«Гряди по Мне»

— Сегодня ровно 26 лет, как через батюшку меня Бог призвал. Призвал на это место, политое обильно слезами. Не моими, хотя мы, наверное, добавляли сюда и слезы свои. Слезы радости. Радости от побед. Тяжелых, невозможных. Потому что ты сталкиваешься с людьми, соприкасаешься с их душами и одновременно — с полной невозможностью ни повлиять, ни чем-то помочь, ни даже принять эту боль. И вместе с этим соприкосновением ты видишь, что твоя как раз душа очень боится любого соприкосновения. Особенно тогда, когда тебя просят войти, помочь, а может, и не просят, а вот так страдают, и ты перед лицом этого страдания что-то должен делать, что-то вмещать, что-то в себе «выключать». Всё это до сих пор и радует, и кровоточит одновременно, одно без другого не существует, потому что это и есть наша Пасха…

Когда я произнесла «да», батюшка мне сказал: «Пойдем в Новинки!» Я говорю: «К кому там идти?» Батюшка: «К кому? К бандитам, алкоголикам, наркоманам». Я до сих пор вижу пол Петро-Павловского собора, который заходил подо мной. А батюшка всё перечисляет, к кому мы пойдем — цвет общества, — и говорит, что Господь хочет оторвать нас от земли…

Но совершенно мне не хотелось отрываться от той земли, по которой я ходила, мне не хотелось перемещаться в эти Новинки. Все знали прекрасно и знают до сих пор, что это место боли, концентрированной боли. Тем не менее по какой-то невероятной, Божией инициативе вот здесь произвело, умножая благодать на благодать (Ин. 1: 16), то, что мы имеем.

Бог меня окружил многими и многими людьми, через которых и можно говорить о какой-то внутренней жизни. О ней вообще очень трудно говорить, поэтому я могу говорить сейчас больше о Новинках как об обстоятельствах внутренней жизни, и о моем колледже, тоже многострадальном, драгоценном, как об обстоятельствах моей внутренней жизни. И здесь есть никуда не исчезающий диссонанс. Ты — ну ты, который… я для себя не загадка, я знаю, что во мне, у меня нет иллюзий и не было их никогда, — пришел, прямо объял, проник, победил… Это происходит, но это тобою, а не ты… И поэтому в моем случае, когда я прихожу в отделение, и в моем случае, когда я прихожу в колледж (а студенты у меня — зрелые взрослые люди, ищущие, 19–20 лет), я понимаю, что такая кладется Богом на плечи твои, на твою душу, на твои действия задача, которую ты не вмещаешь, а именно — быть примером.

В потенциале своем вообще ничего такого нет. Внутри себя ничего такого нет, но есть только одно — всё же оно есть, — что ты можешь сказать Богу: «Господи, да, я хочу быть этим примером. Я хочу помочь этим людям. Я хочу достучаться до своих студентов. Я вижу в них то, что они еще не видят. Они в радости находятся в каком-то своем состоянии, а я вижу, уже вижу, что это может быть их разрушением, может быть их болью, их искалеченной жизнью. Я уже это вижу. Мне уже это болит. И я вижу еще одновременно то, что ничего с этим сделать не могу». Но есть же уже обретенный Господь, Который уже создал Новинки из ничего. Из ничего. Просто было желание, было намерение, остальное всё добавлено и добавляется, и будет добавляться.

Поэтому что можно (если можно) говорить о внутренней жизни? Надеюсь, что это жизнь, это же не только смерть от греха, это же и воскрешение. Центр же у нас — Неупиваемая Чаша, у нас же Причастие, Тело и Кровь Христовы. И эта внутренняя жизнь как раз зиждется именно на преодолении этого диссонанса, на понимании того, что ты вот такой вот…

Да, ты такой. Но это не единственная правда о тебе самом. Потому что, если ты когда-то согласился пойти за Богом, Господь тебе сказал: гряди по Мне (ср.: Ин. 21: 22). Я даже помню, когда батюшка мне предлагал, как это просто било в ушах: гряди по Мне, хотя отец Андрей просто сказал: «Пойдем сходим в отделение». После этого, пока мы дошли до отделения, прошло недели две или три, и у меня каждый день в голове было это утверждение. Вот это гряди по Мне — это значит, что всё твое совершенно не удивительное для тебя самой содержание будет освящаться, будет, оскудеваемое, Богом добавляться, будет созидаться, наверное, именно то вообще в тебе, что Бог в тебе положил как мысль Свою, задумку о тебе через вот эти обстоятельства. В моем случае это Новинки, это студенты.

Мы живы многими и многими за эти 26 лет (а колледж — это и все 30 лет) Божьими победами, чаянными и нечаянными. Конечно, ты чаешь всегда. Потому что невозможно жить, вообще не надеясь. Но Новинки — это то место, особое место, где ты, повторюсь, стоишь перед полной невозможностью — физической, обстоятельств, способностей — что-то такое произвести, что ты хотел бы. И поэтому, когда эти прорывы, когда эти победы, когда эти воскрешения происходят, это как раз и есть путь твоей внутренней жизни. Вот он у нас такой…

Расскажу один из примеров, которым я живу до сих пор. Их много, но хочется вот этот рассказать. На Пасху мы в радости с мужем, прожив ночную службу на Великую Субботу, уже предполагали пойти на ночную пасхальную, но вот как-то поехали к мамочке, Сошествие Благодатного Огня посмотрели, долго у нее побыли, и к вечеру Володя уже говорит: «Юля, если мы пойдем на ночную, я уже упаду… пойдем на раннюю». Я говорю: «Хорошо, пошли на раннюю». И вот после ранней литургии какое-то солнышко уже встало, и всё было объято начавшейся пасхальной радостью. Мы выходим в радости. И тут Володька говорит: «Юля, так тут же зоопарк, пойдем глянем». И вот на этой небольшой территории от входа в Елисаветинский храм до зоопарка буквально чуть ли не на крыльях подлетает ко мне женщина и говорит: «Юлия Валерьевна, здравствуйте! Вы меня не узнаете?» На самом деле я не узнала, но поняла, что это какая-то из моих студенток. Я, бесспорно, всегда счастлива, когда мои «дети» уже со своими детьми приходят в храм, исповедуются, причащаются. Но этот случай особый. Это как раз то, что есть Новинки, — невероятное.

Эта студентка училась у меня много лет назад, лет 20, наверное. Талантливая, способная, красивая. Но ей было ни до чего. Ни до развития своих талантов, ни до способностей. Я пыталась ей что-то сказать. Мне было ее очень жаль. Я видела, что человек уже начинает какую-то свою жизнь: там были кабаки, ночные клубы и так далее… Изо всех сил я пыталась достучаться, потому что она еще ко всему прочему была какая-то наивная, доверчивая очень. Болела у меня душа. Разговаривали мы на вот такие очень важные темы со всей группой, пыталась я подрулить к каждому, но эта девочка меня беспокоила сильно. К тому же и с родителями у нее не было контакта, и вот три курса я видела, что ее держит только колледж, и то ее это раздражало, потому что какой-то свободной, вольготной жизни, которую она себе представляла, он мешал. Вот она закончила, с трудом, — там и отчисляли, не отчисляли…

Дальше я уже просто со слов одногруппников могла представить (и, к сожалению, это было именно так, как я представляла), как складывалась ее жизнь. То есть она просто была плохой девочкой, которая скатилась, стала пить, колоться и так далее. Было очень больно, досадно: ну что ж такое, Господи? Так банально. Ну прям как предполагала, так оно и есть…

Я за этого ребенка очень переживала, и было, наверное, какое-то слово к Богу. И вот однажды группа мне звонит (а взрослые уже были люди, лет пять-шесть после того, как они закончили) в ужасе и говорит, что эта девочка, выпивши в отчаянии после каких-то очередных разборок с родителями, выпала с восьмого этажа. С восьмого этажа! Было холодно. Ее не сразу нашли… И потом я просто отслеживала ситуацию, честно говоря, в ожидании того, что это дитя надо будет отправлять в последний путь.

Вся наша группа объединилась в молитве. Эти «дети» приезжали сюда и видели, как я в облачении в отделение ходила. Говорю: «Хорошие мои, давайте мы ее пожалеем и будем о ней молиться, как бы ни складывались у нас с ней когда-то отношения». Потому что она от группы как-то жила отдельно и ни с кем не поддерживала контакта, была какая-то неприязнь, но тут уже не до этого. Тут человек в коме, человек умирает, человек уходит не пойми в каком состоянии.

Я периодически: «Как там? Как там?» — «В коме… в коме». «Молимся. Молимся, — говорю. — Дети, мы молимся. Мы просим. Кто как может». Да, конечно же, и службы, да, и сорокоусты, и так далее, и так далее. И вдруг через очень-очень долгое время я узнаю, что эта девочка пришла в сознание. Что было совершенно невозможно. И врачи так и определяли, что она пришла в сознание совершенно невозможно.

Это было чудо молитвы, бесспорно. Но у меня пульсировала мысль, что да, человек пришел в сознание, но как она вообще будет жить, в каком состоянии, ее же собирали там… Потом спустя какое-то длительное время дети говорят, что она в инвалидной коляске. Я переспрашиваю: «В инвалидной коляске человек?! Она сидит, может, еще?» Выяснилось, что да, она в инвалидной коляске, и она может сидеть, когда я уже (не только я, мы все понимали, что по логике эта душа вообще уже не должна быть в теле) предполагала, что человек должен быть на два аршина в земле! Это же немыслимо!.. Спустя какое-то время говорят, что она разговаривает, что она в сознании, что у нее не поврежден мозг, не поврежден череп. Спустя еще какое-то время мне сказали, что она на костылях…

И вот я возвращаюсь к той пасхальной радости, к пасхальным обстоятельствам этого года. К тому, что надо было настолько устать, чтобы решить идти на раннюю литургию и чтобы пойти обязательно посмотреть наш зоопарк. Это было очень короткое перемещение, которое стоило, честно говоря, такого объема для меня! Это было однозначно торжество Православия, немыслимое торжество. Хотя… Новинки. В Новинках всё может быть. Потому что вымаливали ее здесь, и она мне сказала, что захотела сюда приехать, почувствовала, что на Пасху ей нужно быть именно здесь. Она подбежала и спрашивает в таком потрясении: «Юлия Валерьевна, это Вы? Вы меня узнаете?» У нее слезы из глаз вот так прямо, горизонтально, в таком напряжении… Это было ликование моей души, которое, честно говоря, я с трудом могла вместить, оно было больше меня. Мы, конечно, с ней обнялись, поцеловались… Вот такой был Божий ответ, потому что, конечно, основная молитва о ней, постоянная молитва была из Новинок. Мы постоянно ее здесь поминали. Мы здесь собирались. Мы молились о ней. Вся группа сюда приезжала, кроме нее. Всё о ней.

Поэтому, возвращаясь к диссонансу внутреннего и внешнего, я безмерно счастлива, когда потом мне дети говорят, что они решились на, знаете, такой поиск Бога именно потому, что увидели пример. И я просто счастлива, что так Бог меня закрывает, со всем моим несоответствием данной задаче, что вот этим душам я не помешала, не воспрепятствовала узнать вот эту красоту уже Бога через церковь. Есть у меня даже такая брошюра от студентов. Она называется «Спасибы». Они там написали, за что меня благодарят. По пунктам, каллиграфией. И один из первых пунктов был именно тот, что они узнали Бога…

Поэтому наша внутренняя жизнь, какой бы она ни казалась непохожей на жизнь, а больше на какие-то судороги, если всё же изо всех сил, изо всех тех конвульсий она обращена к Богу, о Котором мы точно знаем на примере, опять же, Новинок, что невозможное возможно, что сила Божия совершается не просто в человеческой немощи, а сила Божия способна восстановить абсолютно разрушенное, то что тут можно сказать, дорогие мои, по этому поводу… Только одно: Христос воскресе!

15.11.2022