«Каждая икона — это тайна» (часть 3)

«Какие иконы? Занимайся, Вова, тачками!»

— Меня долго не было в мастерской, больше пяти лет. Вернулся сюда только два месяца назад, пока вникаю, — говорит Владимир. 

В центре реставрационной мастерской стоит табуретка, на ней лежит деревянный нимб, от которого расходятся в разные стороны лучи. Владимир прокрашивает каждый луч желтой краской и объясняет: «Возле алтаря бывают вырезанные из фанеры ростовые фигуры, в основном сюжеты Рождества или Распятия. Этот нимб — из такого ансамбля. Пока я делаю подложку, чтобы в дальнейшем восстановить золотой фон».

— Сам я родом из Светлогорска, у меня семья была там. Обучался в иконописной школе нашего монастыря и пришел работать в реставрационную мастерскую. Работал-работал, подучился и поехал домой, потому что дома накопилось много вопросов. Пожил дома, а сейчас выросла дочь, поступила в Минск, и я всю семью перевез сюда. Непосредственно сюда, в реставрационную, хотелось вернуться, к стенам монастыря поближе. А вообще я раньше был автомобильным реставратором…

Пока Владимир наносит очередной слой краски, рассказывают историю, которую можно назвать так: «Как из реставратора автомобилей стать реставратором икон». Конечно, с Божией помощью… 

Как-то отец Владимира попал в ДТП, отдал автомобиль в ремонт, и Владимир вместо школы начал посещать автомастерские: наблюдал за процессом, подружился со всеми мастерами, как сам говорит, «влился в этот мир». Это дело так его захватило, что в 11 классе он пошел работать в автомобильную мастерскую. В Беларуси старинных коллекционных машин практически нет, поэтому чаще всего приходилось восстанавливать машины после ДТП. И всё в жизни Владимира было гладко и понятно, пока не произошла встреча с иконой. Как это было и что его так потрясло, он рассказывать не хочет:

— Это очень личное. Скажу так: встретился с иконой. Она меня потрясла и что-то во мне поменяла. После этого у меня появились вопросы: что такое икона и каким образом она может влиять, как мне тогда казалось, на психику человека. Эти вопросы настолько меня тревожили, что — так сложилась жизнь — я попал в иконописную. Меня буквально взяли за ручку и привели.

А «сложилась жизнь» так. Около двух лет Владимир «бегал» от растревоживших его новых мыслей. С церковью и верой у него было связано много предрассудков и предубеждений, поэтому он думал: «Ерунда какая-то, какие иконы? Занимайся, Вова, тачками и не дури никому головы!» Но эта мысль, как он говорит, приняла длительную осаду, пока не случилось следующее. В поселке Паричи, недалеко от Светлогорска, служил священник. Он перевернулся на своем автомобиле и обратился за помощью в мастерскую, где работал Владимир.

— У нас с этим священником дружеские взаимоотношения завязались, — вспоминает Владимир. — И в один момент я с ним поговорил о том, что меня тревожило. Прошло, наверное, полгода. Священника перевели в Уручье, он узнал, что при Свято-Елисаветинском монастыре открыли иконописную школу, приехал в Светлогорск, взял меня за руку и привез сюда. Говорит: «Учись».

Я пришел с полного нуля, у меня понятия кисти не было. Обучение закончилось, но этого недостаточно. Дома я, конечно, самостоятельно занимался, взял образцы икон, руку поддерживал в тонусе, но занимался другой деятельностью. Икона была только хобби.

— Вы воспринимаете то, что случилось, как Промысл Божий? Его вмешательство в вашу жизнь?

— Да я вообще всю жизнь в целом так воспринимаю. Что бы ни происходило — это Божий Промысл. Я не берусь давать оценок, хорошее происходит или плохое, потому что из всего плохого может случиться хорошее. Прежде чем попасть сюда, нужно было пережить что-то плохое, чтоб до меня дошло наконец.

Пока Владимиру поручают несложные работы. Например, восстановить рамку иконы, которая раньше была покрыта бронзовкой. «Сохранить оригинал — это самое важное, — считает Владимир. — То же самое в автомобильной реставрации: важно сделать всё, чтобы сохранить оригинал, восстановить его и оставить жить дальше». Автомобильной реставрацией Владимир сейчас занимается только для семьи, но семья для него — это большой круг. А икона — по-прежнему тайна.

 «Я совершенно счастлива»

Наталья, которая в мастерской с самого ее основания, держит в руках икону «Господь Саваоф». У Натальи очень мягкий голос и неспешная манера говорить, и работает она вдумчиво и неспешно. Она показывает обратную сторону иконы, где восстанавливает целостность доски: 

— Линия была утрачена, я ее нарастила опилками: смешала опилки с клеем и шпаклюю утраты. Доска высохнет, и я ее наждачкой зачищу. Вообще, сначала мы восстанавливаем доску, а потом дописываем икону, и это для меня самый приятный этап. 

Я начинала учиться иконописи, а потом отец Сергий Нежборт решил, что лучше мне реставрировать. Мне нравится, потому что моя работа подразумевает несколько разных действий. В иконописи ты занимаешься только написанием иконы, в основном с образца, а здесь можешь проявить фантазию. Бывает, в иконе очень много утрат, ты ищешь похожий образец и, если не находишь, сам додумываешь.

Я могу сидеть над иконой долго. Когда знаешь, что результат должен быть хорошим, приходят силы. Чем старше становишься, тем внимательнее относишься к себе, к своей работе, понимаешь, что за каждое действие ты будешь нести ответ. Я ничуть не жалею, что попала в реставрационную мастерскую. Я совершенно счастлива.

«Бог поставил меня на мое место»

— Я здесь около десяти лет. Закончила иконописную школу, и отец Сергий Нежборт пригласил меня работать в реставрационную, — делится Ирина. — Но до прихода в мастерскую у меня была чудесная история.

У Ирины в работе сейчас несколько заказов. Один из них — большое изображение «Тайной Вечери», это живопись предположительно XIX века, которая «приехала» в мастерскую из Сыктывкара. Также нужно восстановить храмовые иконы, поврежденные после пожара — иконы вздулись от температуры. Ирина делает перерыв и заваривает липовый чай. 

— Я молилась Богу и просила какую-то работу. У меня было много работ: я рисовала картины маслом, были монументальные работы, печаталась в журналах Salon, «Идеи вашего дома», работали с мужем на росписях, в Москве, кино снимали, в Питере жила, там своя фирма была… А последняя работа — в детском доме, и мне там было очень сложно морально. Я специально ездила к иконе Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость» (с грошиками) в Санкт-Петербург, чтобы помолиться и попросить работу. Мне кто-то сказал, что есть такая икона, я тогда еще не особо верила даже. Но Господь такие удивительные чудеса творит, мы даже не знаем, как это происходит. Через год отец Сергий пригласил меня работать в мастерскую. Так что, я считаю, это благословение Божие, Божий Промысл. Я рада и благодарю Бога за это.

Я всегда хотела написать икону Богородицы, призвание сердца было такое. Я об этом никому не рассказывала, просто думала, как это сделать. И тут подруга мне говорит, что поступила в иконописную школу и я тоже могу. На следующий год я тоже поступила. Я тогда только приходила к вере, у меня она была, как у большинства людей, — в сердце. Я думала, что в церковь ходить не обязательно, максимум — поставить свечку. Мое воцерковление началось, когда я пришла в иконописную школу. У нас были занятия по богословию, по языку иконы. Преподаватели дали нам просто университетский максимум. Обучение длилось три года, но я осталась на четыре по своему желанию, чтобы еще подучиться, переслушать некоторые лекции, и во время этого курса написала еще две иконы.

Свое «призвание сердца» Ирина исполнила: купила небольшую досочку и написала икону Богородицы — Остробрамскую. Эта икона теперь у нее дома. А дальше началась работа в мастерской. 

— Первый год мне было трудно. Когда учишься на иконописца, кажется, что это так высоко, престижно, а тут реставрация — как будто на ступеньку ниже, ты вроде просто что-то подкрашиваешь. Сам процесс мне нравился, но какой-то стереотип мешал смириться с моим положением. А через год в один прекрасный день я поняла, что это именно то, что мне нужно. Именно то, в чем я счастлива, то, что мне нравится, и это дело моей жизни. Бывает, что у человека есть талант, но он его не знает. А у меня так получилось, что все мои хобби: рукоделие, прикладное искусство, занятия живописью — все таланты, которые мне дал Бог, — соединились в реставрации. Для меня это мой мир, в котором я живу. Бог поставил меня на мое место.

Я считаю, что найти свое место — это первостепенно для человека. И важно, чтобы родители помогали своим детям раскрывать таланты, не взращивали через них свои амбиции, а внимательно следили за ребенком, что он может, что ему нравится, а что нет, и давали возможность реализоваться в жизни, уверенность в том, что то, что он любит, у него и будет получаться лучше всего.

Бог дал нам таланты, и мы должны их реализовывать. Он говорит нам: «Я вас не оставлю». Ты делай, что тебе нравится, молись Богу, проси, и по вере Бог даст. За тот период, что я здесь, я чувствую заботу Бога ежедневно, ежеминутно, ежесекундно. Надо быть с Богом и ничего не бояться. Если есть богообщение, то, конечно, будут испытания для нашего роста, но Бог будет и помогать. У человека свой путь, его конечная цель — это спасение души. Ты можешь и заблудиться иногда, но Бог тебя выведет. А вообще, ты внутри всё равно почувствуешь, твое это или не твое, туда ты идешь или не туда. И обстоятельства жизни всегда показывают правильный путь. Вот я однажды совершила поступок, когда понимала, что мне это не надо делать, все обстоятельства жизни складывались так, что Бог мне на это указывал. И я внутри чувствовала, что это не то, у меня пекло в груди, но я пошла против этого чувства, потому что «я так хочу». Так делать не нужно. Это оказалось ошибкой. А когда ты на своем месте, то чувствуешь спокойствие, есть такая фоновая уверенность: что бы ни происходило в жизни, у тебя всё равно всё будет хорошо. Какое-то ощущение, что Бог всё контролирует.

Ирина говорит, что часто заказчики приходят к ним со скепсисом. Но, когда возвращаются, чтобы забрать икону, в них как будто что-то меняется. Ирина уверена, что Господь ведет к спасению всех, и для некоторых такое взаимодействие с иконой — первый шаг к Богу, когда с человеком происходят удивительные метаморфозы. И для них самих, реставраторов, в мастерской происходят удивительные вещи. Например, однажды им привезли Ченстоховскую икону Божией Матери. Когда начали ее разбирать, увидели, что она не писаная — лик, ручки были вырезаны из какого-то календаря, сверху вместо облачения был положен бархат и самодельная корона. Сама икона была в простой тонкой раме, когда-то позолоченной. Но видно было, что люди старались и «собирали» образ с любовью. И в какой-то момент, когда реставраторы зашли в мастерскую, почувствовали необыкновенный аромат. 

— Мы думаем: это что такое? Как будто ладан. Нюхаем и понимаем, что аромат от этой иконы, и этот аромат периодически появлялся. Когда начали реставрацию, я забрала ее раму на сжигание, и эта рама еще долгое время у меня благоухала. Какая-то благодать на нее сошла. Мне кажется, через любую икону любого святого благодать идет. Икона — это не просто рисунок. 

У меня сердце лежит к любой иконе. Я люблю темперные иконы. Иконы из фольги мне тоже очень нравятся, они деревенские, очень милые, наивные. Может быть, это мои ассоциации с детством. Мы с Владимиром ездили в музей икон в Ветке, и там директор музея Галина Григорьевна — человек, увлеченный своим делом, — рассказала нам много интересного, в том числе про смысл фольговых икон. Это не просто цветочки, украшения, в них есть смысл. Икона является центром, по краям — обрамление этими цветами — это символ райского сада. И когда человек молится, такая композиция направляет его внимание к Богу, он через этот райский сад «входит» к Богу. Раньше эти цветы тоже не просто так делались: все завитушки, переплетения были специальным образом уложены, чтобы блики, листья — всё было направлено к Богу, к иконе. Еще на окладах этих икон есть маленькие серебристые шарики — это неспроста, они символизируют души, которые летят к Богу. Бывают потрясающей красоты такие иконы, резная фольга как вышивка…

За время работы здесь были периоды испытаний, когда хотелось уйти. Эти испытания, думаю, не от нас приходят. Бог нам хорошего хочет, но есть и другие силы, которые воздействуют на нас. Эти испытания удавалось пройти терпением. По моему опыту, важно переждать сложности, и потом смотришь — как будто ничего и не было.

Ждать приходится и в работе. Реставрация — это ручной кропотливый труд, и заказчики иногда не представляют, насколько он трудоемкий: порой приходится сидеть над одним сантиметром неделю — проклеить, залевкасить, выровнять, прописать, сделать покрытие. Помогает молитва.

— Делаешь лик святого, и сам лик дает тебе настрой, — делится Ирина. — Если мне хочется при работе попросить помощи у святого, я прошу: бывает, и словами, а бывает, просто душой обращаюсь. И тогда другое видение появляется, решения приходят.

Ирина возвращается к работе: для образа Николая Чудотворца нужно сделать оклад. Ирина перебирает в руках узоры окладов, рядом лежит образ Святителя. И, возможно, прямо сейчас она обращается к Нему душой. А Он, конечно же, слышит.

Беседовала Ольга Демидюк
Фотографии Максима Черноголова

Смотрите также фотоальбом «В реставрационной мастерской»

«Каждая икона — это тайна» (часть 1)>>

«Каждая икона — это тайна» (часть 2)>>

17.12.2021