«Я чувствую заботу Бога…»

Интервью с игуменией Евфросинией (Лаптик) в рамках проекта Агентства теленовостей «Сіла веры»

— Матушка, начать хотелось бы с личного вопроса — о монашестве. Что привело Вас в монастырь, где Вы стали вначале монахиней, а потом — игуменией?

— Ты просто жил в этом мире, и тебя очень многое не устраивало. Хотелось другой жизни, но ты не знал, какая она должна быть. Было неудовлетворение, еще со школы, не было авторитетов: говорят одно, думают другое, делают третье…

Я из неверующей семьи, в семье о Боге не говорили. Но постепенно из каких-то ситуаций, событий так всё сложилось, что я оказалась в монастыре.

— А как Вы в первый раз пришли в церковь?

— В первый раз я оказалась возле кафедрального собора, когда подруга венчалась. Но тогда я даже не зашла в храм. Мы просто постояли возле храма, подождали, когда они повенчаются.

А вот такой яркий момент был на Прощеное воскресенье (это я потом поняла, какой это был день). У меня было такое состояние, что я очень остро ощущала свою вину перед близкими, перед друзьями. И после этого возникла какая-то потребность зайти в храм. Я один раз зашла, другой…

Потом увидела сестер милосердия в белых облачениях. Батюшка (отец Андрей Лемешонок, духовник монастыря. — Прим. ред.) как раз был тогда дежурным священником, и я к нему подошла. У нас состоялась беседа. После этого я пришла в сестричество. Это был январь 1997 года. А незадолго до этого, в 1996-м, владыка Филарет (Вахромеев) благословил первых сестер в сестричество. Так началась жизнь в сестричестве, по послушанию я ходила в психиатрическую больницу в отделение к наркозависимым…

Когда я пришла в сестричество, то поняла: вот что мне надо, вот что я искала. У меня не было какой-то борьбы, я почувствовала себя дома, на своем месте. И потом это само собой привело в монастырь.

— Эта внутренняя гармония, которую Вы ощутили тогда, сохранилась спустя годы или были моменты, когда Вы начали сомневаться, было тяжело?

— Сомневаться — нет. Ну а тяжело было, потому что внутри у человека идет борьба. Сначала Господь дает благодать, и благодать эта носит тебя на руках, а потом постепенно тебя ставят на ножки, чтобы ты сам учился ходить. И, конечно, ты падаешь, разбиваешь или лоб, или коленки. Без этого невозможно. Потому что внутри-то живет грех, и этот «зверь» там сидит, он никуда еще не делся.

— Бытует мнение, что монашествующие особенно остро это чувствуют, у них больше искушений, «нападений». Это действительно так?

— Монах ты или просто светский человек, христианин — все это переживают, все это ощущают. Потому что есть враг рода человеческого, цель которого — погубить человека, увести его от Бога. И борьба идет у каждого, даже у неверующего человека. Просто неверующий человек не понимает, что с ним происходит, а верующий понимает, что, к чему и зачем.

— По каким причинам все-таки человек уходит в монастырь?

— Это невозможно объяснить, это можно только прожить. Это как невозможно объяснить, почему тот или иной человек выбирает себе в спутники именно вот этого человека. Помню, моя мама рассказывала, что в ее юности был парень — очень красивый, а выбрал себе в невесты такую невзрачную девушку. Ему все говорили: «Ты что, посмотри, какой ты и какая она». А он отвечал: «Если бы вы видели ее моими глазами, то совсем по-другому сказали бы». Так и здесь: это невозможно объяснить, это тайна отношений души человека с Богом, это призвание от Бога. Господь говорит: Не вы Меня избрали, а Я вас избрал (Ин. 15: 16). Он говорит так всем христианам. И монашество — то же самое, без призвания человек не сможет.

— А были случаи, когда человек уже дал обет и передумал?

— К сожалению, такое тоже есть. Это было, есть и, наверное, будет, потому что идет война. Есть раненые, есть и убитые, а поле битвы — сердце человека. Человек дает Богу обещание — это такой вызов! — и нарушает… Конечно, это трагедия.

— Это какие-то соблазны извне, из внешнего мира?

— По-разному бывает. Человек не выдерживает этой внутренней борьбы, этого накала. А враг же как? Он знает все наши слабые места и бьет.

Это происходит, когда человек скрывает что-то, не проговаривает на исповеди, не обнажает, не обличает свой грех, который у него внутри. Потому что внешне человек может жить безукоризненно, всё исполнять, делать всё как нужно, а внутри… Но это всё равно не конец. Господь ждет человека. Мы знаем из истории, что, бывает, человек уходит, проходят даже десятилетия, и он все-таки кается, возвращается. И Господь принимает человека.

— Монашество — это больше о внутренней свободе или все-таки о существовании в каких-то рамках, ограничениях?

— Наверное, к свободе можно прийти только через ограничение себя. Мы сейчас видим, что происходит: делай что хочешь. И к чему человек приходит? К тому, что уже шестилетний ребенок должен сам выбрать, мальчик он или девочка… Поэтому человек, чтобы остаться человеком, должен себя ограничивать, он должен бороться с собой, с этим «зверем», который живет у каждого внутри. Потому что если дать ему свободу, то ты потеряешь человеческий образ. Ведь человек ушел от Бога, потерял связь с Богом. И он без Бога не может жить.

Есть много светских людей, которые чего-то достигли, имеют какие-то свои принципы и думают, что это они сами такие, но это благодаря Богу, помощи Божией. Потому что кто-то за них молится, потому что, слава Богу, храмы есть, монастыри есть. И ради этих молитв Господь держит еще мир, чтобы человек сохранился, сохранил свой человеческий образ.

— Когда в монастырь хотят прийти совсем юные девушки, Вы общаетесь с ними на тему их решения? Вы их как-то предупреждаете, оговариваете эти вещи?

— Конечно, обязательно. Ведь это очень серьезный выбор, и человек должен очень серьезно думать. Он должен определиться, какой жизни он хочет. Поэтому всячески надо помочь человеку разобраться, зачем он пришел, что он хочет. А борьба — естественна, она будет. Даже когда человек осознанно делает свой выбор, всё равно враг его борет, какие-то соблазны обязательно будут. Но как раз в этой борьбе и определяется произволение человека — то, к чему он стремится.

— Какое, на Ваш взгляд, место женщины в семье? По патриархальным, православным традициям — это послушание, «да убоится жена мужа своего», это роль мамы, хозяйки, хранительницы очага. А современный мир говорит женщине: «Ты наравне с мужчиной, почему ты должна слушаться? Выбирай любую профессию, зарабатывай деньги, пусть он дома сидит». Как современной женщине разобраться?

— К сожалению, сегодня уже видно, к чему вся эта эмансипация привела — ни к чему хорошему. Жалко… Образ для женщины — это Матерь Божия. Она же не «качала права» — Она смиренно несла Свой крест, Свою миссию.

— Вы живете в монастыре своим семейством, где свои правила. Но всё равно это люди: бывают ли какие-то недопонимания, ссоры?

— Всё бывает. Как в семье — обиды, недоразумения. Просто каждый пытается понимать, что причина всегда в тебе, преодолевать себя. Но это не только в монашестве, это везде. Ведь заповеди одинаково даны всем христианам — и монахам, и светским людям.

— Как у вас разрешаются конфликты? И как Вы относитесь к наказанию?

— Сейчас мы все такие немощные… Мы и сами себя наказываем своим упрямством. Тут просто надо найти подход к человеку. Может быть, где-то и сказать, что так и так.

Так, как раньше можно было наказать, сейчас уже невозможно. Это как в семье, в школе сейчас — авторитета учителя, родителей особо нет. Я сама родителей не очень слушалась, и сейчас пожинаю плоды (улыбается). Когда я решила идти в монастырь, то написала маме письмо: «Мама, благослови». Мама меня благословила, а потом, когда батюшка отпустил меня встретиться с мамой, начала плакать. Я говорю: «Мама, ну что же ты плачешь? Ты же меня сама благословила». Она говорит: «А что ж мне оставалось делать?..» Поначалу, конечно, трудно было. Но она у меня такой скромный, смиренный человек… Потом она была рада очень.

И папа, и мама церковными людьми не успели стать, потому что пришли к Богу уже на склоне лет, но ушли по-христиански — исповедовались, причастились. И я очень за это Богу благодарна.

— Вы не замкнуто живете, контактируете с этим миром — у вас много проектов, деланий. В чем задача вашего монастыря? В чем вообще смысл жизни монашествующих?

— Наш путь, Промысл Божий о нашем монастыре особый. В монастырях, которые были разрушены, закрыты, а потом стали восстанавливаться, снова возрождаться к жизни, есть история, которая была до того, как обитель закрылась. Там стараются сохранить всё то, с чего начиналось, — память о первоначальнике, основателе, молитвы к нему. В каждом монастыре, в каждом храме есть какая-то особая святыня: где-то чудотворная икона, где-то мощи святых угодников. А у нас получилось, что мы всё с чистого листа начали. Здесь был пустырь. Сестры, которые пришли, только первые шаги стали делать в храме. И сестричество — это служение больным. Поэтому для нас, для меня лично главная святыня — это болящие люди, которые нуждаются в Боге. И они приходят в храм, они находят Бога.

Это абсолютно не исключает того, к чему монастырь призван, — молитву, молитву за мир. Как свет монахам — ангелы, так свет мирянам — монахи. Задача — пытаться не коптить, а пытаться гореть. Это трудно, но Бог принимает. Я чувствую заботу Бога и Его благословение в нашем служении. Может, кто-то думает, что это вещи несовместимые. Но я думаю, что, если бы Богу было неугодно, всё бы уже давно поменялось, Господь бы не стал терпеть, если бы Он был не согласен. А Господь благословляет, и сестры приходят. И много людей приходят в храм и находят Бога.

— Помимо всего, чем Вы живете, какая у Вас есть мечта — желание внутреннее, если можно об этом так говорить?

— Да, у меня желание, конечно, есть. Как об этом сказать? И стоит ли об этом говорить?.. Мое самое главное желание — остаться со Христом. Чтобы войти в вечность и остаться со Христом.

Беседовала Наталья Бордиловская

Видеоверсию интервью смотрите на нашем Youtube-канале

30.03.2022