«Каждому Господь дает свое служение» (часть 2)
Свобода и псевдоцерковность
— В Вашей обители строгий устав?
— Мне кажется, нестрогий. И это, на мой взгляд, самое трудное: человеку дается некая свобода, и он должен учиться этой свободой распоряжаться. У нас нет такого: сюда нельзя, туда не ходи. Во многих монастырях игумения с утра раздает сестрам послушания, и это правильно. Но у нас так невозможно, поскольку само послушание диктует распорядок дня. К примеру, если сестра трудится в юридическом отделе, как я могу ей давать распоряжения? У них свой график и прочее. Или Дом трудолюбия, там тоже свои особенности в расписании.
Истинные друзья: монахиня Анастасия и монахиня Серапиона
— Чем Вы руководствуетесь при назначении послушаний? Учитывается ли желание сестры заниматься тем или иным делом?
— Конечно, всё учитывается: и таланты, и склонности, и желание. И это, кстати, тоже показатель нашего времени. Раньше как было: дали послушание, выполняешь без раздумий. А сейчас: «Сестра, где бы Вы хотели потрудиться?» Наверное, по-другому сегодня нельзя, это многие отмечают…
Еще и по этой причине у нас собрания регулярно проходят, где мы можем обсудить не только насущные проблемы, но и несогласия, капризы или обиды — как в семье пытаемся жить. Потому что нет ничего хуже псевдоцерковности, закостенелости, твердолобости. «Простите», «благословите», а на самом деле человек всех ненавидит.
Не секрет, что реальная проблема в монастырях — это отсутствие единомыслия. Почему к нам идут? Потому что в обители есть духовник и нет противостояния между игуменией и духовником, а это очень важно. Вообще, это самое главное. Когда в монастыре начинается разделение — кто-то за батюшку, а кто-то за матушку, — это трагедия.
Игумения Евфросиния (Лаптик) и духовник обители протоиерей Андрей Лемешонок
— Как этого не допустить? Кто ответственен за это?
— Все несут ответственность. Но в первую очередь, безусловно, игумения и духовник.
— Сестры могут обратиться к Вам напрямую со своими проблемами?
— Конечно! У нас всё просто, по-семейному. Во всяком случае, мы хотим и стараемся, чтобы было так.
— А с духовником у сестер как выстраивается общение?
— Отец Андрей в монастыре каждый день, кроме четверга. Он с родными не проводит столько времени, сколько с нами. Поэтому, кроме собственных детей, которые, правда, уже взрослые, у него больше 120 детей-монахинь. Он для нас как отец.
Встреча мощей прмц. Великой княгини Елисаветы, прибывших из Знаменского Синодального собора г. Нью-Йорка
— В разговоре кто-то из сестер отметил, что отец Андрей сам уже как монах.
— У него и келлия есть в обители. Он же в монастыре служит почти каждый день, два дня в неделю исповедует всех сестер и длинные очереди прихожан, проводит беседы с «белыми» сестрами, монахинями, прихожанами и на подворьях.
Самый «неинтересный» человек
— Сейчас в монастыре десять храмов, непосредственно на территории обители пять. Главный монастырский храм в честь иконы Божией Матери «Державная» уже не вмещает всех желающих?
— Когда строился «Державный» храм, думали, что уж теперь-то места точно всем хватит — его вместимость 1200 человек. А сейчас в монастырь приходит очень много людей. Особенно на праздники: в Вербное воскресенье и на Пасху народ стоит на улице, причащается около 1500 человек.
— «Державный» храм впечатляет, конечно, одна мозаика чего стоит.
— Я читала в вашем журнале репортаж про Марфо-Мариинскую обитель, как на форуме одна женщина укоряла сестер, мол, стены можно построить, а духа — не будет. И журналист приглашала эту женщину самой посмотреть, как всё в монастыре устроено, прежде чем критиковать. Про нас тоже чего только не говорят: и «торговки», и «евромонашки». Самую высокую идею можно исказить, опорочить.
Вся наша широкая деятельность и строительство — это не самоцель. Вспомните преподобного Моисея Оптинского, как братья роптали на него, когда в казне ни копейки, а он начал строить новую гостиницу. Но он-то это делал исключительно ради людей. Благодаря стройке миряне находили заработок, кормили свои семьи. Так и у нас, только мир стал другим, другие условия, а в целом разницы никакой.
В 2008 году в Минск приезжал Святейший Патриарх Алексий II. Именно он освящал «Державный» храм. Это был его последний визит в Беларусь и последний освященный при жизни храм. В память об этом в монастыре сделали специальный «карандаш», с помощью которого Его Святейшество расписался на глиняном панно в «Державном» храме.
Визит Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в Свято-Елисаветинский монастырь г. Минска. Освящение храма обители в честь иконы Божией Матери «Державная» 25 октября 2008 года
— Матушка, а чем Вам запомнился приезд патриарха Алексия?
— Это величайшее событие для нашей обители. У меня остались самые светлые воспоминания, радость велия была! Все очень ждали приезда патриарха, хотели его увидеть, и все-все сестры съехались в этот день в монастырь. Помню, когда встречали Святейшего, монашествующие сестры выстроились на улице, как обычно, а «белые» сестры стояли в «Державном» храме — было очень красиво и торжественно. Когда патриарх Алексий зашел внутрь и увидел полный храм сестер в белом облачении (на тот момент сестер милосердия было около 200), то был поражен, он не ожидал такого.
— Признаться, мы были приятно удивлены количеством людей на службах в будние дни, даже на акафисте в пятницу вечером «Державный» храм забит. В основном приходят местные жители?
— Нет. Из Минска приезжают, из других городов.
— Как Вы думаете, чем людей так притягивает монастырь?
— Наверное, тем, что здесь благодать Божия. К тому же очень любят батюшку нашего отца Андрея. Всё, что у нас есть, — исключительно благодаря ему, его дерзновению. Он всё тянет на себе, а мы за ним идем. Отец Андрей всех тормошит, чтобы не спали, не расслаблялись.
— Насчет бодрости — это да. Мы успели на себе прочувствовать, как мы это назвали, «щедрое умывание от отца Андрея», когда после акафиста батюшка подошел к каждому в храме и от души два-три раза постучал по лицу кропилом со святой водой. Такого мы нигде не видели. Просыпаешься мгновенно, а мы как раз после поезда были…
— Есть такое (смеется)! Батюшка у нас — творческая личность. И сестры, которые приходят в монастырь, тоже все талантливые, творческие люди. А я самый неинтересный человек в монастыре. Даже не знаю, как Вам удастся из моих ответов интервью составить.
— Однако Господь поставил Вас руководить монастырем со столь активной социальной позицией. Настоятельница Серафимо-Дивеевского монастыря игумения Сергия (Конкова) в интервью нашему журналу сказала, что игуменство — это крест. В свете Ваших слов можно сделать вывод, что для Вас игуменство — это действительно крест? Наверное, Господь ставит нас туда, где для нас наиболее спасительно?
— Апостол говорит: Незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог (1 Кор. 1: 28). Одно могу сказать — надо смиряться. Игуменство для меня — это смирительная рубашка и большая ответственность. Ты невольно затихаешь, и хочется быть тише воды ниже травы. По-человечески я осознаю, что на моем месте должен быть другой человек, но Богу виднее. Думаешь: ну когда же уже снимут с меня эту рубашку смирения и передадут кому-нибудь другому (улыбается).
Игумения Евфросиния (Лаптик)
— Насколько мне известно, сначала здесь была другая игумения. Получается, она недолго настоятельствовала?
— Да, первая матушка была старшей сестрой сестричества, но уже через год после образования монастыря, с марта 2000-го, на это место назначили меня. Матушка мечтала об уединенном, закрытом монастыре, а у нас с самого начала было совсем не так. Рядом с обителью несколько больниц, интернат, куда ходили сестры помогать, но и, кроме больных, много людей обращалось за помощью. Матушка не хотела, чтобы монахини ходили к больным. Кстати, ее мечта о тихом монастыре сбылась: сейчас она подвизается в уединенном, спокойном месте.
А меня Господь привел в монашество именно через сестричество, и я не совсем понимаю, почему монаху нельзя помогать больным людям, говорить им о Христе. Иногда людям трудно сразу прийти к священнику со своими проблемами, сестре им легче открыться. А уже потом сестра направляет человека к священнику, в храм, объясняет, что надо исповедоваться, причаститься.
— Одним словом, вот оно — православное миссионерство на практике.
— Миссионерство, верно. Я даже не побоюсь назвать это апостольским служением. Да, сами по себе мы всё портим, но Господь через нас действует — ради людей, понимаете? Сестры рассказывают, как Бог вразумляет их на послушании, дает нужные слова для людей.
Сестры милосердия на послушании
Как однажды сказала католическая, правда, святая сестра милосердия мать Тереза, «я карандаш в руках Господа».
Получается, уже не ты людям нужен, а они тебе нужны, не ты им помощь оказываешь, а они — тебе. Без этого вообще не понимаешь, как бы ты жил в этом мире.
— Как заметила одна ваша монахиня, если не навестил на Пасху больных, уже что-то не то, радость неполная.
— Вот именно. Радость хочется с кем-то делить. Чтобы радоваться, надо не жалеть себя, и Бог возместит сторицей. Нужно пытаться увидеть своего ближнего, поделиться с ним чем-то. Потому что радость можно получить только тогда, когда ты что-то отдаешь.
— Матушка, Вы обмолвились, что Ваше первое Причастие было на Пасху. На Ваш взгляд, пасхальная радость у монаха и мирянина отличается? Возможно, монашествующие как-то по-особому переживают главный праздник Православия?
— Пасха — это переход. Наверное, в полноте ее никто на земле не проживает — ни монахи, ни миряне. Но в этот праздник, даже если нет светлого, радостного настроения, всё равно души касается Воскресение.
Сестры и братья милосердия с насельниками интернатов
Всего-то навсего… умри
— Когда человек принимает постриг, он умирает для мира. Как правильно понимать эти слова, если монах несет послушание в миру? Не в смысле умирания для греха, а в том, что монашество может быть разным. Ведь представление о монашестве зачастую однобокое, что монах — это тот, кто ни с кем не общается, не улыбается, смотрит в землю, сидит в затворе.
— Конечно, можно начитаться книжек, нахвататься вырванных из контекста цитат, но испокон веков монашество было разноликим. К примеру, у преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского служение было разное, но цель-то одна, и между собой они хорошо общались, любили друг друга. При обители святого Феодосия Великого, который считается начальником общежительных монастырей, было три больницы и специальный храм для душевнобольных.
Если бы наш монастырь возник где-то в глухой деревеньке или в лесу, мы бы там и жили, занимаясь «умным деланием» и рукоделием, но Господь эту обитель создал именно на этом месте, где столько больных людей, нуждающихся в поддержке и любви.
— Монаху с трудом прощаются простые человеческие слабости, вроде как он не должен раздражаться, гневаться — этакий мертвец. Конечно, в идеале так и должно быть, это цель, но пока ведь еще не ангел. Почему людям зачастую трудно это понять?
— Невозможно от нас требовать, чтобы мы были Пименами Великими или Сергиями Радонежскими. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорил, что раньше монахи были столпами. Но и христианский мир был более крепок, люди молились, в миру жили благочестиво.
А сейчас откуда мне взяться как игумении? Я, вчерашняя девчонка, разгильдяйка, которая никого не слушала, пришла в храм, меня Господь омыл, очистил, украсил, благословил быть причисленной к лику монашествующих, а потом еще и игуменией поставил. Сразу же не научишься всему. Поэтому как умеем, так и служим, учимся. Ошибок у нас очень много, и удивительно, что, несмотря на нашу уникальную способность всё портить, Господь всё равно созидает.
Матушка Евфросиния на фоне монашеского корпуса и Елисаветинского храма обители
— В столь полюбившейся многим композиции монахини Иулиании (Денисовой) «Всего-то навсего» перечисляются добродетели ко спасению, которые в совокупности можно свести к одной: всего-то навсего… умри. Вот такое истинное, подлинное монашество возможно в наше время?
— Конечно, возможно. Всё зависит от человека, как он ответит на призыв Бога.
Источник: Монастырский вестник (monasterium.ru)
«Каждому Господь дает свое служение» (часть 1)>>
21.04.2023