Любовь

Из цикла рассказов «Милосердные сестры»

«Эй, кто-нибудь! Положите же мою руку на место!» — кричал Алеша, собирая в голосе все свои силы. И даже не в руках было дело! Он их всё равно совсем и давно уже не чувствовал, и они лежали рядом, по бокам, как чужие, — правая сползла с края постели и беспомощно повисла.

Когда у него пять лет назад отнялись руки и ноги, и он стал совершенно неподвижен, тогда ожила и стала ощутима его, во всей полноте и силе, душа. И он еще до конца не постиг того, что же ему делать с этой его душой… Теперь душе просто хотелось кричать. Да, кричать на всю палату, на всё отделение, на всю больницу и на всю Вселенную. Это был повод, и он им воспользовался, чтобы только не разрыдаться.

Переваливаясь с боку на бок, не торопясь, подошла тетя Рая, санитарка, которая мыла в это время пол в коридоре, отерла о халат свои руки, взяла Алешину руку и, положив ее на противопролежневую подушечку, сказала: «Ну, что орешь-то! Поменяла тебе простыню, чистый, лежи себе и лежи, никого не беспокой!» — «Да это я так… от радости», — прошептал Алеша и улыбнулся. Тетя Рая достала из кармана платочек, приложила к своим глазам, громко высморкалась и, что-то жалобно причитая, вышла из палаты.

А он лежал и улыбался. Душа хотела петь какие-то торжественные и пронзительные гимны, устремляясь в веселии своем к Богу, чтобы раствориться в Нем и благодарить каждым стуком обрадованного сердца. Он знал, что еще немного, вот-вот, откроется дверь, и войдет она — его Любовь.

Дверь открылась, и она вошла. Бросила на него быстрый внимательный взгляд и опустила ресницы. Чистые, правильные черты лица, спокойное, простое выражение глаз; под белой с красным крестиком косыночкой сестры милосердия — густые каштановые волосы, заплетенные в тугую длинную косу. Высокая, статная, опрятно одетая. Подошла, достала и выложила из пакета на тумбочку какие-то свертки, привычно поправила ему подушку и одеяло, придвинула к постели стул, присела, взглянула ласково, снова отвела взгляд и сказала чуть-слышно: «Здравствуй, Алексей!» У него на щеках выступил румянец, глаза светились и плакали: «Люба, добрая моя, хорошая Любонька, спасибо, что пришла, мне без тебя жить теперь невозможно!» Помолчали. Алешина душа погрузилась в теплое изнеможение и затихла, как птичка в Любиных ладонях.

Она поднялась и стала хозяйничать: что-то стирать, наводить порядок в тумбочке, мыть фрукты… Он, не отрываясь, следил за каждым ее шагом, думая: «Лучше бы она не отходила, просто сидела рядом. Хлопоты эти — всё мелочи! Зачем тратить время на ничего не значащие вещи?» А потом спохватился, вспомнил, как она, чаще всего неразговорчивая, сказала как-то: «На свете нет мелочей. У Бога на Суде каждое крылышко мухи будет взвешено».

Уверенно, как власть имеющая, она обмыла его и переодела, профессиональным движением подняла с постели и пересадила в инвалидное кресло, укрыла пледом и повезла по длинным, освещенным ярким солнечным светом коридорам.

Они оказались в больничном храме. Любовь подвезла Алексея к иконе Матери Божией «Скоропослушница», поставила на подсвечник зажженные от него и от себя две свечи и стала читать молебный канон: «Недугующа телом и душею посещения Божественнаго и промышления от Тебе сподоби, едина Богомати, яко Благая, Благого же Родительница…»

Алексей слушал слова молитвы и думал: «Матерь Божия! Ты знаешь обо мне всё: и то, что я блестяще окончил московский университет с надеждой состояться в профессии, и то, как успешен я был делах, и то, как не заладилась моя личная жизнь, и потому дочка растет без отца. Ты знаешь, что после травмы позвоночника я стал никому не нужен: сестра с братом отказались принять меня к себе, мать в далеком Таджикистане, отца давно нет, бывшая жена не хочет обо мне слышать. У меня нет документов и какого-либо гражданства, нет родного угла и средств к существованию. У меня нет и уже никогда не будет здоровья, и я не могу самостоятельно прокормить себя. Но, Матерь Божия, благодарю Тебя за то, что Милосердный Господь подарил мне Любовь и, значит, у меня теперь есть всё!..»

Тетя Рая заглянула в раскрытую дверь храма, увидела Любу и Алексея, перекрестилась, тихо встала в сторонке. Любовь продолжала читать: «На одре ныне немощствуяй лежу, и несть исцеления плоти моей; но, Бога и Спаса миру и Избавителя недугов рождшая, Тебе молюся, Благой: от тли недуг возстави мя…»

Дежурившая по больничному храму строгая интеллигентная матушка Ксения подошла к тете Рае и встала рядом с ней, кивнули друг другу, продолжая слушать слова молитвословия: «От многих моих грехов немощствует тело, немощствует и душа моя; к Тебе прибегаю, Благодатней, надеждо ненадежных, Ты ми помози…»

Когда Люба закончила читать, поцеловала икону и покатила коляску с Алексеем к выходу, он попросил ее остановиться, обернулся и сказал: «Когда я был с руками и с ногами, то нашел себе девушку с сигареткой в зубках, в короткой юбочке, с черными ноготками и с рыжими волосами, Бога забыл, крестом себя не осенял и был мертв. И вот теперь измученная душа моя всё кричит и зовет Спасителя, потому что ожила, и движет ею — душой моей — Любовь!..»

Когда они исчезли в дверном проеме, матушка Ксения проговорила: «Любу знает моя дочь, они вместе учились. Так вот, Любовь имела желание оставить мир и уйти в монастырь. Но пожалела Алексея. Он до нашей больницы лежал в специальной клинике, в которой Люба работает». «Как перевели его к нам, так уже больше года она его навещает, — сказала тетя Рая. — Это — ангел в его палате. Врачи говорят, что — безнадежен, а она продолжает его выхаживать, будто Богу обет дала: посвятить этому несчастному калеке свою жизнь».

Луч солнца остановился на Пречистом Лике Богородицы — «Высшей Небес и Чистшей светлостей солнечных».

29.05.2020