Первые воспоминания о Боге
— У меня бабушка была верующая, — вспоминает отец Евгений. — И мои первые воспоминания о Боге связаны именно с ней. Я родился в 1966 году и рос при советской власти со всеми отсюда вытекающими последствиями. Но хорошо помню, как бабушка постоянно молилась, даже ночью вставала для разговора с Богом. Всех родственников поминала по именам. Бывало, лежу и притворяюсь, будто сплю, а сам прислушиваюсь к ее словам — мы с ней в одной комнате жили.
Помню ее рассказы про Иисуса Христа: «Был такой Иисус Христос, Сын Божий. Он исцелял многих, творил различные чудеса, но Его потом убили: распяли на Кресте и положили в гроб». Она рассказывает, а у меня как будто кадры из фильма перед глазами: «положили в гроб и придвинули камень, утром пришли — камень отвален, а гроб пустой». Мою детскую душу охватывал ужас: как это так, гроб пустой, камень отвален!
Вот таким было мое первое знание о Боге, об Иисусе Христе. Моя бабушка жила по-настоящему христианской жизнью — очень добрая была, жалела всех. Кто-то из ребят со мной придет, она обязательно сразу же его накормит: «У него ж папы нету». Ни на кого не держала зла. Весной она все время куда-то уезжала. А я все недоумевал: «Куда она все время ездит?» У нас храма не было, и в Великий пост бабушка ездила на свою родину, ходила в храм, исповедовалась, причащалась.
Не пионер, не октябренок, не комсомолец
Учился в обычной советской школе. К слову, в моей жизни так интересно сложилось, что ни в октябрята, ни в пионеры, ни в комсомольцы я, как все, не вступал. Я пошел в школу на год раньше, был младше всех в классе. И когда все вступали в эти детские советские организации, у меня не соответствовал возраст. Про меня как будто бы забывали. Время пройдет, спросят: «А где твой галстук?» Я говорю: «Нету». — «Как нету? Марш домой за галстуком!» Я похожу-похожу, приду. «Так где галстук?» — «Нету». Пионервожатая сняла с себя галстук: «На, носи!» Ну, носи так носи — надел. Никаких уставов не учил, никаких клятв не произносил. Вот как Бог устроил!
Точно так же с комсомолом вышло. Уже и в техникуме отучился четыре года, и только на последней призывной комиссии военком спрашивает:
— Где твоя учетная карточка?
— Какая?
— Учетная карточка! Что ты мне тут дурня строишь?
— Нет у меня карточки.
— Ты что, не комсомолец? Да как это так?!
Позвонил в техникум: «У вас не комсомолец! Вы знаете? Что это такое?! Он сейчас к вам едет, чтобы завтра же приехал с комсомольским билетом». Я приезжаю, а мне уже билет выписан. В армии висел на почетной доске «Лучший комсомолец». А я и в комсомол-то не вступал. Вот так интересно вышло.
Зачем я живу?..
Именно в армии начал задумываться о Боге. Не потому, что мне было там плохо, нет. Я служил под Москвой в войсках противоракетной обороны — в лесу два года безвыездно. Секретная часть. Но на втором году меня назначили на должность «секретчика» (делопроизводителя) секретного отдела. Должность очень ответственная, но вместе с тем появилось достаточно свободного времени. Я много читал, еще больше думал. Когда перечитывал Достоевского, который в зрелом возрасте открылся мне совсем по-иному, появились мысли: «Не может быть, чтобы жизнь была бессмысленна… Зачем я живу? Какова цель моей жизни? Просто жить? Есть, спать, пить… Зачем? Семья — это хорошо, но что же дальше? Где во всем этом смысл?..» Именно в армии в мое сердце вошла мысль, что Бог есть.
Поиски истины и первая Пасха
В 1987 году вернулся из армии, поступил в Минский институт культуры. В повседневном обиходе литература была всяческая, кроме Библии, Евангелия. Во всех магазинах, на всех углах была «Бхагавадгита» (памятник древнеиндийской религиозно-философской мысли на санскрите, является основой индуистской философии. — Прим. авт.), Блаватская — что угодно. Я едва не вляпался: начал читать Бхагавадгиту, но, слава Богу, не погрузился в это учение глубоко, а даже смутился, понял, что могут быть и опасные учения.
Там есть такое место, когда Арджуна воюет со своими дядями. Стоят две армии, и Кришна говорит Арджуне: «Ты должен убить своих дядей». «Как я должен убить своих дядей?» — «Должен». — «А почему? Зачем? Я просто разгромлю их войско, ведь это же мои дяди — как и зачем я буду их убивать?» — «Так хочу я, Кришна», — т. е. без всякого объяснения, просто потому что «так хочется».
Я задумался: понятно, война, но зачем же дядей убивать? От прочитанного появилось тяжелое ощущение: какая-то духовность странная… А Блаватская — вообще просто мрак, чернота. Долго не мог ее читать: 5‒10 минут, и меня воротило. Пришел к простому выводу: не все то золото, что блестит. И духовность бывает с разным знаком.
И вот как-то случайно в конце 1980-х мне в руки попало старенькое Евангелие. Я прочитал его за одну ночь. Конечно, с первого раза я мало что понял, но для меня «Благая весть» стала глотком свежего воздуха. Утром, как только мой сосед по комнате проснулся, я начал твердить: «Вот истина! Вот истина!» А он уже привык, что я читаю всякую чушь, и говорит: «А с чего ты взял, что это истина? Ты ведь и раньше говорил: вот тут умно, вот там интересно…» Я замолчал и задумался. Но тут же из сердца пришел ответ, даже не мысль, а какое-то духовное чувство: «Потому что здесь любовь».
Именно христианство стало для меня долгожданным маяком. Но сначала христианство не делилось мною на конфессии. Открытой церковной проповеди тогда не встречалось, а в храм я и сам был не готов идти. Как-то увидел на улице объявление, ну, вот оно — пойду на христианское богослужение! Прихожу в актовый зал. На сцене стоят гитары, Yamaha, собравшиеся начинают петь про Бога. А затем вышел проповедник. «Ну, наконец-то, сейчас будет проповедь». Но моему взору предстала театральная постановка. Он начал говорить тихо, на пониженных нотах, постепенно повышая и усиливая голос, а в конце доведя его до крика: «Давайте все встанем!» — и все вскакивают, поднимают руки вверх, начинают чего-то вслух громко говорить… Сейчас я знаю, что это пятидесятники, а в то время понятия не имел, просто ужас охватил: куда я попал? Тихонько встал и к выходу, к выходу... Вышел и понял, что даже в христианстве не все золото…
Но мне очень хотелось докопаться до истины. И вот однажды в очередном внутреннем диалоге меня посетила такая мысль: я же с детства вроде православный, крещеный. Да, давно не был в храме, но, может быть, как раз пора в церковь зайти. В то время в Минске открытыми оставались только два храма: Александро-Невская церковь и Свято-Духов собор. Я зашел в Свято-Духов собор, встал при входе и всем своим существом почувствовал, что я дома — так тепло, хорошо. «Чего ты так долго искал? Вот же оно!..»
Сначала заходил ненадолго. Затем стал приходить чаще и оставаться дольше. Приблизительно в двадцать два года я обрел Бога. Хорошо помню свою первую Пасху: в 1988 году на тысячелетие Крещения Руси. Храм был оцеплен — милиция стояла и не пускала молодых. Бабушки проходят, а нас не пускают. Я возмутился: «А почему это им можно, а мне нельзя?» — «Они верующие». — «И я верующий». «Верующий?» — «Верующий». — «Ну, иди». Я и пошел. Вот так попал на Пасху. Радость ощутил. Пасха, конечно, особый день.
Постепенно стал посещать храм и уже не мог без службы. В свой единственный выходной, когда мне как студенту можно было выспаться, вставал в пять утра и ехал в церковь.
Служение
Постепенно воцерковился, много читал, узнавал. Но решающим моментом стала смерть мамы. В 1990 году, перед самым Новым годом, в возрасте 50 лет ее не стало. Слава Богу, на тот момент во мне уже жила вера, иначе не знаю, как бы я перенес ее уход. Благодаря вере принял смерть мамы не с протестом, а наоборот — еще чаще начал ходить в храм, молиться за маму. Вера обрела другое качество. До этого момента у меня, скорее, присутствовало рассудочное познание, а тут включилось сердце. Как пишут святые отцы, «ум, который живет в сердце».
Через три года умер и отец. Я должен был как-то жить, определяться в своем пути. И вот со своей будущей женой уехал в Гродно. Она оказалась там по распределению, а я последовал за ней. Работал директором Дома культуры. Начали как-то обустраиваться. Про жизнь эту и говорить нечего — 90-е годы, все ясно. Но я постоянно ходил в храм. Мы с женой венчались в кафедральном соборе.
Так и ездил туда постоянно на службы. А затем, однажды проезжая по мосту через путепровод, увидел внизу небольшой храм и решил туда зайти на исповедь. Этот, казалось бы, незначительный шаг, во многом определил мою дальнейшую жизнь. Как зашел, так и прирос душой.
Сначала активно участвовал в братстве Свято-Владимировской церкви. Хотя воскресный день в Доме культуры был днем рабочим, я придумывал какие-то причины, чтобы уехать на службу с утра. Очень тяготился, особенно дискотеки для меня были тяжелым испытанием.
Со временем стал петь в хоре, а затем и читать. В то время священников было очень мало, с образованием — считаные единицы. И однажды настоятель предложил мне принять сан дьякона. Я говорю: «Вы что? У меня жизнь раньше плохая была. Нет-нет-нет! Я в храм хожу, но чтобы служить…» — «Вы подумайте. Мало ли, что там раньше было». Потом еще раз предложил, и мысль вошла в мое сердце.
И вот пришли двое батюшек к нам в гости в общежитие, чтобы поговорить с моей женой Ириной. Стали ее убеждать: «Вы понимаете, сейчас священников очень мало. А Ваш муж — очень активный. Как бы Вы посмотрели на то, что…» — «Нет! Нет!»
Она категорически отказалась. Прошло полгода. И вот однажды Ирина посмотрела на меня и говорит: «Я вижу, что ты уже там. Решайся». Она ведь все понимала и чувствовала, что священство — отнюдь не легкий путь для семьи.
В 1995 году принял сан дьякона, в котором прослужил девять лет. Я, наверное, и не рукополагался бы дальше, но меня перевели в райцентр, г. Щучин (около 60 км от Гродно), где дали задание строить храм. Там и рукоположили меня в сан иерея. Служил и на сельском приходе, служил и в райцентре, служил и в Гродно. Промыслом Божиим сейчас оказался в Минске. Свято-Владимировская церковь стала основой в моем служении, и перед Минском девять лет служил в Свято-Покровском кафедральном соборе в Гродно.
В каждом приходе свои особенности. В сельской общине своя особая атмосфера. Пение, конечно, простое, деревенское, но вместе с тем и необыкновенная любовь, потому что люди друг друга знают, они общаются, живут рядышком. Там служить очень тепло.
Я думаю, мой путь — самый обыкновенный. Но в любом случае даже в этой простоте виден удивительный Промысл Божий.
Свято-Елисаветинский монастырь
Знаете, я очень рад, что оказался в Свято-Елисаветинском монастыре. Когда отец Андрей говорил: «Отец Евгений, знаете, у нас особое место — тут служения очень много, послушания много», я отвечал: «Я так всегда жил. Может быть, не в таком объеме, но принцип тот же». И где-то через два месяца после прибытия в монастырь отец Андрей как-то в алтаре спросил меня: «Ну, отец Евгений, как тебе здесь? Не слишком тяжко, сложно?» Я говорю: «Батюшка, как в раю!»
И я не льстил, не хитрил. Да, много послушаний, устаешь, но духовная обстановка придает тебе силы. Особенно отношения между священниками. Отец Андрей, конечно, в первую очередь всем нам пример. Такая любовь: он боится обидеть человека словом. Даже если мне нужно «дать в кости», он говорит мягко, с любовью и терпением… Так это же нужно ценить!
Я вижу, с каким чувством люди приходят в обитель, как они любят службы, хотя, к слову, выстоять всенощное бдение четыре часа сможет далеко не каждый. Сюда приходят люди с большими проблемами, но сила Божия в немощи совершается (Ср.: 2 Кор. 12: 9). Особое место. Да, трудно, но одновременно очень благодатно. Слава Богу. Благодарю Бога, что я здесь.
Блиц-опрос
Что значит быть христианином в XXI веке?
— То же, что и в I — нести крест. Нет христианства без несения креста, то есть без принятия воли Божией и отсечения своей: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мк. 8: 34), но принятия воли Божией без рассуждения и без уныния. И, конечно же, христианства нет без любви. Любовь — основное.
Три добродетели, которые Вы больше всего цените в людях.
— Вера, надежда, любовь — это самое главное. Вера означает верность, надежда — упование на Бога и доверие Ему, а любовь — жертва. Любовь — всегда жертва.
Три вещи, которые легко выводят Вас из себя?
— Меня вообще очень легко вывести из себя. Это моя слабость, я знаю о ней и постоянно пытаюсь что-то делать. Очень эмоционален, правда. Борюсь с такого рода осуждением: «Ну как он так мог сделать!» Сразу вспоминаю князя Мышкина из «Идиота», как он всех оправдывал «Да-да, он такой-сякой, но он это сделал, потому что у него жизнь трудная». Пытаюсь подобные мысли гнать, чтобы не осуждать. Понимаю, что Господь Сам вразумит, и меня в первую очередь ведь я не лучше, а хуже.
К каким порокам Вы чувствуете наибольшее снисхождение?
— Порок — этический термин, обозначающий укорененность в грехе и недолжном поведении. Порок — медицинский термин, обозначает болезнь, неправильную работу сердца. Любой грех — это болезнь. Я воспринимаю его, как и пишут отцы Церкви, как заболевание души. И если врач не будет снисходительно относиться к своему больному, если он будет его ругать за то, что он болен, — какой он тогда врач? Нужно не ругать, а лечить.
Ваша идея о счастье? Что может сделать человека счастливым?
— Не что, а кто — Бог. Он есть источник всякого счастья. Без Бога счастья не может быть никогда. Обманное ощущение счастья — да, и человек создает в своей душе идола — страсть, ради которой и начинает жить. А счастье исходит только от Бога. Сам Бог и есть счастье.
А что Вы считаете самым большим несчастьем?
— Потеря Бога. Если человек теряет Бога, его охватывает полное небытие и разочарование. Потерять Бога — значит вообще потерять смысл жизни.
Текст подготовила Мария Котова
«Здесь была очень хорошая школа любви» >>
26.01.2018
