Русские эмигранты: вчера и сегодня

Когда я родился в Париже (29 марта 1943 года — Прим. ред.), то, в основном, наши священнослужители были людьми из этих земель: из Пинска, Минска, Бреста — и это всё для нас белорусская земля. Они были для нас большой опорой! Мы их тогда называли русскими. Сейчас смотрю на вас и вижу окружение моего детства. Вы на них очень похожи. Я не чувствую себя заморским гостем. Это люди особого благочестия! Часто они были потомственными священниками, некоторые их них даже преподавали сравнительное богословие.

Для нас это счастье, потому что наших родителей зарубежье, куда они прибыли, не ждало. Их не понимали, а батюшки, окормляя свою паству, давали уверенность в том, как духовно вести себя в таких условиях. Потом эмигрантов французы полюбили, отношение стало хорошим. На русских людей даже смотрели с некоторым уважением.

Случилось такое явление, которое надо учесть. Когда русские приезжали в любую страну, на любой континент за рубеж, они начинали строить там Россию. Чувствовали, что не вернутся ни завтра, ни послезавтра, ни в будущем году, а окончательно это поняли в 1945 году. Мой отец мне говорил, что на Родину уже никогда не вернется. Смотрите, сколько кладбищ за границей, на которых много православных крестов. Эти кладбища сохраняются! Всё то поколение, которое там за границей почило, постоянно молилось о русском народе, о России, и те дети эмигрантов, которые остались в Церкви, остались по-настоящему русскими.

Когда я первый раз перешел границу (тогда еще был Советский Союз), увидел русских людей — людей, ничем не отличавшихся от нас. Это был наш народ. Почему этот народ сегодня считает, что он может жить не у себя? Это безумие! Тем более, что прельщают такие силы, которые не невинные... Берется из России самое лучшее. Это попытка лишить Россию самого способного юношества. Из университетов забирают самых одаренных, им обещают и обеспечивают материальное благополучие. Сегодня эти молодые люди, которые моментально перебираются за границу, которым в каких-то местах разворачивается красный ковер, оказываются «в плену». Вернуться они не смогут. Их дети уже будут говорить с родителями не по-русски, а по-английски. А если родители к ним обращаются по-русски, дети уже не отвечают, потому что не понимают их. От этого мне очень печально. Я родился во Франции, мне некуда было деваться, и наши родители строили там Россию, чтобы иметь с русским народом особую связь. Почему? Потому что Россия — особая стать, русские — особый народ. Я могу себе позволить это сказать. Русский человек не думает, как западный человек, не мыслит, как западный человек. У него не те же самые чувства. У него совершенно другой подход к жизни. Когда я был в школе восьмилетним мальчишкой, замечал, что то, что радовало меня, не радовало моих товарищей.

Нужно сохранять Россию! Мне непонятно, почему ее покидают. Мой отец (донской казак Василий Семенович Донсков — Прим. ред.) выжил, потому что хотел сохранить ту Россию, в которой он жил, его толкали вовне безумные люди, которые не знали, что их потом самих расстреляют — эти красные. Он выехал, чтобы остаться русским. Уехавшие так это оценивали! Казачьи полки воевали с Турцией, с Германией, с Польшей, с Японией и потому знали, что такое заграница. Они имели понятие о Родине и, выезжая в зарубежье, они им не пренебрегали. Они уважали то место, где будут жить, но своя страна — это своя страна! Русский народ должен быть в ней, оставаться у себя дома, чтобы ее сохранить, чтобы строить Россию, которая за тысячу лет стала самой культурной, самой богатой, самой благополучной страной в мире, страной со своими понятиями и своим восприятием.

Люди уезжают, потому что их прельщают, толкают. Нет гражданской войны, но появилась другая война. Делают так, чтобы людей заманить туда, где нет этого благополучия, этой радости, этой энергии, этого восприятия мира. Я вас уверяю, что этого всегда нам не хватало за границей.

Люди после Второй мировой войны, которые хлебнули советского строя, которые приехали и нам всё рассказали, они оставались русскими несмотря на все испытания, которые им удалось пережить. Первые переселенцы строили храмы, а тех, кто теперь выезжает добровольно, в Церкви уже мало.

Современное состояние мира все-таки такое, что ему нужна благополучная Россия. Что происходит в мире сегодня? В мире проводят законы, что нет ни мужа, ни жены, а есть родитель один и родитель два. В удостоверении личности можно выбрать свой пол. А основа жизни — семья!

Законы издает государство, но я не знаю ни одного француза, который бы принял эти понятия. Закон вышел, и вся Франция вышла на улицу! У них всё равно есть понятие, что семья — это очаг, семья — это начало. Бог сотворил семью. Исток всего — семья. У каждого человека есть отец и мать. От этого никто не отойдет. Пока еще в бутылке никто не родился и не вырос. Сколько ни пытаются перевернуть эти вещи, — это никак не идет. Храмы за границей строили не холостяки, а русские семейные люди. Семья — это начало! Думаю, что важно спокойно на это обратить внимание и не прельщаться. А возможность получить богатство связана с большими семейными нестроениями.

Могу рассказать такой эпизод. В Канаде ко мне подошла одна семья. Попросили свидания, чтобы побеседовать. Мужчина — бывший военный, его супруга и мальчик 12 лет. Родители со мной поздоровались, взяли благословение. Поздоровался я и с мальчиком, а он мне не ответил. Стали разговаривать, я смотрю на мальчика, а он сидит спокойно и не обращает на нас внимания.

Они приехали в страну не так давно, может всего год назад, и произошла трагедия: их старший 18-летний сын выбросился через окно. Они хотели поделиться со мной, получить духовно-нравственную опору. Я посчитал, что ребенку это слышать не совсем уместно. Обратился к матери. Говорю, что может не надо, чтобы ребенок это слышал. Отвечает: «Нет-нет, пусть сидит». Оказалось, что он просто не понимает по-русски. Конечно, такое придумать и согласиться с этим невозможно. Потому что родители иначе как по-английски с ним не могли говорить. А почему так сложилась судьба старшего сына, мне неизвестно. Это не всеобщее явление, но если все-таки доходит до таких вещей, стоит подумать.

Люди первой и второй волны эмиграции спокойно нашли свой путь и духовную опору в Православной Церкви, иммигрировавшие после —  стали «растворяться» в другой стране, а их дети уже определенно растворились. И таких случаев много. Я не вижу благополучия, которое бы они приобрели в своем положении. Даже если они и стали богатыми, то это богатство они могут и потерять. Сегодня из-за санкций есть давление и на тех русских, которые приехали за границу. У них уже благополучие не такого масштаба, каким оно могло быть 15 лет назад.

В возрасте 5 лет я в совершенстве говорил по-французски и по-русски, но я был православный русский мальчик. Не священник меня сделал русским и православным, а отец и мать! И вера, и сознание рождаются в семье. Человек вырастает и принимает всё из этого очага, а в Церкви он укрепляется в вере и принимает в себя Христа.

Рожденный в христианской семье ребенок — уже потенциальный христианин, им он и становится. Основа у него такая. Когда люди уезжают, это сохранить не так просто. А когда семья живет в России, где Церковь, где сам народ православный, — это уже другая картина. Человек вырастает с осознанием того, кто я, где я, что я.

Это, в первую очередь, остро ощутили за рубежом. Когда мне было 15 лет, в 1958 году, я говорил владыке Иоанну (Шанхайскому), что Россию никогда не увижу, а владыка моментально ответил: «Ты — увидишь!» — и ткнул меня в грудь.

Сколько я помню свою жизнь с раннего детства, столько хотел увидеть Россию и ощутить ее. У нас это чувство не вызывало безнадежности, мы просто знали, что она есть. О тех событиях, что происходили там, мы узнавали из передач. Впервые студентами приехали сюда в конце 1960-х годов. Когда мы были в Санкт-Петербурге и шли вдоль Невы, каждое здание называли своим именем. За нами шли дети, они узнали по ботинкам, что мы иностранцы и подшучивали над нами. Этих ребят 12–14 лет было интересно слушать, у них был красивый язык. Когда мы повернулись и поздоровались с ними, они разбежались, как воробьи, но потом вернулись. Попросились: «Дядя, можно с вами?» Мы только приехали, никогда вживую не видели города, и показывали им Петербург. Узнавали буквально всё, что видели. Это сила предания, которая живет в человеке. Она насаждается любящими сердцами матери и отца и средой. У нас была русская школа и преподавали в ней академики из России. Мы любили и знали историю. У нас было шесть книжных магазинов с русскими книгами. Вы тут не могли покупать эти книги, а за границей они продавались.

Когда я сопровождал мощи святой Елисаветы, имел великую радость увидеть всю Россию! (Владыка сопровождал мощи преподобномучениц Великой княгини Елисаветы и инокини Варвары с 25 июля 2004 года по 28 февраля 2005 года. За это время он посетил Россию, Беларусь, Латвию, Литву, Киргизию, Казахстан, Азербайджан — Прим. ред.). А когда мощи привезли в Москву, мне Патриарх Алексий II прежде всего сказал, что мы были первыми, кто объехал все епархии подряд, что даже он, Патриарх, этого не делал, что это необычайно.

12.03.2020