«Я не знаю, как жить без Бога…» (часть 2)

Интересно посмотреть на историю страны, Церкви и людей сквозь призму другого человека. Мы беседуем с удивительной женщиной — сестрой милосердия, доктором филологических наук, профессором Татьяной Поплавской.

«Березы — свидетели моих состояний…»

— Служение — это жизнь: образ жизни, способ жизни. А как иначе? Молитвенник я никакой, я это про себя понимаю. Со стороны может показаться, что человек молится, а сам-то чувствуешь, что это не оно, — продолжает делиться мыслями Татьяна. — Рада, что можно говорить с людьми. Я понимаю, что людям в больницах нужно участие и внимание, но мне это служение нужнее, чем им…

Неврозы — это не так просто. Внешне у человека может быть всё хорошо, а он находится в тяжелом состоянии. Клиническая депрессия — это же не уныние, это заболевание, которое лечат препаратами. Кроме того, людям нужна духовная помощь. Мало погладить человека по голове и дать конфетку, нужно серьезное Слово. Вот мы с сестрами и пытаемся говорить, Господь дает такую возможность.

— Порой мне сложно выбраться в отделение. Я очень загружена на работе, здоровье не блестящее, сил мало. Господь их дает, но когда ты уже сам сделал первый шаг. Бывает, приходишь без сил, а увидел глаза людей, и как полилось Слово, сам себя слушаешь и думаешь: «Интересно вообще всё происходит…» Скажу банальную вещь, ее сестры говорили 150 раз — ты идешь из последних сил, порой не хочешь идти, а приходишь в отделение и говоришь-говоришь, а потом удивляешься: «Как хорошо сказала!»

— Самое трудное для меня — чувствовать, что людям не нужна твоя помощь. Такое бывает редко, но бывает. Человек может выйти из палаты в холл — развлечений мало, почему бы не пройтись. Был как-то мужчина, который кричал: «Кто вас сюда пустил? Я буду звонить в руководящие организации, чтобы вас здесь не было!» Мы понимаем ответственность и не нарушаем правила больницы. Нужно вписаться в режим, а не доказывать, что разговоры не менее важны, чем лекарства. Наша позиция: «Спасибо, что пустили».

Борьба за души

— В РНПЦ психического здоровья лежат люди с тяжелыми заболеваниями. Панические атаки и клиническая депрессия — это страшно. Человек не хочет жить, не может спать, он всё понимает, но не справляется. Кажется, что эти люди психически сохранные, их состояние не бросается в глаза, как шизофрения, но больным от этого не легче. В отделениях много поучительных историй…

На моей памяти был удивительный случай борьбы. Женщину звали Вера. Она говорила, что может не пить месяцами, и вдруг что-то происходит: «Состояние на грани срыва невыносимо: начинается беспокойство, внутри всё дрожит, кажется, если сейчас не выпьешь, сойдешь с ума». В такой ситуации Вера пила святую воду, шла в Красный угол и делала поклоны до тех пор, пока с последнего поклона не могла встать. И пошел бы за водкой, но подняться уже не можешь. Это яркий пример того, как человек борется за свою душу…

Когда я начинала ходить в отделение, где лежат люди с алкогольной зависимостью, женщина рассказывала мне, как она начала пить, что ее сильно обидела дочь. Я ее утешаю, сидим в обнимку, долго разговариваем, а медсестра мне говорит: «Слушай ее больше, нет у нее никакой дочери!..»

В отделении неврозов был парень, который испытывал страх смерти. Он боялся засыпать, каждую минуту ждал, что умрет. Это не просто беспокойные мысли, а тяжелая фобия. Молодому человеку не было тридцати, у него маленький ребенок. Парень говорил: «Я молюсь, чтобы успеть поставить его на ноги…»

Один молодой человек за год до того, как попасть в больницу, венчался — с женой всё хорошо, работа нормальная. «Я не знаю, откуда это: жить не хочется, спать не могу, кошки на сердце скребут, плохо, тревожно. Мне стыдно перед близкими, но я ничего не могу поделать», — делился переживаниями парень. Можно взять себя в руки, когда уныние, и то нужно усилие, а здесь серьезная болезнь…

Этим летом в отделении лежал ксендз — очень богобоязненный приятный человек. Он приходил на все наши беседы и посещал храм во имя святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского. Садился в уголочке и тихо говорил: «Так у вас хорошо, так у вас хорошо...»

Наше время тревожное. Интересно посмотреть исторические хроники, какое количество неврозов было в разные годы. Раньше люди боролись за существование, надо было в поте лица зарабатывать кусок хлеба, нервная система была сохраннее, а сейчас тепло, светло и информационный бум. Душа больна у всех, нужна помощь Божия...

«Принадлежность к сестричеству я не скрываю»

— Принадлежность к сестричеству я не скрываю, но и намеренно не выставляю напоказ. На Пасху прихожу в аудиторию и говорю: «Христос воскресе!» — вне зависимости от того, кто и что по этому поводу думает. Все дружно отвечают: «Воистину воскресе!» Когда режиссер Максим Михальцов создавал фильм о социальном служении «Синергия», сюжет со мной снимался в университете (Татьяна заведует кафедрой «Речеведения и теории коммуникации» факультета межкультурных коммуникаций Минского государственного лингвистического университета. — Прим. ред.).

Если можно с людьми говорить о Православии, возможность не упускаю, но насильно не навязываю. Всегда же видно, когда человек заинтересован, а когда запроса нет. Если не интересно и душа не готова, возникнет ропот. Получается, ты добился обратного эффекта, поэтому лучше не лезть, куда не просят…

На кафедре у нас есть какой-то процент практикующих православных, две преподавательницы — практикующие католички. Не раз было что-то в таком духе — в университете идет совещание, и руководитель говорит: «И вообще, это грех, правда, Татьяна Викторовна?» Я получаюсь специалистом по грехам…

— Компьютеры и телефоны — легкий способ добывать информацию. Раньше нужно было пойти в библиотеку, посидеть в каталоге, проконсультироваться с библиографом, подумать, выписать, а сейчас достаточно просто нажать на кнопку. Это мешает развитию…

«В храме висели хоругви Белой армии»

— В 1999 году я выиграла грант и четыре месяца стажировалась в американском университете. Пока жила в Америке, пела в хоре Свято-Николаевского кафедрального собора в Сиэтле — одном из старейших приходов Русской Православной Церкви Заграницей. В этом храме в 1966 году преставился святитель Иоанн Шанхайский. Официально храм освящен во имя святителя Николая Чудотворца Мирликийского, но основная задумка — памятник царю-мученику Николаю II, царской семье и всем русским, которые погибли за веру, царя и Отечество.

— Американцев было немного, основа прихода — русские эмигранты, приехавшие в США со святителем Иоанном Шанхайским и Сан-Францисским, беженцы из Югославии и русские, оказавшиеся в Сиэтле после перестройки.

Православные приходы за рубежом — семья, живут дружно, сплоченно. Если у Коли болен троюродный дедушка, все об этом знают и за него молятся. После Божественной литургии общая воскресная трапеза.

Настоятелем прихода был отец Серафим — англичанин, который когда-то служил в разведке, был специалистом по России и до того доспециализировался, что стал православным священником. Прихожане тоже люди интересные. Помню, пожилой иподьякон из Англии рассуждал о языках: «Каждый язык настроен на определенную волну: о математике и физике лучше говорить на английском, о вопросах духовных — по-русски».

У американки Анастасии не было русских корней. Она исправно пела на церковнославянском языке, но практически не говорила по-русски. Как-то Анастасия рассказала мне историю своего прихода в Православие.

Беседовала Дарья Гончарова

Фото из семейного архива Поплавских

«Я не знаю, как жить без Бога…» (часть 1) >>

18.12.2019