«Без Бога ты никто» (часть 1)

Если бы типичному представителю перестроечной молодежи Александру Саковичу в начале 90-х сказали, что он будет молиться в храме, работать в монастыре и нести послушание в интернате для душевнобольных людей, вряд ли он воспринял бы это серьезно. Действительно, Божий Промысл порой настолько непредсказуем, что поверить в какие-то вещи, пока они не случились, сложно. В нашей обители Александр оказался благодаря аудиодиску с беседами отца Андрея Лемешонка, который они с женой «случайно» приобрели у сестры милосердия…

«Самый лучший Человек на земле»

— Из детства помню, что мои бабушки и дедушки много работали. Забот хватало — огород, корова, куры. В нашей семье было четверо детей — я и три брата. Мы носились по деревне, стреляли из рогатки, катались на санках, ходили в лес, собирали ягоды и грибы. Родители воспитывали нас своим примером. С отцом мы трудились по хозяйству — косили сено, рвали кроликам траву в огороде.

Папа с мамой в церковь не ходили. Отец — коммунист, мама в партию вступать не хотела. Однажды она была на собрании, где партийное начальство жестко отчитывало директора школы. Это были 60–70-е годы, в те времена людей строго наказывали даже за небольшой проступок. Мама посмотрела на всё это и сказала: «Никогда не пойду в партию».

— В детстве меня не крестили, боялись, что папу исключат из партии. Отец работал директором совхоза, потом председателем сельского совета. Мама — завуч школы, учительница русского языка и литературы. Со слов родителей, в те годы за посещение церкви увольняли и забирали партийный билет.

В нашем деревенском храме во имя Петра и Павла в Сенице в советские времена было хранилище Госкино. Кто-то взломал дверь, и детвора растащила кинопленки. Не помню, чтобы мы залазили в само помещение, а вот как катали бабины по улице, в памяти осталось.

На Пасху дома красили яйца и пекли булки. О Боге разговоров не было. Понимание праздника ограничивалось тем, что мы знали — в этот день нельзя работать и можно вкусно поесть. Ничего возвышенного не было.

«В 90-е нужны были мозги и связи»

— После школы я окончил училище, отработал практику и пошел в армию. Дембель и… началось непонятно что. 90-е годы пережили тяжело. Думаю, все хлебнули, начало крутить и кидать — талоны, безработица.

Пришел из армии — работы нет. Открывались кооперативы, пытался где-то устроиться. Работал на строительстве зверофермы в колхозе, укладывал асфальт, трудился в кооперативе, где принимали вторсырье — макулатуру, резину, потом это всё отправляли на переработку в Швецию. Владельцам кооперативов платили валютой. Макулатура стоила копейки, чтобы привлечь людей, за сдачу вторсырья выдавали талоны на приобретение книг.

Кооперативы подменили собой советскую систему. Кто этим мог тогда заниматься? Тот, кто окончил партийную школу, получил экономическое образование и сообразил, что такое западные рельсы. В 90-е нужны были мозги и связи…

— Советский Союз тогда трясло. Только благодаря тому, что наше государство маленькое, не началась война. В сравнении с другими постсоветскими республиками сильных волнений на национальной почве в Беларуси не было.

Простому человеку приходилось сложно. Люди занимались спекуляцией. У кого появлялась возможность, покупали в магазине товар, который был по талонам, везли в Москву или Польшу. Раньше мы знали, что спекуляция запрещена, за нее наказывали, а в 90-е она стала называться бизнесом. Кто-то из этого и вырос… Постепенно в стране навели порядок.

Комсомолец в соборе

— Пару раз до своего крещения я был в церкви. Впервые в кафедральном соборе оказался на Пасху, когда еще занимался в училище. Мы с друзьями гуляли по Минску, было уже ближе к полуночи. Смотрим, возле кафедрального народ стоит, решили посмотреть, что происходит. Зашли, а там идет богослужение — священники нарядные, что-то поют, свечи горят, столы накрыты в притворе, на них куличи. Я еще удивился, зачем еду поставили, может, угостят вкуснятиной…

— Мы провели в соборе час или два. Ничего меня тогда не коснулось, но помню ощущение какого-то спокойствия.

Второй раз я был в храме в 90-е годы, и снова в кафедральном соборе. Гуляли с женой и друзьями по Минску, зашли. Тогда освящали воду. Помню, сказал жене: «Что ты пьешь из этого стакана? Из него все пьют! Должна быть гигиена…»

Крещение

— У перестроечной молодежи в 90-е годы пошла мода крестить детей. У друга родилась дочь, и он предложил мне стать крестным отцом. Я сказал, что не могу, поскольку сам некрещеный. Прошло время, видимо, друг поговорил со священником и опять позвонил: «Приезжай! Батюшка сначала тебя покрестит, потом дочь или вас вместе».

Ребенку было полгода. Крестили нас в домике священника, на территории деревенского храма во имя Петра и Павла в Сенице (церковь тогда восстанавливали). Крестили много людей, всё прошло быстро, никаких ярких впечатлений не было. После крещения я в храм не ходил, а вот крестик не снимал. Считал, если покрестился, значит, надо носить.

Точка отсчета

— У жены заболел отец. Мы пришли в строительный магазин в Уручье, там была монастырская «точка». Супруга подошла подать записку о здравии, а сестра милосердия предложила купить диск с записью бесед отца Андрея Лемешонка. Так начался наш путь к Богу…

— Как осознанно подойти к пониманию духовной жизни, нам никто никогда не рассказывал, а в батюшкиных беседах это было. Люди задавали вопросы о душе, а не спрашивали, где купить колбасу или достать машину подешевле. Я не знаю, как это произошло и что конкретно тронуло, просто мы с женой поняли, что есть другой мир. По сути, благодаря беседам батюшки Андрея мы знакомились с Богом.

Представьте, советский человек видит сестру милосердия и думает, что это белая монахиня, видит человека в черном облачении и думает, что это черная монахиня — никакой разницы. Мы не задавали вопросов сестрам и не могли представить, что монастырь, в котором ведутся беседы, может быть в Минске.

«Поехали, послушаем батюшку»

— Около года мы слушали беседы на дисках. Потом узнали от сестер милосердия, что отец Андрей по вторникам встречается с людьми в минском монастыре. Жена сказала: «Поехали, послушаем батюшку вживую». Я согласился ее отвезти, но сам решил в храм не идти, а подождать в машине. Не знаю, почему так, может, стеснялся, может, из-за небольшого опыта посещения церкви. Но, приехав в монастырь, все-таки пошел на беседу. Наверное, в тот момент мною двигало любопытство.

— Мы начали ездить в монастырь на беседы каждый вторник. Храм в честь иконы Божией Матери «Державная» еще не был освящен, шло строительство. Собирались в притворе, было много людей, среди них и прихожане монастыря — воцерковленные люди, а также такие, как мы с женой, кто просто приходил послушать батюшку.

Записки с вопросами я не писал, но люди на беседах спрашивали отца Андрея о том, что мне самому хотелось узнать. Тогда стало понятно, что проблемы, пристрастия и желания у всех схожи. Я начал анализировать, почему в жизни происходят какие-то события, и увидел, что это следствие наших поступков: сделал что-то плохое — это вернулось тебе или твоим близким.

«Воцерковлялись спокойно, без рывков…»

— Когда постоянно приезжаешь в обитель, видишь одних и тех же людей, начинаешь с ними общаться. Как-то после беседы мы подвезли домой брата, который жил в нашем районе. Разговорились, оказалось, он давно трудится в монастыре. Мне предложили работу в строительном отделе обители, и я согласился.

Мы с женой начали изредка ходить на богослужения — стояли немного на всенощном бдении, ставили свечки и уходили. По пятницам я шел на акафист «Всецарице». Не было штурма, воцерковлялись спокойно, без рывков…

Продолжение следует…

Беседовала Дарья Гончарова

Фото Максима Черноголова и из личного архива Александра Саковича

14.07.2020