«Таинство странное вижу»: ирмосы Рождества Христова
Впервые ирмосы «Христос раждается» начинают исполняться в день праздника Входа во храм Пресвятой Богородицы. И затем на многих службах вплоть до Рождества Христова они повторяются вновь и вновь. Почему? Пожалуй, это связано с тем, что предчувствие праздника, ожидание его не менее важно, чем сам день великого торжества. Одно дело, когда ты думаешь о грандиозности Рождества Христова один день в году, и совсем другое, когда вспоминаешь об этом целый месяц накануне!
Пе́снь 6.
Ирмо́с: Из утро́бы Ио́ну младе́нца изблева́ морски́й зве́рь, якова́ прия́т; в Де́ву же все́льшееся Сло́во и пло́ть прие́мшее про́йде, сохра́ншее нетле́нну: его́же, бо не пострада́ истле́ния, Ро́ждшую сохрани́ неврежде́нну.
В предыдущих ирмосах, гимнах Рождества, упоминались многие пророчества о рождении Сына Божьего на земле. Можно ли усмотреть связь Книги пророка Ионы из Библии с Боговоплощением, рождением Иисуса Христа? Оказывается, да. Не только Воскресение Христово символизирует спасение пророка Ионы из чрева китова на третий день. Рождение Спасителя тоже заложено в образах Ионы и кита, который в ирмосе называется «морский зверь».
«Из утро́бы Ио́ну младе́нца изблева́ морски́й зве́рь, якова́ прия́т…» Фраза «якова прият» переводится как «таким же, каким принял, без повреждения». Если увидеть в образе «морского зверя» не свирепое чудище, а одно из потрясающих творений Божиих, величественного морского обитателя, можно назвать его символом материальной природы, всей видимой материи, творения Божьего. Господь Иисус Христос тоже приобретает физическую, материальную природу, слагаясь из атомов и молекул, как состоят из атомов и молекул наши тела. Он «выходит из кита», то есть становится частью материального мира, человеком.
Но тварный, сотворенный Богом, материальный мир при соединении с Божеством был представлен лучшим и величайшим из творений земли — чистейшей и честнейшей Богоотроковицей Марией. «…В Де́ву же все́льшееся Сло́во и пло́ть прие́мшее про́йде, сохра́ншее нетле́нну…» Как преестественно, то есть выше естества, было зачатие Сына Божьего (при Благовещении), так же непостижимо и чудесно (но не сказочно!) было Его Рождение. «Вселившись в Деву, Слово приняло (пречистую) плоть и прошло (в мир, родившись), сохранив утробу Божьей Матери нетленной, неповрежденной». Известный догмат о Приснодевстве Пресвятой Богородицы призван не обожествлять Деву Марию, а свидетельствовать о всемогуществе Бога — побеждать «естества чин», когда речь идет о Боговоплощении. «…Его́же, бо не пострада́ истле́ния, Ро́ждшую сохрани́ неврежде́нну». Ведь если Господь преестественно «вселился в утробу Девичу», то и по рождении Он силен сохранить Родившую Его Приснодевственной…
Пе́снь 7.
Ирмо́с: О́троцы, благоче́стию совоспита́ни, злочести́ваго веле́ния небре́гше, о́гненнаго преще́ния не убоя́шася, но, посреде́ пла́мене стоя́ще, поя́ху: отце́в Бо́же, благослове́н еси́.
Не случайно ирмосы седьмой и восьмой песней большинства канонов тематически связаны с подвигом трех вавилонских отроков. В этом событии библейской истории (см.: Дан. 3) так много христианских мотивов! Конечно, спасение Анании, Азарии и Мисаила во чреве гигантской горящей пещи — это символ победы Христа над смертью, празднуемой в день Пасхи. Однако символизм их веры и спасения от огня приложим ко всему, что связано с подвигом Христа и христианством вообще. Мы просто в различные дни церковного года, на праздничных богослужениях смотрим порой на одни и те же события истории с разных ракурсов, открываем для себя их новые и новые грани. Конечно, в день Рождества Христова «отроцы… о́гненнаго преще́ния не убоя́шася, но, посреде́ пла́мене стоя́ще, поя́ху…» символизируют само чудо Рождества Христова. Несмотря на то, что Бог всесилен, величествен и часто сравнивается с огнем, Он нисколько не повредил, не «опалил» лоно Пресвятой Девы. Это ли не чудо, достойное воспевания «ангелов и человеков»?
Пе́снь 8.
Ирмо́с: Чу́да преесте́ственнаго росода́тельная изобрази́ пе́щь о́браз: не бо, я́же прия́т, пали́т ю́ныя, я́ко ниже́ о́гнь Божества́ — Де́вы, в Ню́же вни́де утро́бу. Те́м, воспева́юще, воспое́м: да благослови́т тва́рь вся́ Го́спода и превозно́сит во вся́ ве́ки.
Как видим, восьмая песнь продолжает тему предыдущей, седьмой, как бы дополняя ее. Это связано с тем, что в Книге пророка Даниила три отрока воспели в огненной пещи Вавилонской не одну, а две песни, которые называются «библейскими». «Чу́да преесте́ственнаго росода́тельная изобрази́ пе́щь о́браз…» Вот еще раз упоминается о «преестественном» чуде Рождества. «…Не бо, я́же прия́т, пали́т ю́ныя, я́ко ниже́ о́гнь Божества́ — Де́вы, в Ню́же вни́де утро́бу».
Чтобы яснее понять текст, переставим в уме некоторые слова: «…Ибо (бо) та, что приняла (отроков, то есть, печь), не опаляет юношей (не образ ли это «юного» Христа, Богомладенца?), так и огонь Божества — Деву, в лоно Которой Он вселился…» «Те́м, воспева́юще, воспое́м: да благослови́т тва́рь вся́ Го́спода и превозно́сит во вся́ ве́ки». Интересно знать, что последние слова ирмоса — это прямая цитата из Библии, слова вавилонских отроков, которые они воспели в печи: Да благословит земля Господа, да поет и превозносит Его во веки (Дан. 3: 74).
Пе́снь 9.
Ирмо́с: Та́инство стра́нное ви́жу и пресла́вное: Не́бо — верте́п, престо́л Херуви́мский — Де́ву, я́сли — вмести́лище, в ни́хже возлеже́ Невмести́мый — Христо́с Бо́г, его́же, воспева́юще, велича́ем.
Наконец, последний гимн, который на всех службах традиционно посвящается Божьей Матери, звучит так же величественно и поэтично, как и начальное — «Христос раждается, славьте!». «Та́инство стра́нное ви́жу и пресла́вное…» Если в начале канона преподобный Косма Маюмский (его автор) выражал призыв Церкви: «Славьте… встречайте… возноситесь… пойте…», то окончание торжественной части вечернего богослужения (а канон именно таков по своему характеру) вдохновляет нас пережить Рождество Христово как нечто глубоко личное. Призыв Церкви и наше усилие веры рождают духовное созерцание, которое не нужно путать с разгорячением фантазии, с прелестью «на горизонте». Смысл любого богослужения состоит в том, чтобы в меру сил каждого в итоге молитвенного предстояния хотя бы чуть-чуть приблизиться к духовному, чистому созерцанию. Не случайно утреня заканчивается великим славословием, которое исполняется всегда тихо, благоговейно, подобно «веянию тихого ветра», в котором пророку Илие явился Господь (см.: 3 Цар. 19: 12).
Что же «видит» преподобный автор канона в своем созерцании и что мы должны «узреть духовныма очима», повторяя про себя слова церковного гимна? «Не́бо — верте́п, престо́л Херуви́мский — Де́ву…» Оказывается, мало видеть на иконе Рождества Христова, или в образе вертепа, лишь сумрак пещерных стен и фигурки родных нам героев прошлого. Сквозь мерцание рождественских огней под сводами вифлеемской пещеры проступает само Небо, где невидимо, вечно пребывает Творец и Бог. А Дева Мария, держащая Богомладенца, — Престол Небесный, окруженный Херувимами и Серафимами. «…Ясли — вмести́лище, в ни́хже возлеже́ Невмести́мый — Христо́с Бо́г…» Ясли, вырезанная из дерева импровизированная колыбелька, по сути — кормушка для домашних животных, — не что иное, как Царское Ложе и Трон, место покоя и размышлений Царя царей. «Невместимый» Бог укладывается в гладкую, до блеска вылизанную животными кормушку для скота… Может ли быть смирение выше или подобное сему?
«…Его́же, воспева́юще, велича́ем». На службе мы воспеваем и величаем Рождество Христово, напитываясь верой, подобно тому, как принимаем пищу, дающую энергию телу. А вот плод веры приносим не только и не столько внутри храма, но и за его пределами. Там продолжается наше «пение и величание» Бога. В наших делах. Но как узнать, по-настоящему мы «поем и величаем» Бога в своей жизни или нам это удается так себе, не очень? Проверкой будет, если кто-то захочет воспеть и возвеличить Бога вслед за нами или глядя на нас…
«Христос раждается»: ирмосы Рождества Христова>>
06.01.2023