Один день из жизни в кузнице

— Кузнецы вымирают как динозавры. В Беларуси сейчас кузнецов меньше сотни. А хороших — буквально с десяток, — говорит Денис, один из этих «динозавров», и подкладывает в горн кузницы дрова.

Кузница нашего монастыря расположена на мужском подворье в деревне Лысая Гора и похожа на папин гараж — холодно и пахнет железом. На каждой полке лежат заготовки, инструменты, пробные изделия. Отдельный мир и своя система, где только «хозяева» этого места понимают что, где и когда.

Каждое утро в кузнечной мастерской начинается с растопки. Дрова уютно трещат и создают в центре мастерской очаг.

Именно в этой точке сходятся контрасты — горячее пламя и холодный металл.

 «Железо уже внутри»

В монастырской кузнице сейчас трудятся два человека — Денис и Андрей. Для Дениса это не основная работа. Он работает оружейником в тире, а сюда приезжает в среднем два раза в неделю. Денис называет ковку своим хобби. Говорит, что основная работа — для заработка, обеспечения семьи, а кузница — для души.

— Железо у меня внутри, — говорит он. — Если долго не работаю, хочется поскорее приехать сюда, чтобы поковать. Это чем-то похоже на зависимость. К железу уже тяга.

Попал в кузницу Денис так:

— Я пришел поступать в колледж на другую специальность и увидел, что набирают группу кузнецов. Сам я из деревни, но кузнецов у нас не было. Подумал: «Это что-то необычное, интересное». Решил попробовать. Обучение длилось всего год. Интересно, что это был первый и единственный набор на эту специальность. Тогда выпустили 20 человек и не знали, куда их устроить. Сейчас из них кузнецами работает человека три.

У меня в дипломе написано: «кузнец ручной ковки третьего разряда», но этого обучения мало. Чтобы действительно научиться кузнечному делу, нужно прийти к хорошему опытному кузнецу и поработать с ним лет пять. Тогда что-то будет получаться. Можно, конечно, самому учиться через интернет, но на это уйдет в три раза больше времени. У меня так и было.

Я работаю в кузнице уже почти десять лет и то не могу себя назвать мастером, скорее, начинающим.

После учебы Денис искал работу. Его знакомый работал в монастыре и рассказал, что здесь есть кузница. Денис поработал совсем немного и ушел в армию. После армии работал охранником в клубе, казино, инструктором в картинге и т.д. Устав от смены работы, в какой-то момент подумал: «Мне же нравится железо, пойду обратно в кузницу». К этому времени в монастыре уже строилось мужское подворье, и кузницу с территории монастыря перенесли туда. На кузнице тогда трудился один брат, но заказов не было. Нужно было поднимать дело с нуля.

— Когда пришел, около года работал без оплаты. Если быть честным, в это время меня кормила и содержала жена. Учились сами, работали на энтузиазме. Потом постепенно нашли людей, пошли заказы. Начали что-то более-менее зарабатывать.

«Кузнечным делом надо болеть»

— В моем представлении кузнец должен обладать невероятной физической силой, это так?

— Нет. Есть девушки-кузнецы, — говорит Денис. — Важнее видеть форму изделия, красоту. В голове у тебя есть определенная картинка, и нужно суметь ее воплотить.

— Это миф, что кузнецы — «богатыри» и физически очень сильные мужчины, — говорит мне Андрей — второй брат, который работает здесь. — В 40 лет уже болят кисти, как правило, остеохондроз. У дедов, бывших кузнецов, пальцы в узлах, несгибаемы… На заводе кузнецы раньше выходят на пенсию. Это вредное производство — вибрация, шум, горячий цех. При работе горит уголь, им нежелательно дышать.

— И вы сознательно решили заниматься вредным делом?

— Да. Сколько той жизни.

— Ради чего?

— Нравится, — по-мужски односложно отвечает Андрей и в прямом смысле слова переходит от слов к делу, показывая мне готовые стулья, которые он сделал в кузнице для выставочного центра «Ковчег».

Андрей говорит, что не планировал быть кузнецом. В монастырской кузнице вместе с Денисом работал его друг, он и предложил попробовать. Тогда у Андрея было свободное время, он согласился. В какой-то момент ушел учиться, как он говорит, к лучшему кузнецу в Беларуси. Потом их пути разошлись, тот уехал. И Андрей вернулся в монастырскую кузницу. Работает здесь уже семь лет.

— В кузницу периодически приходят желающие освоить ремесло, но мало кто остается, как Андрюха, — говорит Денис. — Учу их, они пробуют. Поначалу, как правило, у них ничего не получается. Нужно потерпеть годик-два, чтобы что-то вышло, но они не выдерживают и уходят. Интерес проверяется на длительной дистанции. Если не бросаешь, это твое.

— Этим надо болеть, — говорит Андрей. — Например, у меня с детства тяга что-то делать руками. И когда вначале в кузнице что-то не получалось, всё равно было интересно.

— Почему вам нравится работать именно с металлом, а не, скажем, с деревом?

— Не знаю. Это разные материалы: дерево более деликатное, мягкое, металл более тяжелый, — отвечает Денис. — Думаю, что выбор «своего» материала происходит естественным путем — когда пробуешь и тебе нравится.

— Просто кому-то нравится сидеть в тепле и строгать деревяшку, а кому-то в холоде, ковать, шуметь, — отшучивается Андрей.

— То есть если готов терпеть какие-то неудобства, то?..

— Это твое, — заканчивает за меня вопрос Денис. — Ты не можешь сказать почему. И разложить это по полочкам. Просто вот так чувствуешь. (Денис замолкает и смотрит на пол). Вот на полу лежат длинные прутки, а из них получается, например, стул. Когда ты видишь готовое изделие, результат труда, получаешь удовлетворение. Потому что ты что-то создал. И становится хорошо.

 «У каждого кузнеца свой почерк»

Чтобы показать мне весь цикл ковки, мне предлагают выковать гвоздь.

В кузнице работают с коксом — это каменный уголь, из которого без доступа кислорода при определенной температуре выжигается шлак. Он дешевле, чем древесный уголь, легче, дольше горит и дает большую температуру. Дерево растапливают только для того, чтобы разгорелся кокс. Когда дерево сгорает до углей, кокс высыпают в горн, и пламя долго пытается его охватить. Нужно время, чтобы кокс, наконец, разгорелся.

Вот заготовка — кусок железного прута. Хватаем ее клещами, опускаем в горячие угли и ждем нагрева. От температуры железо меняет цвет. Цветов много: темно-вишневый, красный, оранжевый, светло-оранжевый, белый. То есть температуру буквально можно понять на глаз. В нужный момент — желтый цвет, 900 градусов — достаем клещи и кладем заготовку на наковальню.

Дальше идет работа молотком. «Горячее железо как пластилин», — говорит Денис и бьет по заготовке молотком. Лишнее железо отлетает, как шелуха. Молоток стучит, железо принимает нужную форму. Когда металл остывает, его снова опускают в угли. Когда нагревается — на наковальню. И так пока не получится нужная форма.

Денис опускает готовый гвоздь в холодную воду, тот капризно шипит.

— Гвоздь делается в два нагрева, — говорит он и кладет мне на ладонь трофей.

Со стороны всё выглядит просто и легко. Я надеваю защитный фартук и готова создать свой шедевр. Денис бьет молотком в определенное место металла и просит меня повторить удар. У меня получается плохо, не хватает точности и силы.

— Чему сложнее всего научиться в кузнечном деле?

— Всему. Поначалу ничего не получается. Нужно уметь видеть форму, чувствовать материал. Например, когда крутишь завиток, можно скрутить его ломаным, некрасивым. Это всё с опытом приходит. А когда спустя время видишь свое старое изделие, оно кажется ужасным. Думаешь: тут криво, тут косо, можно было сделать лучше, красивее.

Причем обыватель этого не видит. В мастерской у нас остаются бракованные изделия. Когда сюда приходят паломники, часто, глядя на них, говорят: «Супер, это шедевр! Можно купить?»

Совершенству нет предела. Сколько работаешь — столько развиваешься. Это то, что мне нравится в профессии. Тут нельзя достичь пика. Главное, чтобы работала фантазия, ведь всегда можно придумать что-то такое, что никто еще не делал.

Previous Next

— А работа руками успокаивает?

— Конечно. У меня бывает много текущих вопросов, когда голова буквально кипит. Приезжаешь в кузницу, начинаешь что-то делать и в процессе отвлекаешься — такая психологическая разгрузка. Если сейчас меня в офис загнать сидеть у компьютера восемь часов, я погибну сразу.

В мастерской стоит большой агрегат — молот. Именно он создает основной шум, и работать здесь можно только в наушниках.

— Молот — это советское оборудование, раньше стоял в каждом колхозе, — говорит Андрей. — Раньше, чтобы выковать изделие, нужно было два человека. У одного в руках был большой молоток, которым он бил, а второй показывал, куда нужно бить. Сейчас молотобойца заменил станок. Нажимаешь на педаль, и он ударяет по заготовке. А ручная наковальня уже для доводочной работы.

Previous Next

— Любое изделие можно сделать кованым, — говорит Денис. — У нас заказывают вешалки, стеллажи, мини-лавочки, подсвечники, светильники. В храме во имя святителя Иоанна Шанхайского нашего монастыря висит сделанное нами паникадило.

Вот раньше кузнецы были узконаправленными специалистами. Были подмастерья, которые, например, делали только гвозди, но при этом быстро и качественно. Другие кузнецы занимались только подковами — ведь это целая наука. Нужен огромный опыт и умение общаться с лошадьми.

Универсальные кузнецы делают всё, но, чтобы стать крутым мастером, нужно концентрироваться на чем-то одном: топоры, ножи, подковы, художественные изделия.

Кузнец своего счастья

Денис берет еще одну заготовку. Нагревает ее, на наковальне делает завиток. Со стороны выглядит, будто он действительно лепит из пластилина. Под его молотком железо послушно.

— Когда я смотрю на вашу работу, на ум приходит ассоциация, что кузнец кует металл, как Бог кует нашу душу, жизнь. Или человек сам кует свою жизнь?

— Может, и так. Есть же поговорка, что человек сам кузнец своего счастья. Или «под лежачий камень вода не течет». Чтобы из металла что-то получилось, сначала его нужно нагреть, постучать по нему молотком. Можно находить разные параллели. Но не могу сказать, что это влияет на мой духовный рост.

Я предпочитаю просто работать, не уходить в философию. Вообще, я всегда разделяю духовные и мирские вопросы. Думаю, что решение наших бытовых вопросов — в наших руках. Если я к чему-то пришел, значит, я делаю что-то, что к этому привело. Считаю, что универсальный ответ на все мирские вопросы — пост и молитва, и тогда Господь направит и каждому даст свой ответ. Просто так ничего не дается. Нужно потрудиться. Пост и молитва — уже труд.

А с духовными вопросами нужно обращаться к священнику или к трудам святых отцов. Они уже написали все ответы.

Денис рассказывает, что родился в нецерковной семье. Жил обычной жизнью. И только после армии начал задавать себе вопросы о смысле жизни. «Пока молод, у тебя гулянки, "движухи", учеба, ты весел и счастлив. В армии думаешь только о том, как бы выжить. Приходишь из армии — начинается работа, рутина, и только тогда впервые задумываешься о чем-то большем».

Тогда Денис стал изучать разные религии: ислам, восточные учения. «Не увлекло это. В восточных религиях очень размытый и смутный ответ на главный вопрос — в чем смысл жизни. Или они утверждают, что ты и есть Бог, у тебя внутри всё есть. Меня это не удовлетворило».

Именно в период поиска он попал на работу в монастырь. Стал много читать, изучать Православие, ходить в храм, общаться со священниками.

— Бытовуха, работа, город, суета затягивают. Попал в эту кабалу, а сесть и подумать о своем бытии некогда. Отношения с Богом остались, вера осталась, но в церковь сейчас, к сожалению, хожу меньше. Формальная часть веры на сегодняшний день меня отталкивает. Ходить в храм, потому что так нужно, меня убивает. Я очень свободолюбивый человек. А может быть, я просто еще не нашел своего духовного отца, человека, с кем бы мы совпали.

Раньше, когда в мастерской был коллектив, перед работой всегда читали молитвы. Но часто было ощущение, что молитва читается из-под палки, превращается в формальность. Невоцерковленных людей это отталкивало. Сейчас мы молимся только при желании. Если хочется, если чувствую, что надо, зажигаем ладан, читаем молитвы и потом идем работать.

— А есть ли ощущение Божьего присутствия в вашей жизни?

— Если задуматься, то чудеса происходят в мелочах. Например, надо сделать что-то, кому-то позвонить, что-то найти. Думаю, отпущу на Божью волю, помолюсь, и как-то всё решится. Мысленно говорю: «Господи, Тебе виднее, что мне надо». И, как правило, всё разрешается. Помню, нужен был человек на работу. И на следующий день кто-то постучал и спрашивает: «Вам кузнецы не нужны?» Таких «совпадений» много.

Денис говорит, что когда-то в каждой деревне был кузнец, всё обрабатывалось ручным инструментом. Его нужно было делать, а затем обслуживать, ремонтировать. Потом кузницы перенесли в колхозы. Сейчас этим делом занимаются частные лица.

— Конечно, печально, что нас мало. Но, с другой стороны, наш труд особенно ценится. Даже если не будет достойной оплаты, думаю, всегда будут люди, готовые заниматься ковкой за идею, своего рода фанатики.

На горне лежат изделия, которые считаются браком. Одно из них — гвоздь с необычной шляпкой. На ней выдавлены глаза и улыбка. Эти гвозди всегда пользуются популярностью у гостей, их часто покупают паломники. Также среди бракованных изделий — подсвечник в виде листика, хотя я не замечаю в нем никакого брака.

— Ты никогда не сделаешь два одинаковых изделия, — говорит Денис. — Не получится. У каждого кузнеца свой почерк, свой стиль. Ну вот, например, этот подсвечник. Если его будут делать два кузнеца, у каждого выйдет свой, подсвечники никогда не получатся одинаковыми. Это как писать разными почерками.

Денис делает новое изделие своим почерком, быстро бьет по красному горячему железу и закругляет его концы. С помощью молота делает углубления. И обыкновенный кусок металла вдруг становится похож на сани Деда Мороза.

В кузнице целый день летят искры, стучит молот, трещит огонь, а со шляпки гвоздя не сходит улыбка. И, кажется, пока есть эта улыбка, кузнецы не вымрут. И их дело будет жить.

Беседовала Ольга Демидюк

Фотографии Максима Черноголова

Фотоальбом В кузнечной мастерской>>

12.01.2023