и смерть. Получается, что слово писателя может оживить веру? Или, наоборот, ее убить?

— Если говорить о серьезном писателе, то его творчество может способствовать оживлению веры в людях. И опять же большой талант и даже гений, который в литературе себя проявляет определенным образом, может способствовать тому, что люди, читающие его книги, уходят от Бога, отворачиваются. Богоборческие творения, богохульные (а такие тоже бывают) умерщвляют веру, гасят ее.

— То есть на писателе большая ответственность?

— Конечно. Слово действенно. Хотя, наверное, такая ответственность на любом человеке, который обращается к какой-то аудитории. Ведь тогда твое действие, твое слово, твой жест умножаются в десятки, сотни раз.

— А как же вынести эту ответственность? Что может помочь?

— Я стал об этом задумываться не сразу. Много было написано незрелого, недоосмысленного.

 На сегодняшний день я пытаюсь сверять свой ум, свое сердце с правдой Божьей.  

— Как это происходит?

— Прошу Бога о том, что если нужно — чтобы через меня что-то прозвучало, воплотилось. Вверяю себя в руки Божьи, в волю Божью. При этом сознаю, что далеко не всё, что я пишу, хорошо. И радуюсь, когда что-то получается.

— А как понять, что получилось?

— Это чувствуется. Похоже на то, когда ты целился и попал.

— Когда что-то получается, Вы чувствуете радость?

— Да, конечно. Я вообще в жизни больше ничего не умею делать. Книжки писать тоже не умею, но это я не умею меньше, чем всё остальное (смеется). Поэтому когда хоть что-то получается, я чувствую, что не зря живу.

— Давайте поговорим о том, что Вы умеете в жизни. Если вернуться к притче «Призвание писателя», Вы помните тот момент, когда почувствовали призыв писать?

— Понимаете, я себя писателем не считаю. Вот Господь сотворил человека, дал и мне жизнь. Да, иногда я могу что-то написать и даже напечатать, но можно и без этого. Эта притча не обо мне. Это некий идеал, как может быть. Но к писательской деятельности действительно есть определенный призыв. Ощущение, что тебе это дано, и ты можешь это делать.

 Слово человека продолжает слово Божье. Слово Божье прозвучало, и слово человеческое является ответом на него. И этот ответ очень важен.  

Это не зависит от того, письменное слово или устное, — оно всегда между жизнью и смертью. Оно в себя вбирает жизнь и смерть. Слово, на мой взгляд, ставит человека перед выбором. В Священном Писании Господь говорит, что перед тобой жизнь и смерть — выбирай.

— То есть надо выбирать животворящее слово?

— Да.

— Александр, каким был Ваш профессиональный путь? На кого Вы учились?

— Я учился на театрального режиссера. Вообще-то, я хотел стать гитаристом и даже поступать в консерваторию, но так как не заканчивал ни музыкальной школы, ни музыкального училища, шансов поступить не было. Институт культуры, на мой взгляд, был самым приемлемым для меня высшим учебным заведением. Там и музыканты учились, и режиссеры…

— А почему Вы хотели быть гитаристом?

— Потому что играл трэш-металл со старших классов. Я был заядлым «металлистом», в этом круговороте вращался. Но надо сказать, что с первых курсов института рок-музыка перестала меня увлекать, я стал интересоваться джазом, а позже мне открылась классическая музыка. Ее я в основном и слушаю последние 30 лет. В ней слышу смысл.

— А в тяжелом роке для Вас не было смысла?

— Наверное, какие-то отголоски были. Даже в той тяжелой музыке меня привлекали какие-то мелодические проявления. Совершенно бездумное месиво мне не нравилось. Но при этом там было много слепого идолослужения. Кто увлекался тяжелым роком, тот понимает, о чем я говорю. Ты несвободен, это какая-то зависимость, причем довольно тяжелая.

— А помните, как произошел переход к другой музыке? Если это зависимость, наверное, не так просто такую музыку оставить…

— У нас была группа, мы давали концерты в Минске и других городах. И вот однажды мы играли на сцене, а под сценой фанатела публика. И в какой-то момент я почувствовал прохладу на сердце. Меня коснулась мысль: «Это всё суета. Всё, чем я сейчас окружен и чего так страстно желал, — это суета». Это дуновение прохлады меня отрезвило. И с того момента я отошел от рока.

 Сейчас я понимаю, что эти мысль и прохлада были от Бога. Хотя тогда в моей жизни еще не было веры.  

Я учился на режиссера дальше. А после того как окончил университет, почти сразу оказался в литературных кругах. Работал в журнале «Пегас» ответственным секретарем, затем в конце 90-х — ответственным секретарем в журнале «Немига литературная». Это был довольно известный журнал, он до сих пор существует. С 2002 года работал главным редактором в журнале «Минские епархиальные ведомости». Там я писал новостные вещи, статьи. Уже позже десять лет работал в издательстве нашего монастыря. Последние несколько лет работаю на сайте.

— Не жалеете, что все-таки не поступили в консерваторию?

— Всю свою жизнь я некоторым образом связан с музыкой. Много выступал как автор-исполнитель своих песен под гитару. Песни я пишу с начала 2000-х. Исполнял их на концертах, сборных и сольных.

— А когда Вы стали писать свои притчи и рассказы?

— Когда родился второй сын. В 2015 году я написал несколько коротких заметок «Мишенькины истории». Они как-то сами родились. Предложил их на монастырский сайт, и их опубликовали. А потом стали притчи появляться.

— В «Мишенькиных историях» Вы пишете про отношения ребенка и отца. Я их читала как притчу отношений человека и Бога-Отца. Вы вкладывали в них такой смысл?

— Я не задумывался об этом. Иногда пишешь, и Господь что-то Сам в это вкладывает и через тебя доносит, а ты только потом понимаешь более глубокий смысл написанного.

— А как случился Ваш переход из светского журнала в епархиальный? Это было связано с обретением веры?

— К этому времени я уже крестился. У меня есть друг, который тогда работал в епархии. Мы общались, потом вышло так, что им нужен был редактор, а я к этому времени уже писал стихи, прозу. И он познакомил меня с владыкой Филаретом (Вахромеевым).

— Что для Вас было самым ценным в общении с владыкой?

— Владыка Филарет для меня был и остается отцом. Настоящим отцом. Он меня духовно усыновил. Владыка нес мои тяготы на себе, помогал, участвовал в моей жизни. Я стал для него родным.

Это духоносный человек. Я не могу вспомнить ни одного мгновения в общении с ним, когда бы он не был в духе. Это нечто уникальное на земле, человек святой жизни.

 

— Он Вам открывал путь к вере?

— Он сам шел этим путем и давал пространство следовать за ним.

 Я однажды почувствовал, что этот человек сейчас, находясь на земле, идет в вечность. И мне захотелось идти за ним. А его движение туда было совершенно недвусмысленным, целенаправленным, осознанным, мужественным.  

По правде говоря, даже находясь рядом с владыкой, я наделал немало ошибок. Но у владыки Филарета было очень много прощения. Столько прощения, сколько воды в море, наверное.

— Пример таких людей показывает, что так жить можно. Почему тогда у нас не получается?

— Всем от Бога даются разные дарования, разная сила. К этому, конечно, прикладывается и труд человека, его воля. А если говорить о владыке, там были не только дарования и труд, но еще и великое самоотвержение.

Вообще, о владыке можно очень много говорить, и в то же время невозможно высказать самого сокровенного, самого дорогого. Наверное, и не нужно. Но сейчас очень многие люди, которые его знали, были с ним близки, которые являются его учениками, последователями, говорят и пишут о нем. И слава Богу, это очень нужно и важно, чтобы люди о нем больше узнавали. Когда-то он будет канонизирован, я в этом не сомневаюсь.

 

Продолжение следует…

Беседовала Ольга Демидюк

Фотографии Максима Черноголова

20.04.2023