Поездка на Валаам

Когда-то давно, когда строительство монастыря в Новинках еще только начиналось, я ходил в интернат к больным да помогал на этой самой стройке. Первоначальное желание монашества стало забываться в суете дней и будничной работы. Но тут старшая по интернату сестра милосердия Валентина (в будущем убиенная игумения Василиса (Медведь) предложила: «Езжай с братом Геной (нынешним иеромонахом Феодором) на Валаам, ему нет попутчика». Родные не хотели Гену одного отпускать в дальнюю дорогу, переживая за его здоровье, да и были 90-е годы. Сама же сестра Валентина мне напоминала мать-наседку, которая энергично брала под крыло всех приходящих в интернат сестер и братьев милосердия. У нее самой была непростая жизнь, но всю энергию материнства, бойкость южнорусского характера она перенесла на нас и заботу о болящих.

Сам я хотел побывать в Оптиной пустыни, так как батюшка посоветовал читать жития Оптинских старцев. Я жил и, можно сказать, дышал словами старцев, их жизнеописаниями. Но я подумал: «Ну как я поеду в Оптину, когда и старец Силуан, и Оптинские старцы учат отсекать волю свою перед братом?» — и решил поступить по старцам. И ни разу не пожалел. Поездка была удивительной, а в Оптиной я побывал потом много раз.

Мама обрадовалась. Тем более Гену уважала, так как он окончил университет информатики и радиоэлектроники, а я бросил этот универ. Мама с радостью благословила, а родной брат дал денег на поездку (тогда он еще занимался бизнесом).

Поехали на Валаам в сезон, когда нет паломников. Гена, как программист с умом, выбирал время для поездки, чтобы по максимуму погрузиться в тишину и молитву.

Доехали до Питера и там обратились на Валаамское подворье. Сначала встретились препятствия, но по старой традиции сестричества на все препятствия — акафист святителю Николаю Чудотворцу. Не успели дочитать акафист, как всё разрешилось. Нас оставили переночевать на питерском подворье и объяснили, как добраться до Приозерска на берегу Ладожского озера, а оттуда уже на корабле доплыть до острова.

Вечером благоговейный монах предложил нам открыть балкончик, выходящий на храм, если мы хотим помолиться. Вроде мелочь, а так приятны были такая духовная забота и отношение. Когда нас провожал, то рассказал, что он 15 лет в постриге, но всё равно, мол, монах из него никакой. Я посмотрел на него и подумал, что действительно вроде ничего особенного — на вид симпатичный молодой человек, говоря по-мирски, даже красивый. Но всё же, несмотря на такое простое и искреннее признание своей незначимости, в нем чувствовалось благоговение, что вскоре и подтвердилось маленькой деталью. Проходя по коридору, запросто с нами разговаривая, он незаметно поднял бумажку, валявшуюся на полу, мимо которой мы с Геной беспечно прошли. И в этом маленьком жесте было столько бережного отношения к этому месту, что я на всю жизнь запомнил. Эта картина не раз всплывала у меня в душе, и я сделал вывод: как бы тебя жизнь ни бросала, как бы тебя ни перекрутило обстоятельствами, собственным падением — всё равно постарайся сохранить любовь к своему монастырю.

Переночевав, еще засветло мы отправились на Приозерское подворье. Оказывается, в Приозерске довольно долго можно дожидаться, когда будет корабль, который возьмет пассажиров. Мы уже распереживались, так как у нас время ограничено и билеты назад в Беларусь взяты… Снова акафист святителю Николаю. И тут отцы говорят: «Ну, повезло вам, братья. Внепланово пришел корабль "Святитель Николай"». Дело в том, что монастырю не было чем зимовать в плане еды. И отцы (один из них белорус по происхождению) поехали в Беларусь к Батьке попросить помощи. И президент дал фуру картошки и других овощей.

Братья попросили нас помочь погрузить всё на корабль и вообще очень радостно нас встретили: «О-о, белорусские братья приехали на белорусскую картошку!» Дружно и весело закидали вместе картошку, погрузились на корабль и по бескрайнему озеру, как по морю, по волнам бодро поплыли. Иеромонах тут же начал служить молебен, и мы, держась за цепи, свисающие с потолка, расставив ноги на покачивающейся палубе, вторили: «Святителю отче Николае, моли Бога о нас…» Приближаясь к Валааму, мы постепенно словно самой природой погружались в иной мир. Правду говорят о природе тех мест — «и на камнях растут деревья». Даже весь окружающий мир приобретает какой-то благородный и величественный оттенок.

В самом монастыре нас поселили в старинные тихие кельи с печным отоплением. В каждой келье небольшая печурка, дровишки… Всё, романтика уже началась.

Благословили нас также питаться с братиями монастыря. Меня поразила трапеза. Во всем сквозила культура и благоговейное отношение. Несмотря на то что были 90-е годы и вокруг обстановка не самая богатая, в трапезной и посуда, приборы были замечательны. Словно ты попал на обед «приличного», интеллигентного общества века XIX из романов Лескова, но только еще с возвышенной атмосферой молитвы. Еда была очень вкусная, натуральная, превосходного качества: уха, рыба, еще что-то. И что удивительно, никто не объедался, а чувствовались во всем благоговение, благодарность и братская любовь.

Потом я даже стал «специально» размышлять, почему трапеза такая хорошая… И многократный опыт показал, что трапеза в общежительном монастыре должна быть вкусная. Это касается именно общежительного монастыря, в других случаях предлежит иное. Когда брат находится в периоде духовного упадка, еда может сильно утешить и поддержать, спасти от надрыва и даже срыва. Кто жил в монастыре, те знают, какие непростые порою приходится переживать состояния. И, казалось бы, это же на, так скажем, «низшем» физиологическом уровне. Но даже в древние времена в период расцвета монашества старцы поддерживали братию, и это называлось утешением. Вот старец Силуан говорил: «Кушать надо так, чтобы потом хотелось молиться». Я же грешный не вмещаю этой меры, для меня эта мера — «кушать, чтобы потом были силы трудиться».

Не знаю, как сейчас, но раньше монастырь жил по афонскому времени, что придавало таинственности и непонятности — так сколько же сейчас времени. Афонский подъем. И по темноте опять в темноту храма. Под ногами старинный из каменных глыб пол и глубокая, протяжная, всё накрывающая служба. Я поневоле вывалился из повседневной реальности, и мир молитвы как будто обрушился на меня. Погружение в службу, красивое пение, разборчивое чтение, что слышны слова молитвы. Вновь желание монашества загорелось ярким пламенем, так как увидел, что эта иная жизнь реально существует…

22.03.2023