Над хребтами безумия (часть 1)

Лабиринты полых пространств подо льдом, по которым косяками скользят, как летящие с полюса на полюс птицы, летательные аппараты, глубоководная преисподняя с ее солнцем, что смотрит сквозь воду голубым цветком Новалиса — Антарктида прочно вошла в наукообразную мифологию ХХ века, и для этого, похоже, есть некоторые основания.

Например, сверхсекретные карты для капитанов германских подводников, обнаруженные советской контрразведкой в берлинском штабе ВМФ поверженного Третьего рейха. «Как следует из перевода текста к инструкции на карте, речь идет о прохождении подводных коридоров для входа в "АГАРТУ" подо льдами Антарктиды», — докладывал начальник Главного управления контрразведки «Смерш» Виктор Абакумов министру госбезопасности СССР генералу Всеволоду Меркулову 28 июня 1945 года. Известно также о секретном приказе Гитлера от 10.01.1940 «О подборе добровольцев для заселения подземных областей Антарктиды» и американской военной экспедиции HighJump («Высокий прыжок») зимой 1947 года к берегам Новой Швабии, как переименовали нацисты Землю Королевы Мод — экспедиции, стремительно свернутой по неизвестной до сих пор причине. Но предоставим ломать голову над этими загадками альтернативным историкам. Тем более, что Антарктида и без зловещих мифов прошлого столетия привлекала внимание как всякая терра инкогнита, будучи и в самом деле непохожим ни на один другой континентом. Там даже снег другой. Он, писал Амундсен, «не похож на обычный северный, он почти не блестит, вода из него получается совсем безвкусная, он безрадостен, как сама Антарктида».

И не только безрадостен ледяной материк — даже убежденные атеисты, оказавшись там, испытывают мистический ужас. 

«Чернота ночи в Антарктиде совсем другая, чем в Арктике. Там она ярче, веселее — то северное сияние полыхнет во все небо, и ты летишь, как в каком-то сказочном мире, то поселок или городок россыпью огней поприветствует тебя... В Арктике — ночь живая. В Антарктиде ночь — мертвая, — вспоминает в своей книге «С Антарктидой только на Вы» ветеран полярной авиации Евгений Кравченко. — Это не ночь, это — Вселенная, которая растворила небосвод, опустилась на Антарктиду и теперь окутывает собой наш "Ил-14"… Бездна космоса над нами, перед нами, но эта фантастическая красота не греет душу… Я теперь почти физически ощущаю, как справа давит на меня самим своим присутствием ледяной панцирь диаметром в тысячи километров, вдоль которого нам еще идти и идти до "Мирного". Да что я? Под его тяжестью прогнулась земная кора... Доворачиваю машину чуть вправо, ближе к барьеру. Что-то отталкивает меня от него, от этой морозной безжизненной пустыни, в которой, кажется, воплощена вся глубина, вся пустота ада, имя которому — Ничто».

Пустота ада, давящая в воздухе при летной погоде, закручивает, кружа рвущееся надвое сознание полярников, «загнанных в глубокие убежища» на неделю, а то и на две ледяной бурей: «Под рев пурги начинает казаться, что кто-то сметает с купола все те миллионы тонн снега и льда, над которыми ты летал; что пространство, вихрясь и кувыркаясь, срывается с ледяного барьера и исчезает; что и твой собственный духовный мир, сотканный из воспоминаний, раздумий, надежд, планов, успехов, становится тусклым и куда-то отдаляется. Но даже такая потеря оставляет тебя равнодушным. И нужно напрягать всю свою волю, чтобы тоже не сорваться с какого-то внутреннего стержня, под которым вечная тьма».

Ничто, воздушный океан морозной пустоты, раздвоение сознания, вечная тьма, для сопротивления которой нужно мобилизовать всю свою волю, чтобы не сорваться в безумие. Как это случилось со многими, начиная с первой жертвы Антарктиды — бросившегося за борт моряка, о чем вскользь, не называя имени «матроза», упоминает в своем бортовом журнале Беллинсгаузен. Но не обязательно быть летчиком полярной авиации или мореплавателем, чтобы увидеть в ледяных скалах открытого двести лет назад русскими моряками шестого континента «хребты безумия», как назвал свою повесть о нем Говард Лавкрафт. Однако картина меняется, когда «в некоем неизвестном измерении, где отсутствуют время, причинность, ориентиры», вблизи материка, «таящего проклятье пустынных просторов, в которых нет ничего человеческого», проступает деревянная церквушка — единственный в Антарктиде храм, где круглый год совершается таинство Благодарения — Святой Евхаристии.

История его возникновения начинается со сна, оказавшегося вещим. Петр Задиров, испытатель парашютов (есть и такая профессия), как-то перед очередным испытанием «парашютной системы», недоработки в которой уже стоили накануне жизни его другу, увидел, чем закончится для него предстоящий прыжок. Вот он делает шаг в воздух, вот дергает за кольцо, но основной парашют не раскрывается, а раскрыть запасной невозможно: оледенели замки. Их надо отогреть, но парашют испытывается при прыжке с предельно малой высоты — 800 метров: если даже запаска откроется, у нее не будет времени наполниться воздухом. И тут сновидец различает внизу, среди снежной равнины, черную точку. Человеческую фигуру, оказывающуюся его матерью. Она снимает с головы шаль («оренбургский пуховый платок») и держит ее, как Богородица Свой омофор под куполом Влахернской церкви в видении блаженного Андрея. В эту шаль и падает испытатель.

На следующий день всё повторяется наяву: замерзшие от попавшей в них влаги замки и открывшаяся, но уже бесполезная запаска. Приземление, однако, оказывается почти мягким — в снег, сдвинутый бульдозером со взлетной полосы. И Задирову приходит догадка: не только выжил, но и отделался легкими ушибами он, комсомолец, лишь благодаря молитвам матери. Вспоминаются и живущие по соседству такие же, как она, старухи-богомолки, прошедшие лагеря и ссылки. В память о матери и о них Петр Иванович, став предпринимателем, и строит в родном селе Никольский храм, на освящении которого присутствует начальник Российской антарктической экспедиции и его давний друг Валерий Лукин. Тогда-то, за разговором, приятелям и приходит мысль о строительстве часовни в Антарктиде — в память о погибших там полярниках, число которых на тот момент приблизилось к сотне.

Обратились за благословением к патриарху Алексию. «А почему не храм?» — поинтересовался тот. Объявили конкурс среди архитекторов. Победителем стал Петр Анисифоров из Барнаула. Установить церковь было решено на острове Кинг-Джордж (Ватерлоо), где расположена российская станция «Беллинсгаузен». Осталось освятить место, но сначала — найти деньги для путешествия из Северного полушария в Южное священника и сопровождающих его лиц. Задиров, чья небольшая авиакомпания полярных перевозок «Артекс-Полюс» не могла окупить расходов, обратился по интернету с предложением о партнерстве к предпринимателям. И не просчитался: партнер нашелся. Им стал Александр Кравцов, брат пишущего эти строки. Идея не вызвала энтузиазма не только у бизнес-элиты — она вызывала, помнится, иронические усмешки у всех, с кем мне довелось говорить о ней:

— Храм в Антарктиде — это что, для пингвинов, что ли?

— А почему бы и нет? Проповедовал же святой Франциск Ассизский птицам. Есть многое на свете, друг Горацио… 

…Парижский аэропорт Шарль де Голль, ночная Атлантика, Сантьяго, Пунта Аренас на берегу Магелланова пролива, и вот мы на скамьях вдоль бортов известного по войне во Вьетнаме американского «Геркулеса» — транспортно-десантном «Си-130» чилийских ВВС. Два часа лету, и наша «воздушная ладья», как назван самолет в чине его освящения, проваливается из слепящей ваты облаков в кажущееся инопланетным пространство, где среди угрюмо катящихся волн чернеют какие-то остроконечные обломки. С чем сравнить это зрелище? Разве что с готическими руинами какого-то стертого ковровой бомбардировкой города, тысячи лет как ставшего добычей океана. И так ли уж не прав Лавкрафт, увидевший в Антарктиде «мир вечной смерти, далекий, пустынный и скорбный»?

Примечательна и запись в бортовом журнале капитана 2-го ранга Императорского российского флота Фабиана Готлиба Тадеуса (Фаддея Фаддеевича) фон Беллинсгаузена от 16 (28) января 1820 года — дня открытия Антарктиды: «Продолжая путь на Юг, в полдень в широте 69°, 2й', 28", долготе 2°, 14', 50", мы встретили льды, которые представились нам сквозь шедший тогда снег в виде белых облаков… по причине снега зрение наше не далеко простиралось; я привел в бейдевинт на SO, и пройдя сим направлением две мили, мы увидели, что сплошные льды простираются от Востока чрез Юг на Запад; путь наш вел прямо в сие льдяное поле, усеянное буграми… В продолжение последних суток видели летающих снежных и синих бурных птиц и слышали крик пингвинов».

Льды «матерой земли», принятые за облака… Сама же земля, рассматриваемая российским капитаном, была той самой, что после будет названа Землей Королевы Мод. И что еще интересно: подойдя вплотную, как никто другой, к побережью Антарктиды, разглядывая ее льды, Беллинсгаузен знать не знал, что там, за ними, — никому неведомый материк.

«Признака земли в больших широтах я не встречал, — писал он через год и два с лишним месяца после официальной даты открытия Антарктиды из порта Жаксон морскому министру Жану Батисту Прево де Сансаку, маркизу де Траверсе (Ивану Ивановичу). А вот заключение де Траверсе: «Матерой земли нигде им [Беллинсгаузеном] не встречено, хотя плавание его происходило по большей части за Полярным кругом; если же таковая земля и существует, то должна быть во льдах, покрыта ими и опознать оной нет возможности».

Антарктиду опознают как материк лишь в 30-х годах ХХ века после экспедиции Ричарда Бёрда и двенадцатидневного перелета над ледяным куполом инженера Линкольна Элсуорта и пилота Герберта Холлик-Кеньона. Именно тогда станет окончательно ясно, что под крылом — не оледеневшие острова, глядя на которые Беллинсгаузен был уверен, что и дальше, на юг, лишь они одни: «чтобы они были продолжением южной матерой земли, сего я не могу никак предполагать». Лишь острова и птицы, птицы и острова, да плавучие льды, что после будут называться по-немецки айсбергами: «огромные льды, которые по мере близости к Южному полюсу поднимаются в отлогие горы».

Лопасти пропеллеров замедляют вращение и, наконец, замирают, дверь кабины проваливается в белесо-матовый свет полярного дня с чернеющими в нем уступами скал, разрушенных почти до основания ураганными ветрами, хозяйничающими здесь век за веком, тысячелетье за тысячелетьем.

Первая в истории Божественная литургия в Антарктике, отслуженная в холле одного из свайных прямоугольных домиков, и шествие с крестом по заменяющему здесь землю угольному гравию на предназначенный для закладки храма холм — холм Ирины неподалеку от округлого озера, названного Китежем. В этом озере час спустя будет совершено игуменом Георгием (Ильиным) первое же в Антарктиде Крещение. Крещение с полным погружением петербуржца Александра, врача станции. И символично, что и то, и другое произошло 25 января — в Татьянин день, престольный праздник домовой церкви Московского государственного университета имени Ломоносова, что знал о южном материке задолго до его открытия. Если айсберги образуются лишь из пресной воды, рассуждал автор «Размышления о Божием величестве при случае великого северного сияния», значит, там, за Южным полярным кругом, не может не быть «матерой земли».

Римлянка из аристократической семьи Татьяна, христианская мученица IIIвека, считающаяся покровительницей студентов и Татьяна, русская душой, Рим и Третий Рим, морякам которого, шесть раз пересекавшим Южный полярный круг, мир обязан последним из великих географических открытий…

Продолжение следует…

25.01.2020