Открытое сердце: Клавдия Игнатьевна Заремба

Замысловатости судьбы

— Моя мама, Феврония Васильевна Возмитель (Моесеенко), жила со своими родителями в деревне Чижовка, — вспоминает Клавдия Игнатьевна. — Ее отец, мой дедушка, Василий Петрович родом из еврейского местечка Дубровно. Встретив мою бабушку Агафью Владимировну, увез ее в деревню Чижовка, недалеко от Дубровно.

Интересно, как порой замысловато распоряжается судьба. В гражданскую войну в нашей деревне поселился немец Фогель.

Он стал успешным фермером: посадил сад (сохранился по сей день), держал кур, овец, лошадей. В Дубровно построил маслобойку. Немец этот обеспечивал работой практически всех местных евреев. В 1942 году, когда деревню заняли фашисты, уехал обратно в Германию.

Мой папа, Игнат Васильевич Возмитель, также жил в деревне Чижовка. Он считался сиротой: мама умерла, отец женился на другой. С приходом советской власти началось повсеместное раскулачивание. У папиных дяди и тети был большой добротный дом, с резными ставнями и крылечками. Чтобы жилье не отняли, дядя переписал его на папу, потому как сирота. Рядом с домом в холме находился погреб, где хранили продукты, холодильников ведь не было. Во время войны в этом погребе при бомбежках прятались жители двух деревень.

  Бабушка Агафья папу невзлюбила, так как тот был за советскую власть. Говорила моей маме, что раз ты выходишь за него, я от тебя отказываюсь: «Если бы знала, что выйдешь за красного, то, когда тебя маленькую купала, — утопила бы»  

 Бабушка очень строгая была. А папа, несмотря на все противостояния, старался с бабушкой примириться: «Агафья Владимировна, не будем ссориться, давайте дружить».

Так и жили мы в том доме, который папе отдал его дядя. После замужества мама занялась домашним хозяйством: завела корову, разводила кур. С папой они прожили десять лет, родилось трое детей. Во время Финской войны в 1939 году отец погиб. Мама одна поднимала троих детей. Мой младший брат Сергей в 1944 году умер в концлагере. Ему было 7 лет. Сестра Лида умерла совсем маленькой.

«Доченька, Богу всегда видно…»

После смерти отца к маме сватались. Как-то звал ее замуж один военный. У его дочки было много платьев. Так я сама уговаривала маму выйти замуж, чтобы потом носить платья той девочки. Но она с тоской в голосе ответила: «Дитя, ты не знала жалости своего отца…», имея в виду, что папа ее уважал и очень любил, раз она пошла даже против воли матери. Мама навсегда осталась однолюбкой. В память об отце у меня сохранилось лишь несколько фотографий.

Мама меня жалела, держала, как говорят, возле юбки. Учила жить честно, по-христиански, а я воровала… Есть хотела. После войны в одной хате жили по несколько семей: кто пускал, у того и жили. В приютившей нас семье имелся хлеб. Взрослые на работу пойдут, я хлеб и украду. За этим делом мама однажды и застала: «Клава, так нельзя делать! Это грешно!» А я отвечаю, мол, у них же есть, а у меня нет… Мама сорвала морковку на огороде — вот твой хлеб! «Так никто же не видел...» Она вздохнула: «Господь все видит. Вон с иконы на тебя смотрит». А я ей: «Так давай завесим». — «Доченька, Богу всегда видно…»

Мама была очень верующая. Две ее тети, бабушкины сестры, стали монахинями. Подвизались в монастыре в Смоленске. С приходом советской власти монастырь разогнали, они приехали в Дубровно. Тетка Ксения помогала нас растить. В Дубровно стояла церковь, при которой действовала богадельня. Тети работали при храме, ходили на службы, помогали как могли.

Война и концлагерь

Началась война. По-моему, в 1942-м немцы пришли в Чижовку. Военное начальство поселилось в нашем доме. Нас выселили в баню. Бабушку немцы заставляли топить печку. За обедом немцы недоеденный хлеб бросали в печь, так бабушка вытягивала этот хлеб для нас.

По деревне ходили жандармы с железными бляшками на цепях. Мы их очень боялись, прятались кто куда. Они ходили по домам, забирали еду. В случае отказа — расстрел. Вопреки жандармским поборам дед все равно умудрялся возить партизанам хлеб и дрова.

  В 1942 году в Дубровно немцы согнали всех евреев за колючую проволоку. Мама приносила им еду: картошку в мундире, яйца, квашеную капусту. Полицай из нашей деревни ее предал — продал за две пачки табака. Сначала, правда, предупредил, чтобы она этого не делала, потому что немцы спалят нашу деревню. Мама ответила: «Еврей, не еврей, а все с Богом»  

 И в 1943-м нас выгнали в Оршанский концлагерь. Забрали всю семью и семью тетки, Дарьи Васильевны Войтовой, маминой сестры.

В Орше было два лагеря: один на вокзале для военнопленных, а второй для гражданских — туда сгоняли стариков, детей. Жили в конюшне. Здание деревянное, крыша соломенная, отапливалось только буржуйками. Вшей было тьма. Под конвоем взрослых гоняли в реку Оршицу за водой. На семью полагалось ведро воды. Есть давали баланду из овса — посейки. Она была очень колючей, глотать больно. Спас нас бабушкин лук. Люди в концлагерь с собой брали в основном сухари и хлеб. А бабушка взяла два меха лука и каждый день нас им подкармливала.

В 1944-м началось освобождение. Русские бомбили с воздуха. Немцы, отступая, выгнали узников концлагеря и направились к лесу, прикрываясь нами как живым щитом.

  Дедушка заприметил траншею и приказал прыгать вниз по одному. Только это нас и спасло. Дошедших до леса немцы расстреляли. Мы в ужасе сидели в канаве и ждали красноармейцев  

Наконец, пришли русские войска. Нас достали из траншеи. Я стою и плачу — рука очень болит. В концлагере мы с двоюродным братом Анатолием увидели траву. Показалось, что щавель. Полезли за проволоку. Оказался подорожник. Но мы и его наелись. Может, и хорошо, что наелись, он же лечебный. Конвойный нас заметил. Брата тяжелым сапогом ударил в колено, а мне попал в ухо и плечо. Брат от этого удара в колено умер. А у меня пошла опухоль.

  В концлагере погибли и мой родной брат Сергей, двоюродные сестры Валя и Зоя. Вообще, каждый день умирало много детей. Могилы делали братские. Кто смог, потом забрал тела. Мы в 1946 году перевезли семь гробов  

Помню хорошо, военный врач Зоя Владимировна думала, что я от голода плачу, и дала хлеба. Мама рассказала о травме. Доктор сразу же осмотрела. Нужно было срочно вытянуть жидкость, чтобы в легкие не пошла. Шприц не кипяченый. Врач спросила маминого разрешения. Но какой уж тут выбор… Зоя Владимировна выкачала жидкость и забрала меня в военный госпиталь. Она же мне и операцию провела, и я осталась жива.

В госпитале лежала одна — мама тифом заболела. После выписки обязали ездить на перевязки за 20 км. Какое-то время добиралась одна: пешком до железнодорожной станции, затем на электричке до Орши, пока мне не встретился волк… Стоим, смотрим друг на друга. Развернулась и бегом назад. Волосы дыбом встали, в прямом смысле…

В нашей деревне открыли детский дом, куда привозили осиротевших детей со всего района. После истории с волком медсестра взяла меня в детдом и сама делала перевязки. Чуть позже маму пригласили туда на работу — следила за большим домашним хозяйством. Жить как раз было негде — наш дом сожгли немцы.

До войны в отцовском доме висела большая икона Николая Чудотворца, метр на метр. А у меня, видите, маленькая. Утром и вечером молюсь Святителю Николаю:

После войны мы с мамой переехали в Минск. На ТЭЦ-2 нужны были рабочие — кидать торф в топку, и маму кто-то посоветовал. Жили в бараке на ул. Крупской, в проходной комнате. Но и этому радовались. Училась я в 40-й школе Минска.

  Мама, кстати, категорически отказалась забирать денежную помощь узникам концлагерей от германского правительства. И мне запретила. Считала, что брать эти деньги подло, ведь там погибли ее сын и племянники  

 А суммы были очень даже приличные. После смерти мамы я единственный раз пошла против ее воли: взяла ту помощь. Нужно было колонку ставить, чтобы в доме была горячая вода…

 

«Не грусти, подружка, о своей судьбе, обойду всю землю и вернусь к тебе»

Замуж я вышла случайно. Прогуливалась возле парка Челюскинцев, и муж увидел меня, совсем юную, в школьной форме, с бантиком. На тот момент он в армии служил, в Германии. Приехал в отпуск в Минск. Уезжая служить, подарил фотокарточку с надписью: «Дарю тому, кто дорог сердцу моему. Подружке Клавочке от друга Константина. Помни, люби своего друга. Не грусти, подружка, о своей судьбе, обойду всю землю и вернусь к тебе».

Я берегла его фотографию. Он пришел из армии, устроился на работу — возил хлеб. Пришел к нам домой. Мама его спросила о работе. «Я хлеб вожу. И пришел Вашу дочь замуж взять».

А мама вдруг отвечает: «Она же не умеет готовить». «Не важно, я в немецкой каске дома утку соседскую сварил», — пошутил Константин. Тогда мама сдалась: «Ладно, Клава, выходи, хоть хлеба наедимся».

Пошли в ЗАГС. Но нас не расписали: до 18-летия мне оставался месяц. От мамы этот факт утаили. Пошли в ГУМ, купили подарки: электрический утюг, новинка того времени, и фотоальбом. Мама даже документы не спросила. И Константин остался с нами жить. Расписались сразу же после совершеннолетия. Так и прожили вместе 53 года, вырастили двоих детей.

Поездка к святой Валентине Минской

После рождения старшего сына Владимира в 1956 году я сильно заболела. Роды проходили крайне тяжело. Нервная система сдала. Женщина, прислуживающая в храме Марии Магдалины, посоветовала маме отвезти меня к Валентине Минской.

Народу к матушке ехало много. Только мы сошли, как у меня паника началась: куда, говорю, ты меня привезла, тут скорую не вызовешь, а вдруг у меня с сердцем плохо станет, чем ты моего сына кормить будешь, если умру?..

  И только мы зашли в хату к матушке Валентине, а она и говорит: «И цари умирают, и князья умирают, когда смерть приходит, только Бог жизнь продлевает»  

Молодому человеку, который помог нам до Валентины Минской дойти, сказала, что тот станет пастухом. А он не пастухом, а священником стал. Я подошла к ней, спросила: «А как Вы узнали, что я по дороге говорила?» Она не стала пояснять, начала о другом: «Будешь работать, начальники будут хвалить, а подначальники подбрехивать». Я ничего не поняла.

  Она мне дает коробочку, а там как мелкий-мелкий песочек. Она уже знала, что мои дети не будут жить долго. И два цветочка мне искусственных подарила. Я только теперь все поняла…  

Еще матушка Валентина дала мне поесть просфору, замоченную в воде. По возвращении домой мне тут же спать захотелось. А когда проснулась, ощутила такую невероятную легкость, как будто крылья выросли... Те цветочки я положила в плетеную люльку старшего сына…

Я устроилась на работу продавцом. Затем назначили старшим продавцом. На повышении я проработала 32 года. Начальники меня действительно хвалили и ценили, как и предрекала Валентина Минская.

«Вы живете, чтобы молиться за своих сыновей»

После рождения старшего сына Владимира Бог долго не давал детей. Я переболела свинкой. Врачи пугали, что детей вообще не будет. Но я поехала в Троице-Сергиеву лавру. Просила у Преподобного Сергия помощи. В монастыре мне монах почему-то подарил иконку самарянки. Я была не венчана, может, поэтому. А старшему сыну дал икону, где Авраам хочет принести в жертву Исаака. Приехала и тут же забеременела. В 1968 году родился сын Степан.

Они умерли один за другим. Старшенький, Владимир, от рака желудка… Умер при операции в 2005 году.

В 2007-м не стало и младшего сына Степана. Он очень тосковал по брату. Каждую неделю ездил на его могилу. Степан как будто чувствовал, что умрет. Пособоровался. И принимал смерть, как будто в другой город уезжает. Позже выяснилось, что у него был рак бронхов.

Со дня смерти Степана презираю деньги. Я не поехала навестить его, потому что ждала пенсии. Позвонила в больницу. Мне сестра ответила, что ваш больной помылся, побрился и ходит вокруг кровати. Его почему-то к телефону не позвала. Перезваниваю вечером, поднимает врач: «Ваш сын в морге». Я закричала: «Как так? Он брился, мылся…» А ему, видимо, легче стало перед смертью.

Накануне в четверг я его навещала, он мне руки целовал, говорил: «Мамочка, встретимся на небесах». И муж, Константин Степанович Заремба, умер в 2007 году. Сын в феврале, а муж в сентябре. Вот такое большое испытание выпало мне в жизни. Я и сама боюсь умирать, много грехов…

Один священник мне сказал: «Вы живете для того, чтобы молиться за своих сыновей».

Послесловие

С Клавдией Игнатьевной мы проговорили три часа. Уходить совершенно не хотелось. Напоследок она подарила мне бесценную тетрадь: в нее бережно вписаны молитвы, изречения святых отцов, стихи — все, что, по ее словам, помогало пережить безутешное горе потери любимых детей и мужа.

Беседовала Мария Котова

30.03.2018

К сожалению, мнение о том, что любому нуждающемуся в уходе человеку положен социальный работник, на деле оказывается мифом. Тяжелобольным, лежачим людям, инвалидам нужен патронаж — то есть регулярный уход. На государственном уровне в Беларуси такой службы нет. Поэтому часто люди, не способные не только ходить, но даже самостоятельно питаться, остаются запертыми в своих квартирах в полном одиночестве.

Именно поэтому в 2014 году в Свято-Елисаветинском монастыре была создана патронажная службa

Служба существует только на пожертвования. Средства нужны для оказания бесплатных консультаций на дому, обучения родственников правильному уходу за тяжелобольными людьми, оплаты транспортных расходов и работы сестер.

И чтобы патронажная служба монастыря могла взять на уход больше нуждающихся в этом людей, им самим сегодня нужна наша помощь.

Помочь можно следующим образом:

Патронажная служба монастыря >>

Электронные платежи >>

 

Также пожертвования можно оставить в лавках монастыря и в патронажной службе, которая размещается в Доме паломника на территории обители.

 

Читайте также о Клавдии Игнатьевне Заремба на нашем сайте >>