«Господь учил через каждого человека» (ч. 1)

10 лет несет послушание в монастыре сестра Елена Пожарицкая. Придя в иконоокладную мастерскую трудиться вышивальщицей, уже спустя семь месяцев она получила благословение духовника обители стать старшей в этом творческом коллективе. Сегодня сестра Елена рассказывает о своем пути в храм, служении, рождении удивительных икон, украшенных ризами, любви и соборности в мастерской.

«Мы жили большой дружной семьей»

— Историю нашей семьи от детей скрывали. Все, кто мог рассказать правду, уже ушли из жизни. Бабушкиного отца репрессировали, возможно, он был офицером. Дедушкин отец служил регентом в храме, хотел, чтобы и сын пел на клиросе, но время уже было другое… У моего дедушки был исключительный голос. По наследству он передался маме, в 85 лет она продолжает петь.

У бабушки было пятеро детей. Наша семья жила кучно, скромно и дружно в одном доме на улице Москвиной (я коренная минчанка). Рядом улицы Гвардейская и Тарханова. Получался небольшой сектор, где все знали друг друга. Чудное было место — маленький сквер, кладбище... Сейчас там всё уже застроено многоэтажками.

Можно сказать, нас взрастила улица. В те годы каждый взрослый человек считал своим долгом воспитывать детей и молодежь. И тети, и дяди, и соседи, если видели, что ты плохо себя ведешь, могли дать подзатыльник.

 Наша семья напоминала небольшой пчелиный улей. Помню вечера, когда мы собирались вместе. Дедушка брал гармонь, все выходили из своих комнат, накрывали стол, разливали чай, пели и разговаривали. Это было простое человеческое общение: "Посиди со мной". — "А ты со мной". Чувствовалось, что ты — часть большой дружной семьи… 

Потом все разъехались по отдельным квартирам. Бабушка и дедушка скрепляли семью. Столько теплоты сохранилось в сердце, когда вспоминаешь о том времени! Пытаешься привнести что-то похожее в свою жизнь, но не очень получается — большое сопротивление, мир диктует другие ценности… Мы еще своих двоюродных братьев и сестер знаем, а наши дети — это уже другое поколение, у них и желания нет встречаться.

Сегодня говорят: «Чтобы сохранить молодую семью, надо жить отдельно». На мой взгляд, идеально, когда вместе живут несколько поколений. Дети смотрят, как мама и папа относятся к своим родителям, мамы и папы — как бабушки и дедушки к внукам и правнукам. Жизнь большой семьей — это огромный опыт. Поведение каждого на виду, все друг об друга оттачиваются, стирая острые углы.

«Тихо! Бабушка молится…»

— Крестили меня в младенчестве. Бабушка позаботилась обо всех своих внуках. В нашей семье есть небольшой старинный образ Спасителя в окладе, который передается из поколения в поколение по женской линии. Сейчас он у мамы, надеюсь, со временем перейдет ко мне. Образом Спасителя бабушка и мама благословляли членов нашей семьи в важные моменты жизни.

 Времена были такими, что семейная икона не была на видном месте, а стояла рядом с подсвечниками на полке в серванте и была скрыта. Помню, бабушка заходила в комнату, закрывала за собой дверь, и все говорили: "Тихо! Бабушка молится…" Нам всем было страшно интересно, что за таинственный процесс происходит за закрытыми дверями… 

Еще помню, как перед Пасхой бабушка просила меня выложить изюмом на творожной пасхе и куличах «Иисус Христос». Таким было мое первое соприкосновение с Богом...

«В моей жизни было много искусства»

— В детстве я мечтала стать балериной, в крайнем случае фигуристкой, но стала художником. Одна из моих первых работ — «Спас Ярое Око». Мне еще не было 10 лет, когда я карандашом нарисовала образ Христа и аккуратно наклеила на картонку.

Училась в художественной школе, потом в художественном училище. Вышла замуж, родились дети. Всё было в каком-то стремительном потоке. Господа в моей жизни не было, но было много искусства…

Студенческое время было очень благодатное. Даже на стипендию мы могли чуть не каждые выходные ездить в Москву и Санкт-Петербург, посещать Эрмитаж и другие музеи. Студенческий билет давал возможность проходить в любой музей бесплатно. Железнодорожный билет в купированный вагон стоил 5 рублей, в плацкартный — 3 рубля.

Мы жили искусством — живопись, западная музыка, кинематограф, поэзия, разговоры на кухне. Казалось, эта красота наполнит тебя на всю жизнь, но потом всё изменилось. Я оказалась в тупике и погрузилась в затяжную депрессию.

Previous Next

«Звон колоколов меня "разбудил"»

— В семье родился второй ребенок, и у меня началась послеродовая депрессия. Страшное состояние... Оказывается, большая радость для человека так же опасна, как и большие скорби. Сначала я не понимала, что происходит. Внутри поселяется страх, ты перестаешь спать по ночам, постоянно прислушиваешься, дышит ли ребенок. Всё накладывается одно на одно. Понимаешь, что с тобой что-то происходит, но ничего не можешь сделать…

Я пыталась справиться самостоятельно, но болезнь уже была запущенная. Прошло почти шесть лет. Мне надо было готовить ребенка к школе. Медики определили ему третью группу здоровья. Традиционная медицина не помогала, и мы обратились к гомеопату. Специалист помог и ребенку, и мне, хорошо понимая мое состояние. В какой-то момент он сказал: «У меня ощущение, что вы созрели для психолога».

Слово «психолог» для меня звучало страшно, но я рада, что попала к нему. Специалист давала упражнения, которые постепенно открывали мне глаза. Помню, как поразил результат одного из тестов. Нужно было представить, что ты солнышко и вокруг тебя, как планеты, вращаются люди, и вписать кого-то в близкий и дальний круги. Я была в таком унылом состоянии, что у меня хватило сил только на четырех человек. Даже мама не вошла в мой круг. Только муж, дети и двоюродная сестра, которая потом и привела меня в храм. Психолог назначила шесть сеансов, но прошла я только четыре. Мое состояние внезапно изменилось…

 Зима. Вечер. Падают хлопья снега. Красивое черное небо. После занятий с психологом я иду по центру Минска мимо кафедрального собора. Вдруг меня оглушает колокольный звон. Колокола звонят к вечернему богослужению, а я понимаю: "У меня всё хорошо!" 

В тот вечер в храм я не зашла. Прошло еще какое-то время, прежде чем я переступила его порог и осталась. Но именно этот момент был кульминационным: звон церковных колоколов меня «разбудил»…

«В храме был иной мир»

— Сестра часто звала меня в храм. Но когда ты погружен в себя, никого не слышишь. Ты похож на загнанного зверька, которому хочется спрятаться. В тебе живет одно желание: «Чтобы никто не трогал». Я долго выходила из этого состояния.

В глубине души я жаждала изменений и боялась их. В церковь пришла с младшим сыном. Там был иной мир. Мир особой тишины и красоты завораживал. Во всем для меня была тайна. Помню, как на Божественной литургии в Петропавловском соборе прихожане запели Символ веры. Так нестройно, но в тот момент что-то попало в сердце и осталось, заняв большую его часть...

Сначала появилась домашняя молитва. Я спрашивала у сестры, как надо молиться. Она мне сказала: «У тебя должно сложиться свое правило». И оно сложилось. Почему-то в мое правило входили несколько удивительно красивых псалмов и молитва святому Сергию Радонежскому.

 Утром я отправляла детей в школу. Когда муж выходил с ними и закрывалась дверь, я становилась на коленки и читала свое правило. Рядом всегда была кошка. Молитва окутывала и погружала тебя в тот иной мир. Длилась она, казалось, около 40 минут. Я заканчивала и слышала, как муж поворачивал ключ в дверях… 

— Стройность Божественной литургии в храме не шла ни в какое сравнение с домашней молитвой. Первое время после богослужений мне не хотелось уходить. Вечером заканчивалась служба, выключали свет, а в голове оставались отголоски церковного пения. Как будто им были пропитаны стены. От каждой мозаичной крошечки отражалось это красивое состояние…

Я пришла в храм в конце 1990-х, в 40 лет, но к первой исповеди и Причастию готовилась еще восемь лет. Когда решилась, сестра сказала: «В первый раз причастишься, и Господь даст тебе какой-нибудь дар». Через три дня я поняла, какой подарок получила от Бога. В Петропавловском соборе рядом с иконами написаны молитвы. Раньше я их читала, но не понимала. И вдруг начала читать стройно, с ударением и пониманием. Слова приобрели для меня смысл…

«Я дома!»

— Иногда Господь действует так быстро, что ты бежишь следом за событиями и удивляешься: «Ух ты! Такое может быть?! Я не могла так сказать!» Ты словно созерцаешь свою жизнь со стороны…

Знакомство с обителью началось с монастырской лавочки во Фрунзенском универсаме. Там трудилась сестра Елена Ленковец. Она покорила меня совершенно другими глазами и ощущением мира. В ней отсутствовали сомнения и страх мирского человека. Я заходила к ней часто, задавала вопросы. Ее ответы были теплыми и простыми, а глаза светились.

Однажды в лавочке я увидела объявление: «В иконописную школу набирают молодых художников». Я уже была немолодая, но спросила: «Лен, может, мне попробовать?» — «Само собой!» Тут же позвонила по телефону и сказала: «Я всё узнала!»

Я шла в монастырь на собеседование с большим внутренним страхом. Когда у тебя депрессия, ты выключен из мира и сосредоточен только на себе, больной человек… Меня тогда не взяли.

 Вспоминаю, как впервые приехала в монастырь на акафист. Лето. Красота. Сестра Елена накануне сказала: "Будешь стоять на акафисте — проси матушку Елисавету, чтобы она взяла тебя под свое крыло. Может, сподобишься стать белой сестрой". Это были для меня заоблачные вещи. И вот я на сестрическом собрании, и у меня стойкое ощущение: "Я дома!" 

Я начала ездить в монастырь на акафист и собрания сестер, а Елена не оставляла попытки привести меня в обитель трудиться. На одном из собраний подвела к монахине Анфисе (Остапчук), и меня взяли на послушание в иконоокладную мастерскую вышивальщицей. Это было и страшно, и ответственно: все-таки когда работаешь с иконой, попадаешь в иной мир.

«Как только начало получаться, в руках появилась свобода»

— Работа над первыми окладами для образа Спасителя и Божией Матери была непростая: на пальцах мозоли, не получалось. Я вышивала и распарывала, поскольку не было ни опыта, ни молитвы. И всё же итог мне тогда понравился, казалось, получилось очень красиво.

Так я трудилась около семи месяцев. Это было завораживающе интересно. И как только начало получаться, в руках появилась свобода, и я легко вздохнула, придумывая новые узоры для вышивки. Моя жизнь снова изменилась. А потом меня благословили на послушание старшей сестры мастерской…

Продолжение следует…

Беседовала Дарья Гончарова

Фотографии Максима Черноголова и из личного архива сестры Елены Пожарицкой

16.02.2022