«Зажги свою свечу и жди…» (часть 2)

ЖЗЛ. «Вяземский»

— А как создавалась Ваша первая книга?

— Это была тоненькая книжечка про поэта Петра Андреевича Вяземского, — продолжает Вячеслав Васильевич Бондаренко. — Я им интересовался очень давно, лет с двенадцати, помаленьку собирал материал. В то время это было довольно трудно, потому что Вяземским мало кто всерьез занимался. Книгу я выпустил только в 2000 году. Она получилась очень плохой и, к счастью, прошла незамеченной. Я ее переписал, и она вышла в 2004 году уже в серии ЖЗЛ, в 2014-м была переиздана. В нее был вложен большой труд, и я рад, что он не пропал даром.

— А почему после первой неудачи Вы все-таки не сдались? Можно же было подумать, что писательство — совсем не ваше…

— Не сдался, потому что фигура Вяземского меня всегда интересовала, и мне надо было эту тему для себя закрыть. Если ты очень плотно и глубоко чем-то занят, это нужно отпустить, чтобы дело не съело твою жизнь. Вообще, я быстро понял, что чужое мнение о твоей работе не очень много значит. Все люди разные, всем не угодишь. Кто-то в восторге, кто-то критикует. Так будет всегда.

— То есть если тебе действительно нравится то, что ты делаешь, — нужно продолжать, несмотря ни на что, даже если не получается?

— Если ты что-то делаешь — делай в первую очередь для себя. Черпай в этом радость, тогда это почувствуют твои читатели. А если халтуришь — ничего не получится, холод будет проступать в твоей работе.

— А как двенадцатилетний подросток стал интересоваться Вяземским? Сейчас это звучит нереалистично… Это влияние семьи?

— Думаю, что это традиции образованной, интеллигентной семьи, уходящие корнями еще в XIX столетие. Вся наша семья любила стихи. Дедушка собрал огромную коллекцию поэзии. Дома всегда были книги — оставшиеся от прадеда, деда. Папа и мама много читали и, конечно, собирали свою библиотеку. Любить русские стихи — что в этом удивительного? Это нормально. Я вот Пушкина с детства любил. Вяземский — да, его книга случайно попалась мне в 1986 году. Сначала неосознанный импульс заставил купить книжку, а потом я понял, что судьба свела меня с незаурядным человеком, о котором хочется написать.

Сложный семейный узор

— Расскажите, пожалуйста, каким было Ваше детство.

— Я родился в семье офицера. Папа — полковник медицинской службы, участвовал в Афганской войне. Мы много переезжали. Родился я в Риге, раннее детство прошло там же. Потом мы жили в Монголии, в Украине (в Запорожье), в Польше. Мама и сейчас живет в Запорожье. Папа умер в 2020 году и там был похоронен. Семья у нас военная, поэтому как такового родового гнезда нет. Отчасти корни уходят в Одессу, отчасти — на Смоленщину, отчасти — в Глушу, недалеко от Бобруйска. По самой длинной материнской линии, которую удалось проследить, род Скугаревских жил на Смоленщине еще с 1640-х годов. Мне повезло найти такие сведения: это старинный дворянский род, и свою родословную они восстанавливали через Сенат, поэтому в Петербурге сохранились многие документы.

Папа практически всегда находился на службе, воспитывала меня в основном мама. Она работала библиотекарем. Самое главное влияние на меня оказала атмосфера нашей рижской, еще дореволюционной квартиры, с обилием книг, в том числе и старинных. Когда мы переехали в Запорожье, я впервые увидел советский город и был страшно разочарован. Мне казалось, что все города должны выглядеть как Рига, старинная и красивая. Минск мне тоже сразу не понравился.

— А почему все-таки здесь остались?

— Поступил в университет в 1991 году. Советский контингент как раз выводили из Польши, родители уехали в Украину, а я в Минск. Здесь находится единственная родная могила, за которой я могу ухаживать, — мой прадедушка шестнадцать лет, начиная с 1950 года, был режиссером народного театра МАЗа, его пригласили сюда специально из Алма-Аты, где он, заслуженный артист Казахстана, создавал Русский драматический театр имени Лермонтова. А его отец, полковник Белой армии, лежит на Шипке… Вот такой сложный семейный узор.

 «Зажги свою свечу, и на этот свет кто-нибудь обязательно придет»

— Вы помните момент, когда встретили Бога?

— Это был многоступенчатый, растянутый процесс, во многом неосознанный. Самое первое яркое воспоминание — мое Крещение в 1980 году в Запорожье, в единственном действующем храме. На самом деле родители меня крестили, потому что хотели вылечить от заикания. К слову, заикание не прошло, оно само собой угасло лет в 16, хотя иногда я заикаюсь и сейчас. Меня крестил архиепископ Запорожский и Мелитопольский (на покое) Василий (Златолинский), тогда он был настоятелем феодосийского храма. Очень верующей была моя бабушка по папиной линии, Анна Селиверстовна Макаренко, дома у нее был прекрасный иконостас, я до сих пор его помню. Но эту сторону ее жизни от меня «берегли», деликатно говорили, чтобы я не мешал бабушке…

В 13-летнем возрасте я впервые начал читать купленную в Польше Библию, до сих пор помню ее плотную зеленую обложку, тонкую рисовую бумагу — брюссельское издание, начало 1980-х. Помогла и книга Густава Гече «Библейские истории», где старозаветные сюжеты излагались простым, доступным для подростка языком. Ну и фильм «Евангелие от Матфея» Пазолини — колоссальное впечатление, конечно.

Осознанное отношение к Церкви началось в юности, в начале 90-х. Я хорошо помню, как здесь было невероятно много сект в то время. Сейчас даже странно это вспоминать. Конечно, повлияла и классическая русская литература: я занимался Вяземским, пушкинской эпохой — всё это неразрывно связано с верой, Церковью.

Огромное воздействие на меня оказало знакомство с Виктором Васильевичем Афанасьевым — прекрасным писателем-биографом, автором биографий Рылеева, Жуковского и Лермонтова в серии ЖЗЛ. Мы познакомились с ним сначала заочно, переписывались, а в 1992-м встретились в Москве и с тех пор дружили, несмотря на разницу в возрасте. От Виктора Васильевича я получил в подарок свою первую икону, первые книги о Православии, в том числе его собственные (его книгу о преподобном Серафиме Саровском я и сейчас считаю одной из лучших). Он прочел мою книгу в серии ЖЗЛ «Вяземский» и одобрил ее — для меня это и сейчас высшая похвала. Затем Афанасьев принял постриг в Оптиной пустыни с именем Лазарь. Стал широко известным как автор прекрасных стихов на духовные темы, детских сказок (лучше всех известны «Приключения маленького ежика»). Умер он в 2015 году. Его памяти посвящена биография о. Иоанна (Крестьянкина) в ЖЗЛ.

Я никогда не сомневался в существовании Бога, в том, что моя вера — православная, хотя до осознанной веры мне было еще очень далеко. А в начале 2000-х годов я уже отстоял свою первую пасхальную службу, исповедовался.

— Каким должен быть христианин в современном мире?

— Не знаю. Всё очень индивидуально. Сейчас вообще очень странный мир, поэтому давать какие-то общие ответы практически нереально. Я могу (и то очень условно) сказать, кто я, но я даже толком не знаю, кто Вы. Откуда я знаю, какие люди сейчас проходят мимо этого окна? Может быть, они святые, но мы об этом не знаем и никогда не узнаем.

— А кто Вы?

— Я ничем не примечательный человек, живущий в очень сложном и непритягательном времени, который пытается что-то делать по мере сил. Неожиданно, к моему удивлению, многим людям моя работа оказывается близкой и нужной. Слава Богу.

— Почему Вам не нравится современный мир?

— Он слишком прагматичный, быстрый и технологичный. Слишком жестокий. Во многом неосмысленный. Хотя я прекрасно понимаю, что на всё воля Божия и ничего неосмысленного нет. Всё, что происходит, имеет свой смысл. И, повторюсь, если мы чего-то не понимаем — это только наши проблемы. Надо себя смирять и что-то делать в предлагаемых, а не желаемых обстоятельствах. Опять-таки отец Иоанн об этом говорил: «Хотелось бы жить так, как хотелось. Но надо жить там, где ты живешь».

— А зависит ли от эпохи способность обычного человека ориентироваться в этических, духовных координатах? Насколько сегодняшнему человеку, перенасыщенному информацией и предельно зависимому от технологий, сложнее различать добро и зло?

— Думаю, в каждую эпоху у людей свои трудности, с которыми приходится бороться и справляться. А что еще остается? Естественно, иногда устаешь и ничего не хочется, но всё это временно. Я стараюсь, чтобы работа не превращалась именно в работу, чтобы доставляла радость. Тогда всё проходит легче, лучше и веселее. Это помогает не выгорать. Надо позволять себе отдыхать. Закончив одну книгу, я никогда сразу же не берусь за новую. Отдыхаешь, переключаешься на что-нибудь. А потом в твою пустую голову приходит понимание того, что будет дальше. Ты даже особых усилий к этому не прикладываешь. Всё появляется в свое время.

— У митрополита Антония Сурожского есть такое высказывание: «В момент, когда художник старается сделать из своего дела, мастерства иллюстрацию своей веры, это большей частью становится именно халтурой. Если художник пропитан своей верой, ему не нужно сличать с ней свое вдохновение. Потому что они не только переплетены — они составляют одно и то же». Что, на Ваш взгляд, значит «сделать из своего дела иллюстрацию своей веры»?

— В современном мире есть так называемые профессиональные православные писатели — категория, которая у меня вызывает недоумение. Особенно, когда автор пишет исключительно в возвышенно-елейных тонах: сплошные лютики, цветочки, батюшки, благословения… Видимо, такая литература тоже зачем-то нужна. Как говорил Гоголь, если книжечка вышла, стало быть, где-нибудь сидит же на белом свете и читатель ее. Но мне кажется, что к настоящей литературе это не имеет отношения. Литература не должна что-то иллюстрировать или навязывать напрямую, в лоб. Иначе она превращается в назидание для детей дошкольного возраста, а это мало интересно. Для меня идеал — то, о чем говорил отец Иоанн: ты зажги свою свечку и сиди спокойно, и на этот свет кто-нибудь обязательно придет.

— Вы планируете выпускать другие детские книги?

— Думаю сделать наподобие выпущенной книги историю про отца Алексея Мечева, потому что тоже его очень люблю. Каждый раз в Москве у него бываю. Его судьба мне очень близка. Он не такой публичный персонаж, но очень теплый и живой. Они вместе с сыном канонизированы в лике святых. Но это не сейчас, когда — пока не знаю. На данный момент я работаю над новой книгой из серии ЖЗЛ о советском конструкторе Андрее Александровиче Липгарте, создателе знаменитого автомобиля «Победа». Я познакомился с его дочерью Ириной Андреевной Липгарт, глубоко верующей женщиной. Она сохранила замечательный архив отца, его личные вещи, уникальные фотографии. А поскольку эта машина мне нравилась еще с детства, я заинтересовался судьбой создателя. Андрей Александрович был сильным, умным, весьма нестандартным человеком. Например, в 1926 году женился на дочке расстрелянного священника, сочетался церковным браком… Мужественный поступок для того времени.

— Я вот слушаю, насколько в Вашей жизни неслучайны случайности, и хочу спросить о Промысле Божием — как Вы его понимаете?

— Это всё, что вокруг нас. Это и есть наша жизнь. А в какую сторону мы пойдем, зажжем мы свечку или нет — уже наш выбор. Я стараюсь на такие темы не рассуждать. Как только мы начинаем думать, как складывается наша жизнь, сразу же делаем ошибки. Как сороконожка, которая задумалась, как переставлять лапки, и потому разучилась ходить вообще. Надо просто жить и стараться не делать гадостей, как преподобный Амвросий Оптинский завещал: «Жить — не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение». Очень хорошее наставление, простое и понятное.

Беседовала Мария Котова

Фотографии Игоря Клевко

«Зажги свою свечу и жди…» (часть 1)>>

29.09.2022