Из жизни братьев:<br> Эхо Чернобыля и сила молитвы

История брата Владимира Ляшкевича

К Богу мы идем, но разными путями,
Через страданья в основном и боль,
А я пришел чрез испытанье
В тот страшный год...
Мать моя молилась обо мне,
И лик Богородицы меня сберег
Лишь по ее молитвам...

В. Ляшкевич

Брат Владимир — ликвидатор последствий чернобыльской аварии. Сейчас он трудится в нашем монастыре...

Эта трагедия стала страницей в биографии Владимира, оставив неизгладимый черный след в его памяти. Когда это случилось, ему было чуть больше 20 лет. На тот момент он уже отслужил в армии и работал на телевидении в Минске, а в опасную зону его отправили на военные сборы, как и многих военнообязанных.

«Когда произошла авария на ЧАЭС, я был в творческой командировке, — вспоминает Владимир, — наша съемочная группа работала над большим проектом "Золотое кольцо России", но завершить работу не получилось. Вечером 26 апреля я уже получил повестку. Нам был дан всего час на сборы. Сначала я намеревался сказать матери, чтобы она не открывала дверь или ответила, что я в командировке, когда принесут эту повестку, но всё же не сделал этого. Всё равно бы нашли… Людей забирали тогда даже прямо с работы.

Моя мама была очень верующей. Когда я уходил, она дала мне нательный крестик, сказав при этом: "Он тебе поможет". Я хоть и был крещен, в Бога не сильно верил и крестик не носил. Но чтобы не огорчать маму, я принял ее благословение — тот крестик, что она дала, и носил его в кармане. Носить его на шее в то время не разрешалось. Это был период атеизма, когда о Боге запрещалось даже упоминать.

Трое суток мы — все, кого призвали на сборы — проходили необходимую подготовку в Минске, в микрорайоне Степянка, а потом отправились в деревню Острогляды Брагинского района Гомельской области — в ту самую опасную зону, откуда выселяли людей и где все плоды, растения и даже вода были зараженными, представляя угрозу здоровью и даже жизни. ЧАЭС находится от этого населенного пункта всего в 27 километрах.

По прибытии мы расположились в поле рядом с деревней, начали строить лагерь. Первые сутки ночевали под открытым небом, потом — в палатках. Я нес службу в батальоне, который занимался обеспечением солдат всем необходимым, на его базе был склад. Сначала занимался бухучетом, потом отвечал за прием обмундирования и его выдачу. Приходили отряды, которые нужно было обеспечить обмундированием, постельными принадлежностями, средствами личной гигиены и так далее. Они приходили на месяц, два, три. Я в этой зоне провел пять месяцев и двадцать три дня.

Некоторые, не выдерживая жизни в той обстановке, сбегали: уходили самовольно в лес и потом возвращались домой. Честно сказать, меня тоже посещали такие мысли, и я три раза самовольно уезжал домой, но потом возвращался. Что заставляло вернуться, сложно сейчас сказать. Наверное, не только осознание того, что всё равно найдут и вернут, а, скорее, некое внутреннее чувство долга».

Деревня Острогляды на момент пребывания там Владимира и его сослуживцев еще не была отселена, но там ничего не работало, действовала только молочная ферма. Все местные продукты являлись зараженными, и употреблять их было опасно, о чем военных предупредили. Однако, как рассказывает Владимир, многие солдаты пренебрегали этим предостережением, даже ловили местных птиц и животных и готовили себе еду самостоятельно. Пить разрешалось только привозную воду, продукты для солдат тоже доставлялись. За время своего пребывания там Владимир не помнит ни одного дождя, а воспоминания о жаре, при которой было очень тяжело работать, навсегда остались в памяти. Облака разгоняли специальными установками, чтобы не было дождя, который способствовал бы проникновению радиации глубже в землю.

«Сначала было как-то непривычно без дождя, — продолжает Владимир, — от жары пересыхало в горле, ощущалось першение, но постепенно человек ко всему привыкает, смиряется, как я теперь могу сказать. Тогда молитв я не знал, но, нося в кармане данный мне мамой крестик, время от времени, глядя на него, говорил про себя: "Господи, спаси и помоги". Такова была моя молитва, которая шла от самого сердца. И, похоже, Господь принимал ее. Молиться вслух тогда я не мог, этого никто не понял бы. Думаю, если бы не этот крестик и мамина молитва, со мной непременно что-нибудь случилось бы там, но Господь миловал.

По возвращении из Остроглядов я продолжил работать на белорусском телевидении. О судьбе этой деревни и ее жителей мы не раз делали репортажи, приезжали туда вместе с иностранными делегациями. Последний раз я посещал Острогляды в 1989 году. Деревня была обнесена проволокой, люди там уже не жили. В 1986 году еще дома стояли, а через три года деревня выглядела мертвой: всё разрушено, заросло бурьяном, полуразвалившееся здание клуба, где нам показывали кино… Из животных можно было увидеть лишь бродячих собак и диких кабанов. Словом, жутковато становилось от такого зрелища. Но не менее тяжело осознавать то, что, возможно, пройдет еще немного лет, и чернобыльская трагедия станет всего лишь частью истории, о которой последующие поколения смогут узнавать только из книг и Интернета, а ведь она так или иначе коснулась каждого, поскольку ее последствия затрагивают не только нынешнее поколение, но и будущее».

Действительно, последствия аварии на ЧАЭС коснулись многих, особенно ее ликвидаторов. И прежде всего это сказалось на здоровье. Большинства сослуживцев Владимира уже нет в живых, многие ушли из жизни через несколько месяцев после возвращения из опасной зоны, некоторые остались инвалидами на всю жизнь. Безусловно, на здоровье брата Владимира Чернобыль также наложил свой отпечаток, но настолько серьезных последствий, как у многих из тех, кто тогда вместе с ним был в опасной зоне, у него нет. Это еще одно яркое свидетельство силы молитвы и материнского благословения.

В 2009 году Владимир начал трудиться в Свято-Елисаветинском монастыре. Сначала нес послушание на стройке, потом — на Студии во имя святого Иоанна Воина. В настоящее время работает на сайте как осветитель, участвуя в съемках сюжетов, иллюстрирующих жизнь обители.

Как ликвидатор трагедии на ЧАЭС Владимир Ляшкевич был награжден соответствующей медалью, получил множество различных льгот, большинство из которых уже не действует. Однако лучшей своей наградой за всё пережитое он считает предоставленную Господом возможность трудиться в монастыре.

«Став на путь воцерковления, я начал меняться, — говорит он, — стал терпеливее относиться к людям, начал паломничать, поскольку паломничества дают хороший духовный опыт. Трудясь здесь, я никогда не думал сменить место работы. Мне даже кажется, что если такое случится, я сойду с пути истинного, вновь стану прежним. А прежним быть нельзя, надо стремиться стать лучше. И главное — именно здесь я осознал, что с того самого маленького крестика начался мой большой путь в Церковь Христову».