Сегодня очень важно успеть услышать и зафиксировать воспоминания тех, кто видел войну, ее первый и последний день, своими собственными глазами. Ведь только зная и принимая свое прошлое, мы можем испытывать подлинную благодарность за настоящее. Анатолий Вячеславович Свяцкий, подопечный Патронажной службы Свято-Елисаветинского монастыря, встретил войну девятилетним мальчишкой в украинском Славянске. Сегодня он рассказывает о пережитых испытаниях.
— Перед войной жили в Славянске — небольшом компактном городке, который известен своими курортами, — вспоминает Анатолий Вячеславович. — До войны я успел закончить только первый класс.
В воскресенье, 22 июня 1941 года, из большого картонного репродуктора в нашей тесной комнатке мы услышали страшные слова: «Началась война». Мы, дети, уже были наслышаны, что это такое — мамин брат принимал участие в финской войне, пришел инвалидом — подорвался на мине и получил сильную контузию. И вот снова война. Все жители обсуждали, что же происходит, — какой страх, какой переполох кругом… Однако все были уверены, что это ненадолго: у нас же такая сильная, непобедимая армия. Говорили, что скоро мы будем в Берлине. Через 50 лет в Берлине был только я. Остальным не удалось…
Где-то, наверное, в сентябре армия отступила, власть ушла. В городе пусто, только разграбленные магазины — разворовали всё, продуктов не осталось. Неподалеку находился склад с оружием. Мы с братом, конечно, тоже там побывали, и каждый заполучил по две винтовки. Позже, когда немцы заняли город, мама сказала срочно избавиться от оружия. Туалеты тогда находились на улице — вот туда винтовки и сбрасывали. Когда немцы заняли город, казнили одного старика. В руки ему вложили поломанное ружье и написали: «У него нашли оружие». Там, где раньше стояла трибуна и проходили парады, стояли три виселицы. Возле трибуны регулярно расстреливали партизан.
Вообще, в город немцы вошли очень тихо, никаких сражений, бомбежек. Фашисты заняли город, а Советская армия их окружила. И всё. Как начали обстреливать дальнобойными!.. А разве из дальнобойного оружия прицельно выстрелишь? И дома мирных жителей были разрушены. Как мы остались живы, я не знаю. Сидели каждую ночь в подвалах. Было очень страшно. Часто бомбили с самолетов. Однажды сбросили очень много зажигательных бомб, которые с легкостью пробивали даже железные крыши. Попало и в наш дом. Наутро, когда залезли на чердак, нашли там много неразорвавшихся зажигательных бомб. Они оказались бракованными. Если бы разорвались — всё сгорело бы дотла.
Мое второе крещение произошло 23 февраля, на день Красной армии. Я пошел за положенными 50 граммами хлеба. Зашел в магазинчик. И как началось!.. Обычно обстрелы случались ночью, а тут днем. Совсем рядом, в 5‒10 метрах, один за другим взрывались снаряды. За время войны мы уже привыкли к бомбежкам, но чтобы вот так, совсем рядом, — я не знал, куда деваться. Выбежал из магазина, где-то во дворе нашел подвальчик, спрятался. Чудом пережили этот страшный обстрел…
Как началась война, так и наступил период верования в Бога. Только Господь мог спасти нас, потому что вокруг страшно было смотреть — всё в осколках и воронках, разрушено, разбомблено, в клочья разорвано. Все молились. Бабушка, мамина мама, научила нас молитве «Отче наш», и мы всегда, когда ночью бомбили, молились. Попав в тот жуткий обстрел, я уже знал, что спасти меня может только Бог. Никакого другого спасения не могло и быть.
Я убежден: для того чтобы стать истинно верующим, надо испытать сильный стресс. Если человек переносит какие-то страдания, тогда начинает обращаться к Богу. Просто ты не видишь больше никакого спасения и молишься Ему, чтобы выжить. Война стала для меня таким событием: десятилетним мальчишкой я искренне уверовал в Бога. Такие переходные моменты, конечно, тяжелые. Но когда ощущаешь, что рядом Господь, всё переносится гораздо легче.
Всю войну был страшный голод. Где в городе достать продукты? Ничего нет, все голодные. Мы с братом собирали немецкие окурки, потрошили табак в коробочки, и мама несла на рынок, меняла на несколько картошин. Иногда удавалось достать кукурузу, макуху (когда подсолнух чистят от шелухи, выжимают масло, остается жмых — макуха). Раньше только свиньям давали, а в войну получить кусочек макухи было большим подспорьем.
Беспризорные, мы болтались по улицам в поисках пропитания. Иногда на улице пристреливали коней, и мы бросались на них, пытаясь ухватить кусок мяса. Всех птиц давно уже перестреляли, поели…
Однажды я увидел немецкую автоколонну. Брат, как мне кажется, был каким-то образом связан с партизанами, потому что сам меня просил: «Если увидишь немцев — смотри, кто приехал, сколько машин, но будь осторожен, не попадись». Я затаился, наблюдал, пересчитывал машины. И меня за шкирку — цап, поставили возле забора: «Ты партизан?» Я говорю: «Нет, какой я партизан?» Допрашивая, немец достал пистолет: «Не скажешь — я тебя расстреляю на месте». Я стою на своем — нет, и всё. Неподалеку работали немецкие автотехники, шоферы, возились с машинами. И вдруг схватившего меня офицера позвали к телефону — рядом находился штаб. А немецкие рабочие показали мне дырку в заборе и помогли убежать. Так я избежал расстрела. Вот это первый мой абсолютно смертельный номер. Кроме снарядов. Конечно, тоже страшно, когда стоишь под прицелом пистолета…
Расстрелянных в городе было очень много. Всегда висел приказ: «Всем горожанам в такое-то время собираться на площади, будут расстреливать партизан». Я прятался, никогда не ходил на расстрелы. Постоянно один-два повешенных висели на площади. Всё это, конечно, было сплошным кошмаром.
И полицаев много было… Шел новый год: тяжелейший 41-й уходил, его сменял 42-й. Даже в невыносимых условиях военного времени хотелось праздника. Накануне мы собрались втроем: мама, брат и я — и пошли в лесопосадку. Срезали ножом маленькую елочку, чтобы встретить Новый год. И тут нас хватает полицай: «Как вы смели позариться на имущество великой Германии?!» Меня это потрясло — наша, украинская елочка — и вдруг имущество великой Германии... Причем здесь Германия? В общем, дергали нас, пинали, забрали елочку. Мы еле отцепились от этих полицаев.
Часто полицаи были жестче, чем немцы. Мама до войны была большим профсоюзным активистом, ее весь город знал. Маму часто вызывали в гестапо, избивали, она выходила с выбитыми зубами. Ей не могли простить общественные работы, активную деятельность. Одним из самых жестоких палачей был работник завода, который хорошо знал маму. Часто приходил к нам домой, разыскивал ее. Она пряталась. В очередной раз, когда ее пытались арестовать, мы убежали из города: где-то нашли проход и покинули Славянск. Всю войну скитались по деревням в поисках пропитания, какой-то защиты. Уже в конце войны, в 44-м, попали в село Уплатное. И в 12 лет я поступил во второй класс. Окончил с похвальной грамотой и отличным аттестатом. Одежду нам шили из старых одеял…
И вот долгожданная Победа! В селе, которое находилось за 25 километров до райцентра, не было ни электричества, ни радио. Глухомань страшнейшая. Кто-то сообщил нам, что война закончилась. Какая радость была! Нет таких слов, чтобы описать наши чувства тогда. Что мы только не пережили за эти несколько лет: голод, бомбежки и казни наших людей, постоянный страх… Но вот Победа. Мы выстояли, прогнали врага с нашей земли! Остались только радость и благодарность Богу. Мы живы!..
Подготовила Мария Котова
22.06.2018
