«Укрепляется человек только в Боге» (часть 1)

Неисповедимы пути Господни... Идет человек по жизни, меняются обстоятельства, пейзажи, люди рядом, а человек всё продолжает свое движение, что-то планирует, решает. И вдруг, оглядываясь на прожитые годы, видит, что всё в жизни выстраивалось будто бы и без его участия, словно Кто-то заботливой рукой направлял именно на ту дорогу, где приобретался бесценный опыт — тот самый, благодаря которому что-то менялось в его душе.

Двадцать лет назад сестра милосердия Ирина Парфенова пришла трудиться в церковную лавочку монастыря и впервые переступила порог психиатрической больницы, чтобы послужить болящим людям. Приход в храм и на послушание в монастырь сестра связывает с историей своей семьи — ее предки были людьми, которые остались верны Богу и Русской Православной Церкви в самые тяжелые для нее времена.

Родовое гнездо

— К вере я пришла по молитвам своих предков. Все наши родственники по маминой линии родились в Подмосковье, носили фамилию Ивановы и были церковными людьми.

У мамы восемь братьев и сестер. Бабушка упокоилась еще до моего рождения, дедушка погиб в 1942-м. Воспитывал маму с братьями и сестрами мой прадед, служивший старостой сельского храма.

Родилась я в Омске, куда маму направили из Москвы по распределению. Там она встретила отца и вышла замуж. Развелись родители рано, и уже с годика меня отправляли в родовое гнездо, в деревню в Подмосковье, где жили мамины тетушки — баба Настя, монахиня Спасо-Бородинского монастыря, и баба Нюра, которая замужем не была, детей не имела, но тепло и сердечно заботилась о родственниках.

Бабушке Насте было 17 лет, когда мой прадед отвез ее в Спасо-Бородинский монастырь, где она и приняла монашеский постриг. Жила в те годы в обители на Бородинском поле старица Рахиль (Короткова), которая 100 лет назад предсказала, через какие страдания предстоит пройти нашему народу. Многим тогда эти рассказы казались невероятными, но пришло время, и слова схимницы начали сбываться.

Наступили для Церкви страшные времена. Монастыри и храмы советская власть закрывала. Разогнали и монахинь Спасо-Бородинского монастыря. Бабушка Настя вернулась в родную деревню. В те годы ее отец, мой прадед, служил старостой храма в соседнем селе. У бабушки был хороший голос, и она начала петь на клиросе.

 Забрали певчую в 30-е годы вместе со священником. Батюшку, вероятно, сразу расстреляли, а бабушке Насте дали 8 лет, отправив отбывать наказание на лесозаготовки в Кировскую область… 

Выжила баба Настя в ссылке благодаря тому, что сначала трудилась санитаркой в тюремной больнице, а потом, поскольку была грамотной и хорошо ладила с детьми, — няней детей начальника тюрьмы.

Окончился срок заключения. Бабушке предлагали остаться с детьми, но она предпочла вернуться в деревню. В храм, где она пела на клиросе, прислали нового священника — отца Анатолия. Батюшка тоже, видимо, вернулся из ссылки и был очень болен. Баба Настя с бабой Нюрой приютили его в своем доме. Сколько лет прожил батюшка в деревне, не знаю, совсем еще маленькая была, но именно этот священник крестил меня в нашем родовом гнезде.

«Семья у нас была необычная»

— После войны власти хотели посадить и прадедушку. В деревне все знали, что он был старостой храма и что в нашем доме есть иконы — когда церковь закрывали, прадед забрал их домой. Хранились образа на виду. Какими бы тяжелыми ни были времена, мои предки никогда не прятали иконы.

Задержали прадедушку, привели на допрос, а он и говорит комиссару: «Двое моих сыновей отдали свои жизни за нашу Родину, не вернулись с войны. Если вы считаете, что меня надо забрать, забирайте, но знайте, что без меня оставшиеся сиротами дети погибнут». И комиссар его отпустил.

И мамин отец, и его брат действительно погибли в борьбе за нашу землю с немецкими оккупантами. Мы с сестрами в этом году ходили на акцию «Бессмертный полк», и дед шел со мной…

— Я очень любила гостить у бабушек. Приезжала из города бледненькая, слабенькая, а они старались отпоить меня козьим молоком, откормить медом. Любили...

Помню наши совместные чаепития. В Подмосковье чай пьют 5–6 раз в день. Вот и мы с бабушками ставили самовар и пили чай с медом, на столе всегда стояла тарелка с нарезанными сотами.

В деревенском доме у бабушки Насти была своя келья. Мне разрешалось заходить туда только в сопровождении хозяйки. Всё там было аккуратненько. Сама бабушка Настя была маленькая, и жилье ее такое же — небольшая кроватка, иконки и всегда приятно пахло ладаном.

Семья у нас была необычная. Дядя работал в Кремле, но, несмотря на высокую должность, в душе был человеком верующим, привозил бабушке ладан и свечи, которые в те годы было сложно достать. Помню в нашем доме много номеров журнала «Московская патриархия». Выписать тогда подобную литературу не представлялось возможным, видимо, тоже дядя привозил бабушкам журнал.

«Проросла во мне вера…»

— Бабушка Настя была человеком очень образованным, собрала много книг, следила за событиями в стране, выписывала все центральные советские газеты, ища в них свидетельства грядущего апокалипсиса, о которых рассказывала ей старица Рахиль.

 В деревне бабушку уважали — убежденная она была, непоколебимо стояла за веру. Если кто-то умирал или что-то случалось, сразу бежали в наш дом — знали, баба Настя поможет. Был у бабушки небольшой чемоданчик, в котором хранился ее скарб — монашеское облачение, молитвослов и книги. 

Много книг сгорело, когда в нашем доме случился пожар, но и осталось немало. Псалтири в кожаных переплетах, видимо, те, которые дедушка забрал из храма, когда его закрывали, мы отдали в строящийся Дом милосердия.

Про Бога и последние времена бабушки мне ничего не говорили, но я помню, как баба Настя смотрела на мой значок октябренка с явным недовольством, называя Ленина странным именем Антихрист.

Меня, ребенка, бабушки берегли, видимо, просто молились, чтобы Господь вразумил. А я радовалась и октябрятскому значку, и пионерскому галстуку. Правда, из комсомола ушла сама, причем произошло это как-то просто и естественно. Сменила я работу и думаю: «Зачем мне этот комсомол?» Написала заявление и вышла. Помню, как начальница выговаривала: «Как тебе не стыдно?!» — «Знаете, не стыдно. Не вижу в этом смысла». А ведь я была активистка, спортсменка и туристка…

Когда бабушки стали совсем старенькие, наш фамильный дом сгорел со всеми иконами. Позже дом вновь отстроили, в нем выросли мои дети. Не скажу, что они глубоко верующие люди, и всё же трудились в монастыре и внуков отдали сначала в православный детский сад, потом в школу «Ихвис». Понимаю, что всё это по молитвам предков. Когда у меня спрашивают, как я пришла в храм, не могу ответить. Просто и естественно спустя годы проросла во мне вера…

Продолжение следует…

Беседовала Дарья Гончарова

Фотографии Игоря Клевко и из личного архива сестры Ирины Парфеновой

28.06.2022