Из жизни братьев: Сквозь тернии к Богу

Путь Руслана Гурина к Богу был тернистым. В молодости он совершил немало ошибок, но выплыть из шторма жизненного моря ему помог Господь, а наш монастырь стал для этого человека тихим причалом.

Руслан родился в городе Барановичи в 1982 году. Он четвертый, самый младший ребенок в семье. Его детство было обычным, а семья — «нормальной по всем меркам»: отец служил, а мать работала в отделе кадров на трикотажной фабрике.

Когда Советский Союз распался, семья Гуриных переехала в маленький городок Зельва в Гродненской области. Там жили все родственники, было проще. В лихие 90-е родителям пришлось туго, и младших сыновей, Руслана и его брата, определили в санаторную школу-интернат. В 10 лет он уже стал жить отдельно от родителей…

«Свободы стало очень много»

— Трудно было первый год, а потом я почувствовал свободу. Общался с ребятами со всей Беларуси. Началось мое взросление. Родители в моем подростковом возрасте стали отходить на задний план. Много и часто перемещался, мог уезжать на выходные или на целые каникулы. Маме ничего не говорил, она думала, что я в школе. Свободы стало очень много.

Неформальное братство, тусовки, альтернативная музыка, пиво, «травка»… В моем тогдашнем юношеском понимании было ощущение, что всё хорошо.

Учеба мне стала неинтересна, и поступил я дальше учиться только по протекции отца в Волковыск на сельскохозяйственный.

В моей юности набирало популярность движение антифа, то есть мы были против фашизма, как бы на стороне света. Впрочем, я всем этим быстро переболел, а кого-то конкретно затягивало.

Я думал, что мне поможет армия. После службы поступил в школу прапорщиков, прошел обучение и стал служить в МВД. Жил в Гродно, женился, два года прожил в браке. Девушку, которая стала моей женой, знал еще со школы. На разводе настоял я. Между нами была стена непонимания. Я не осознавал, что творил. А из-за того, что начались проблемы на службе, пришлось уволиться.

Алкоголь вошел в мою жизнь, и все для меня перестали быть указом. Я был предоставлен сам себе. Возникало такое ощущение, что у меня везде зеленый свет, красного не существовало. Я так мчался по жизни, что если бы в 2003 году не приехал в Свято-Успенский Жировичский монастырь, то просто разбился бы на резком повороте.

«Как черный кирзовый сапог»

Я думал, что приехал туда на три дня, а остался и прожил месяц. В Жировичи приезжал также и в трудные периоды моей жизни. Для меня монастырь был как спасательный круг. Я останавливался там уже трудником, восстанавливался духовно и физически после загулов и потом уезжал. Один иеромонах так мне и сказал, что приезжаю как черный кирзовый сапог, а уезжаю как розовый поросенок.

В то время благочинным монастыря являлся наш нынешний митрополит Вениамин, но я больше был знаком с архимандритом Борисом, так как он бывший военный и я у него находился на послушании. Все время удивлялся и не понимал, почему он подметает улицы за территорией монастыря? Может, он так смирялся?..

Когда мне, неофиту, давалась благодать, подолгу оставался в Жировичах, потом стал приезжать реже — раз в два года, а потом и четыре года не был в этом монастыре. А меня крутило по-страшному…

После увольнения из милиции еще некоторое время пожил в Гродно, а затем приехал домой к родителям. Я знал, что отец и мать всегда помогут. В то время окончательно, наверное, оборвались отношения со старшим братом и сестрой. Они хотели, чтобы я чего-то добивался, а мне деньги были нужны лишь на разгульный образ жизни и на базовые потребности, о большем я не думал.

Зарабатывал на жизнь контрабандой, ездил по Беларуси, России, Польше, покупал-перепродавал. У нормального молодого человека какие ценности? Карьера, дом, жена, дети; чего-то достичь, остепениться, воспитывать малышей. Я думал, что и у меня такое может быть. Но все важные решения откладывал на завтра. Да, заигрывал с законом, но мать и отец — не последний человек — выручали.

А в какой-то момент я оказался в Чехии, у меня с собой были большие деньги. Но уже через неделю я понял, что там я один и никому не нужен. Перебрался вначале в восточную Польшу, поближе к Беларуси, а уже там сам сдался в полицейский участок. Меня депортировали. Полтора года шло следствие. Дело в итоге закрыли, но пришлось покататься по белорусским СИЗО.

«Хотелось перестать быть неудачником»

Там, в изоляторе, впервые узнал от людей о подворье Свято-Елисаветинского монастыря. Они рассказали много хорошего про это место, но я не мог соотнести: «Если все так, как вы говорите, почему ушли, почему вы в тюрьме, а не на подворье?»

Желание съездить и посмотреть на здешнюю жизнь у меня появилось после прочтения интервью с Олегом Трушкевичем, он тогда был старшим братом. Увидел материал в газете Департамента исполнения наказаний «Трудовой путь» о том, куда могут обратиться люди, которым некуда идти после освобождения. Брат Олег давал комментарий.

Я освободился в мае 2011 года, перебрался в Минск, устроился на стройку. Там работал и мой двоюродный брат. Однажды приехали с ним в монастырь. Кажется, в тот момент мы были нетрезвыми. Походили возле храма в честь иконы Божией Матери «Державная» и удивились увиденному. Тогда еще, помню, крестный ход прошел рядом с нами.

Думал, что мне незачем сюда ехать. Не мог представить даже, что через полгода уже буду на исповеди у отца Андрея Лемешонка.

Но зависимость давала о себе знать, надо было что-то делать. Хотелось перестать быть неудачником. Когда приехал на подворье впервые (это был будний день), то ругался, мол, давайте мне отца Андрея, у меня тут такая вселенская скорбь! Батюшку в тот день не увидел, но познакомился с одним братом. Он был пьяным, говорил с такой обидой, злостью. Рассказал мне, что тут эксплуататоры. Я не поверил ему. Он говорил о том, что срывался. А я думал: «Тебя ведь прощают». Как потом оказалось, прощали его много раз…

Когда решился, приехал в субботу к отцу Андрею, отстоял длинную очередь на исповедь и обо всем батюшке рассказал, а он в ответ меня благословил ехать на подворье.

«Господь вошел в сердце»

Тогда формировалось еще одно подворье в деревне Любча. У нас собрался небольшой коллектив из восьми человек, и в нем четверо «старых» с Лысой Горы. У них была такая позиция, что «мы все знаем и вас научим». Через какое-то время два брата ушли, а мы, костяк из шести человек, остались.

Мне все было интересно. Господь вошел в сердце. Я чувствовал благодать. Именно тогда мы начинали новую жизнь. Мы и работали тогда во славу Божию, и вопросов каких-то не возникало. Старшими были инок Арсений и инок Максим, монахиня Тамара (Игнатович).

В Любче все только зарождалось. Восстанавливали дом, в котором жили, своими руками делали ремонт. Кто-то впервые поклеил обои — не так, как надо, но сам.

А еще мы восстанавливали храм Рождества Иоанна Предтечи на местном кладбище, реставрировали в нем иконостас. Это вообще чудо, если учесть, какую греховную жизнь мы прошли! И то, что приходилось делать по работе, зачастую вообще ни разу в жизни не делали. Потом этот храм был передан местному священнику.

Если и случалось какое-то недопонимание, то надо оглядываться на наше прошлое. Тут каждый был со своей зависимостью. Но мы тогда сплотились. Это помогло нам сдержаться.

В тот период, помню, впервые оказался на монастырском богослужении в новогоднюю ночь. Когда ехали, думал: «Ну кто там будет служить! Священник разве не человек?» А служил отец Андрей Лемешонок, и в храме, что меня поразило, было очень много людей…

А потом после нескольких месяцев на подворье приехал в монастырь на послушание. У меня оно было в типографии.

Тогда же одна сестра попросила о помощи в детском интернате с колясками. Когда впервые оказался в третьем отделении, что-то внутри «щелкнуло». Я все больше времени проводил с детьми в интернате. Хотел помочь, хотел быть полезным. Там ведь женский коллектив в основном, а тут приведешь на занятия детей, прогуляешься с ними, покормишь. Особенные дети и мир видят по-особенному, совсем по-другому, и помогают тебе открыть красоту обыденных вещей. Отец Валерий Захаров как-то сказал о ребенке из интерната, что он не может даже встать самостоятельно, чтобы в окно посмотреть, а улыбается… Понимаете, они счастливы тем, что мы разучились замечать.

Ходил в интернат, нес послушание в монастыре, за которое мне стали платить деньги. Сразу появились и потребности. Там, в глухой деревне, спокойно обходился без мобильного телефона, а тут он срочно понадобился, и почему-то именно смартфон.

Враг не дремлет: я начал осуждать, сорвался, но быстро сообразил, попросил прощения и вернулся в Любчу.

«Меня прощали много раз»

Там пробыл полгода, а потом вернулся в монастырь. Жил в вагонах, нес послушание в церковном магазине, но все равно косячил, срывался, ездил домой. Меня прощали много раз. Создал себе комфорт: косячишь — исповедуешься — прощают. А можно было и побороться, и потрудиться, конечно. Из монастыря я ушел в итоге, стал жить в миру. Только работал при монастыре. В интернат тоже стал реже ходить, лишь летом сопровождал детей в их поездке в оздоровительный лагерь.

Прожил в миру таким образом года три. А потом мне монахиня Александра (Лях) предложила пожить при монастыре. Она просто видела то плачевное состояние, в котором я находился.

Отец Евгений Павельчук, который вел при монастыре группу трезвости, сказал мне, что я еще не готов бросить пагубную привычку. В своем служении отец Евгений опирался на святых отцов и объяснял: зависимость — это болезнь, и Бог может помочь побороть ее. Надо к Господу обращаться с молитвами, но и самому нужно стараться, быть готовым вырвать из сердца этот перевертыш любви. Пока же любишь не Бога, а грех, и этот грех надо искоренить. Чтобы впустить в сердце Господа, надо там освободить для Него место…

А я любил грех, и из-за этого снова оказался в городе. Сразу же прошелся по всем злачным местам, но меня не покидала тоска. Еще немного, и я бы подсел на наркотики. Мне помогла девушка, с которой встречался. Она сделала капельницу и попросила меня поехать на подворье.

«Господь дал мне еще один шанс»

Когда приехал на подворье, мне сразу определили послушание в мастерской лазерной гравировки, и теперь делаю иконы. Это Господь дал мне еще один шанс.

Не могу сказать, что я изменился, но понимаю, что Бог действует Своим путем. Уже больше года живу в трезвости. А о будущем пока не загадываю. Сегодня для меня самый лучший вариант — здесь. Сначала года три надо быть трезвым, а потом все будет, приложится.

Нам отец Евгений как-то говорил, что мы знаем всю грязь, но тут, в монастыре, нас от нее отмыли. Слава Богу, что есть такой монастырь и что здесь сестры несут такое служение, уникальное, по сути, — стараются помочь людям, которые оступились, всё потеряли. Здесь ты понимаешь, кто ты есть и как тебе Господь помог в этой жизни. И здесь ты надеешься, что Он тебя простит.

Беседовал Вадим Янчук

Фотографии Елены Страшновой

16.09.2020