«Возьми меня в Свою крепкую руку» (часть 1). История брата Игоря

«Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут...»
(Мф. 5: 7)

Игорь Бурдынский (22.06.1978 – 08.01.2011)

Это была его последняя литургия. Гроб стоял в центре храма, и лицо Игоря казалось устремленным вверх, к Лику Спасителя на фреске под куполами.

Игорь любил литургию. Не раз замечали, что после Святого Причастия он становился каким-то необыкновенным, радостным, мог и не говорить, а просто улыбаться, и душа тянулась к нему, хотелось просто побыть рядом...

Проститься с ним пришел весь монастырь.

***

Игорь Бурдынский приехал в монастырь в конце января 2007 года. Стал жить и трудиться в обители, ничем не выделяясь среди других, разве что своим высоким ростом.

Поначалу он всё же чувствовал себя несколько скованно, часто не зная, как следует себя вести в новой среде, но со временем понемногу освоился, появилась улыбка...

О своем прошлом Игорь старался не распространяться. Впоследствии, когда узнали, что этот приветливый парень имеет за спиной три судимости, многие не могли поверить в такое.

Первым монастырским послушанием Игоря стала работа по внутренней отделке храма в честь иконы Божией Матери «Державная». Часами, не сходя с мостков, Игорь, можно сказать, висел на стенах, пытаясь добиться нужного результата, но не всё получалось как надо в пока еще не очень умелых руках... Его непосредственный начальник Илья подтрунивал над новым работником, но вскоре, оценив его старательность и порядочность, поставил Игоря бригадиром. Потом в его монастырской жизни была мастерская по обработке камня. Для руководителя мастерской Ильи приход Игоря оказался настоящим подарком: «Он во многом облегчил мне работу. В мастерской до этого постоянно возникали трения коллектива с руководством, творились какие-то махинации, и, когда Игорь всё это закрыл, с моих плеч как будто гора свалилась. Легко с человеком, который не просто берется за дело, а серьезно к нему относится до конца...»

Бывало, от усталости, от того, что не всё тогда получалось, Игорь приходил в раздражение, начинал командовать, никого не хотел слушать, и начальнику приходилось его одергивать. А когда кто-нибудь из рабочих напивался, Игорь мог взять его за грудки, приподнять и хорошенько тряхнуть.

В нем была особого рода проницательность, свойственная таким натурам с богатым тюремным прошлым: чуял людей нутром. Достаточно было беглого взгляда, чтобы вынести свой вердикт прямо и откровенно: «Не нравится мне человек этот». И, тем не менее, старался принять любого, может быть оттого, что многое пережил, хлебнул лиха, часто и сам себе не нравился...

***

Игорь пришел к вере в исправительной колонии. Перечитал всю художественную литературу, какая имелась в библиотеке ИК-10, и заинтересовался литературой духовной. В ней — в книгах о святых отцах и христианских подвижниках — нашел он то, что неосознанно искал всю жизнь. В это время в колонии шло строительство храма, и Игорь решил, что не может оставаться в стороне, что он должен участвовать в этом...

Инок Арсений: «Мы вместе отбывали срок в городе Новополоцке, на "десятке", в исправительной колонии № 10.

С Игорем я познакомился, когда стал ходить в лагерный храм. Первый раз, как его увидел, подумал: "Стопроцентно — монах". Я почему-то решил: вот он освободится, придет в монастырь и станет монахом. У него был вид монашеский: высокий, худой (он даже получал диетическое питание из-за какой-то проблемы со здоровьем, а может, это он так постился). Он ходил внешне строгий, улыбку на его лице я почти никогда не видел. И он постоянно что-нибудь делал, чем-то занимался...

Там, на зоне, было напряженное отношение к верующим: ты становишься почти изгоем, и ты всегда это чувствуешь.

У нас с Игорем была ежедневная возможность ходить в храм, мы могли находиться в нем с утра до вечера. Никогда не сидели без дела. Смотришь, работы нет, сразу включаем кассету с акафистом. Включили, послушали, сами спели. Или, помню, брали песенник отца Николая Гурьянова и в воскресенье становились и полдня пели...

Мы завели тетрадку, куда записывали имена своих родных, имена людей, о которых батюшка просил помолиться, имена своих братьев в лагере, — поминали их во время молитвы.

У Игоря была неплохая память. Особенно он любил русскую историю и жития святых. Бывало, сам рассказывал что-нибудь из житий. У нас было заведено так, что мы читали утреннее правило, что-то пели, например тропари престольные, или иконе Божией Матери, или преподобному Серафиму Саровскому, потом читали Евангелие, Апостол и проповедь какого-нибудь священника. А Игорь часто от себя говорил слово, мне нравилось. Рассказывал по памяти эпизоды из житий святых, из истории России...

Мы были близки по духу, у нас была одна дорога, и перед его освобождением мы уже планировали, что поедем на монастырское подворье и будем трудиться. Про подворье нам рассказал один брат, что там люди трудятся, у них есть кров и пища. В принципе, нам с Игорем больше ничего не надо было. Мы просто устали от криминала, от этого преступного мира, мы хотели жить по-другому — это была наша мечта, это нас объединяло...

У него, наверное, от природы была управленческая жилка. Он к этому не то чтобы рвался, просто у него нормально голова работала в этом плане, он мог организовать людей. У него статьи: грабежи, разбои, налеты, но я не вдавался в подробности, мне уже это было неинтересно. Мы эту тему затрагивали крайне редко, не углублялись, это уже был пройденный этап...»

Игорь не любил вспоминать о лагерном прошлом. Только однажды, когда в качестве певчего ехал со священником в лагерь на литургию, его прорвало, и он всю дорогу, а это три часа езды, говорил о пережитом...

Первый раз Игоря, учащегося второго курса строительного училища, судили за драку. До училища он занимался в спортивной школе, объездил, выступая на соревнованиях, весь Советский Союз, но из-за конфликта с тренером бросил спорт и поступил в профучилище. В его группе учились ребята в основном деревенские, из простых семей. И был у них один парень, дядя которого был капитаном дальнего плавания. Дядя привозил своему любимому племяннику разные заморские сувениры, чем тот и подчинял себе наивных ребят, готовых ради обладания завидными побрякушками выполнять любые его приказы, зачастую унизительные. Из-за этого и произошла у него драка с Игорем. Они закрылись в аудитории и сошлись один на один — кто кого. Никаких тяжких последствий не было, но родители побитого парня написали заявление в милицию. Игорю дали условно два года.

Потом была вторая судимость, уже за хулиганство. Так Игорь впервые оказался на зоне, ему не было еще восемнадцати.

Отбыв срок, он вошел в криминальную группировку, которая занималась рэкетом. По словам Игоря, он старался держаться этаким «крутым» парнем, подражая «героям» популярных в то время гангстерских фильмов-боевиков.

Как-то раз они с ребятами решили посмеяться над одним человеком, в результате чего все попали в больницу. Человек тот оказался опытным бойцом, да к тому же уголовным авторитетом, рецидивистом. Его звали Сергей. Он ездил навещать этих ребят в больницу, приносил гостинцы. Потом взял их под свое покровительство и организовал из них преступную группу. Вскоре всех, кроме Сергея, арестовали.

Игорю инкриминировали три тяжелые статьи: захват заложника, вымогательство и разбой. Следователю и адвокату Игорь заявил, что если мама будет присутствовать на суде, то они от него не услышат ни единого слова. А маме, приехавшей к нему на свидание, сказал: «Мама, как я рад, что пресекли всё это».

Ирина (в прошлом жена Сергея): «Обстоятельства нашего знакомства с Игорем были не очень хорошими: он занимался грабежом и мой бывший муж в этом участвовал. Игорь тогда был совершенно другим. Резкий был, замкнутый...

Когда он освободился, то заехал ко мне по просьбе мужа, спросил: "Чем помочь?" Я жила с детьми одна, тяжеловато было. Игорь помогал деньгами. Помог один раз, второй раз, а я говорю: "Игорь, ты же не будешь мне помогать всё время. Может, там работа какая-нибудь есть в вашем монастыре?" Он меня сюда и привел, в свою мастерскую. Стал крестным моей младшей дочки. Всегда приезжал к ней на именины, поздравлял ее...

Игорь не заводил разговоров о вере, не убеждал, не подталкивал, просто говорил: "А приезжай с детьми в храм. Приедешь?.. А может, в свой сходишь, в Cоколе?"

Мог и вспылить, что-то ответить резко, бывали моменты... но потом быстро отходил, извинялся. Всегда извинялся...»

Игорь считал Сергея своим другом, говорил, что благодаря этому человеку он стал верующим. Вспоминал, как однажды они ехали «на дело» и увидели, что горит милицейская машина. Милиционеры бегали, тушили. Ребята насмешничали, а Сергей говорит: «Чего вы ржете, людям, может, помочь надо». Остановил машину, спросил, нужна ли помощь.

Однажды Сергей дал Игорю книжку, которая произвела на него сильное впечатление — он впервые серьезно задумался о Боге, о смысле жизни...

Николай (знакомый Игоря): «С Игорем мы познакомились в конце 2002 года в новополоцком лагере. Зашел в храм поставить свечку (была годовщина со дня смерти моей мамы). Гляжу, а там все свои ребята и поют, и службу справляют. Я как услышал их пение, умилился, интересно стало, начал тоже ходить в церковь. Слава Богу, никаких запретов не было. Перезнакомился со всеми. Хорошее было время. Я еще тогда, правда, ершистый был. Человек же не сразу меняется, становится набожным, я пытался "зоновские" понятия перенести в Церковь Божию. В миру люди обычно накопительством занимаются: прибавляют, умножают, а на зоне, наоборот, отнимают и делят. Я старался внушить Игорю и другим ребятам, что нас же никто не осудит, если мы разделим между собой те пожертвования, которые приносят в церковь. Мне Игорь сказал: "Ты, Коля, забудь про "зоновское", а помни про Божие". Приносят в храм куличи, яйца, конфеты, печенье, но разве этого хватит на всех? А ребята в первую очередь в больницу относили болящим, а потом остальным раздавали...

И начал я тогда исправляться. Написал в Дивеево своей сестре-инокине, которая жила в скиту в Канерге (мы долгое время не виделись). Она ничего обо мне не знала, думала, зная мой образ жизни, что меня и в живых-то нет. Помню, приходит от нее большая посылка, открываем ее прямо в храме, а там — книги всевозможные, мы таких и не видели. Достаю икону, образ Спасителя, такой чудный, и думаю: "О, то, что я искал". И вдруг у меня над головой слышу: "Коля, вот такой образ я чуть ли не всю жизнь мечтал найти!" Отрываю свой взгляд от глаз иконы, смотрю: на меня такие же глаза глядят, как на образе. "Держи, Игорек". Он так был доволен!..

Однажды сестра снимки выслала, где ее подруги возле церкви Марии Магдалины сфотографировались. Игорь посмотрел на них и говорит: "Коля, посмотри, какие лица, они же светятся. Раньше, на свободе, прошел бы и не заметил. Смотри, это же ангелы стоят..." Думаю, он и сам так старался жить, и у него получалось.

Мне рассказывал Павел (они с Игорем в одном кубрике жили, двухъярусную кровать делили: Павел наверху, а Игорь внизу спал), как он проснулся раз около трех ночи, а лицо Игоря на уровне его постели — стоит, читает что-то... И сколько раз так бывало, что ночью он просыпался, а у Игоря свеча горит: молился брат...»

Галина Леонидовна (мама Игоря): «Он вернулся из зоны абсолютно другим. Я увидела, что он действительно верующий человек. Например, он не мог уже сесть за стол без того, чтобы не перекрестить пищу. Едем мы в электричке, люди кругом, он какой-нибудь бутерброд ест, а всё равно перекрестит, и ему не важно, смотрит кто или нет. Когда приезжал ко мне, то утром первым делом читал утренние молитвы. Детскую Библию привез для меня, где всё было интересно и понятно. Позже начал говорить об Исповеди, ведь я никогда в жизни не исповедовалась...»

Инок Арсений: «В лагере Игорь был угрюмым, грубым, даже казался холодным, а в монастыре как-то его отпустило. Он мне такие письма присылал, я удивлялся.

После поездки в Оптину пустынь он о своих впечатлениях мне листов на двадцать письмо написал. Я когда получил эту пачку, не понял: "Что это такое?" Видно, Господь его коснулся...»

Николай: «Был случай, когда Игорь освободился, друзья узнали, что он в монастыре, прикатили сюда на дорогих иномарках, "поляну" накрыли: "Игорек, хочешь вина, хочешь водки... хочешь наркотиков тебе достанем. Давай отметим твое освобождение!.." А Игорь сказал: "Я пойду у батюшки спрошу". Приходит к священнику: "Батюшка, тут друзья приехали, водку поставили на капот, дожидаются меня, чтобы отметить". Отец Андрей говорит: "Тебе это надо?" — "Понял". Вернулся к друзьям и сказал: "Ребята, убирайте всё, потому что не то время и не то место". Это искушение было, но он выдержал...»

Илья: «Мы с Игорем быстро сдружились. Он мог быть гибким, но в нем всегда оставался твердый внутренний стержень. Он всегда знал, что правильно, что неправильно. Он всегда размышлял, никогда не делал ничего "как все", "за компанию".

Как-то в монастыре одна сестра начала плохо говорить про брата С., инока, что он иногда дурно ведет себя, может обидеть человека. Игорь сразу оборвал ее: "Не хочу слышать этого!"

Помню, он говорил, что в тюрьме очень легко было делать добрые дела: на кого-то внимание обратить (потому что люди замкнуты в основном), кого-то поддержать словом, кому-то конфетку дать, и за это Господь столько радости давал... А тут, в монастыре, сколько ни делай, это всё как бы в порядке вещей.

Он был очень открытым человеком, но никогда ничего лишнего не говорил. В тюрьме он научился не болтать лишнего. В нем сочетались открытость и сдержанность. Он был надежным человеком. Надежность и Игорь — это одно и то же. Мало людей, которых можно попросить о помощи, потому что или стесняешься, или обременять не хочешь, а к Игорю все запросто шли со своими проблемами.

Однажды мы с Игорем читали Псалтирь по усопшим. У меня умер двоюродный брат, а у Игоря — бабушка, и мы часто разговаривали о смерти: интересно, что будет там. Вряд ли он хотел рано умереть, столько планов было, мечтаний всяких...»