Все впечатления передать невозможно: многое забылось, многое просто не вместилось. Но остается почему-то всё, связанное с «вещественными» доказательствами того, что Господь вочеловечился нас ради, и тоже ходил, и спал, и ехал на ослике, и Ему бывало жарко или холодно, и Он ощущал голод или жажду…
Вифания — это, оказывается, совсем рядом с Гефсиманией и Иерусалимом — место, связанное с погребением и воскрешением Лазаря, с Марфой и Марией, сестрами Лазаревыми. И там находится основанная еще в середине прошлого века при Гефсиманской женской обители школа для девочек. Сейчас там только 13 воспитанниц, православных арабских девочек.
Тут я немножко отвлекусь: просто это действительно интересно. Все арабки, как и полагается, с чернющими глазами, в которых даже зрачок неразличим; ресницы как черные крылышки, брови как инкрустация — в общем, настоящие арабские девочки, которые со своими матушками разговаривают… по-русски! У них, оказывается, есть фортепиано. Узнали, что я играю, повели к инструменту.
Есть свои святыни и в Вифанской школе. У них, прямо во дворике, сохранилось несколько древних камней, которые достойны описания. Долгое время они были под слоем грунта. Когда делали раскопки, их обнаружили, подняли и положили поверх уже существующей мостовой, вернее, двора. И по каким-то признакам археологи определили, что это то самое место, это клочок той самой дороги, по которой Христос поехал на ослике.
Место там сказочное… Огромные розы, герань — и в горшках, и просто так — и множество других южных растений, которые, казалось бы, растут сами по себе, т. е. не замечаешь следов кропотливого ухода. Всё залито солнцем, но множество тенистых уголков, тропинок, полянок — как на картинах Куинджи.
Там стайка пеньков, и на них горшочки с незатейливыми голубыми цветами, тут приютился под кустом маленький столик со скамеечкой — всё как-то ненавязчиво, естественно, просто и прекрасно. Если есть на земле подобие Эдема, то это там…
После литургии мне разрешили остаться в храме. Он был открыт, какие-то редкие паломники заходили, кто-то чистил подсвечники, протирал иконы… А я простояла два часа возле нашей Матушки Елисаветы: пропела ей акафист, величание, всё, что могла. Мне так хотелось молиться, что я прочла весь свой синодик — вообще, очень важным для меня было на каждом святом месте помянуть всех: сестер «черных», сестер «белых», братию, батюшек, всех наших трудников. Я его и к Гробу Господню прикладывала, и к Гробнице Божией Матери, и к камню Помазания, и, конечно, к раке преподобномученицы. Не знаю, что там выходило из моей молитвы, но хотелось как-то взаправду всё ей рассказать. Нет, даже не рассказать, а поведать — есть такое забытое слово в русском языке. Может, я не за всех могла от души помолиться, у нас же сотни людей, многих и не знаю, но — Она знает…
Бывают такие состояния или моменты, когда особенно близки становятся Господь или Божия Матерь, или какой-то святой. Когда я побыла одна… нет, мне даже хочется сказать: наедине с преподобномученицей Елисаветой, она для меня стала не просто почитаемой иконой, как это было долгое время, а такой одушевленной, теплой, к которой можно обратиться, и ты знаешь, что она сейчас здесь, с тобой и слышит. И совершенно не требуется никаких визуальных представлений. Просто есть ощущение присутствия, рождается какое-то слово к ней — не книжное, которое ты сначала обдумала, запомнила, а потом прошло какое-то время, и ты его высказываешь — но прямо из сердца рождаются простые слова. Даже не просьбы, а просто какие-то слова рассказа ей о себе; а потом понимаешь, что это и есть молитва.
Русской Зарубежной Церкви принадлежат два монастыря — Гефсиманский и Елеонский. Гефсиманский связан, в первую очередь, с Марией Магдалиной (были мы и в Магдале, на ее родине) и, конечно, с нашей Великой Матушкой.
Елеонский же монастырь гораздо старше: там и постройки более древние, и стиль более архаический, и даже растительность несколько иная: оливковый сад, ровные аллеи, гуляющие павлины. Это место связано с Вознесением Господа. Там, на вершине Елеонской горы, есть камень — его называют ласково «стопочка», — с которого Господь вознесся на сороковой день по Воскресении. Но этот камень нам не принадлежит: в свое время не удалось сделать эту святыню православной, и она теперь за стеной, в мусульманском месте — но можно подойти, приложиться…
Еще я хотела особенно подчеркнуть — как удивительно, что там вообще есть русские православные места. Почему-то я раньше думала, что это само собой разумеется, что русские в Иерусалиме, на этих святых землях — это нормально. Но, оказывается, это вовсе не так. Лишь в 80-е годы позапрошлого, XIX века здесь начал свою деятельность архимандрит Антонин Капустин, который убедил власти, правящие в то время, что нужно покупать земли, связанные с новозаветной историей, и приложил много усилий для этого. И скупил, если не ошибаюсь, 18 крупных участков на Святой Земле в собственность государства Российского. Только тогда, наверное, это и было возможно: это милость Божия. Сейчас уже там никто ничего не продаст, вот отобрать — могут…
И в самом конце, когда мы посмотрели на все те деяния, которые архимандрит Антонин лично предпринял для укрепления русского Православия на Святой Земле, мы подошли к его гробу и с большим чувством пели ему «Вечную память» и «Христос воскресе»: потому что это был самоотверженный человек.
На самом деле, всё не так просто. Ведь там есть святыни, над которыми давно вырос город и живут арабы. Вот жилой дом, а под ним темница Христа. Мы даже туда и не попали с первого раза, потому что у них выходной был. Они там живут, как полагается: ругаются, мирятся, хохочут, едят, остальные нужды свои отправляют. А внизу — темница Христа. «Вам надо, вы хотите — заплатите деньги, мы вас пустим»...
Так что воистину честь и вечная память архимандриту Антонину, который сделал для нас возможным паломничество на Святую Землю, в русские монастыри…
Наконец, Горненский монастырь, ныне принадлежащий Московской Патриархии, — самый большой из трех. Остальные два тоже русские, но у Зарубежной Церкви в подчинении, хотя сейчас, после объединения, это как-то сглаживается: там не чувствуешь этих различий. Игуменьи между собой по-соседски общаются, и мы побывали у каждой из них на приеме.
Большое впечатление на меня произвела игуменья Горненского монастыря Георгия — это очень знаменитая матушка. Я и раньше про нее знала и читала. Первый раз я увидела ее на фотографии с нашим батюшкой старцем Николаем: есть такая знаменитая фотография. У нее глаза такие молодые-молодые, и сейчас тоже, хотя ей уже под 80.
В связи с ней расскажу интересный случай, который был перед моим отъездом. Я выбирала кое-какие подарки, чтобы туда повезти, зашла в нашу лавку, смотрю — огромная, толстая книжка о преподобном Серафиме Вырицком. Я очень почитаю этого святого — дай, думаю, посмотрю. Открыла и прочла на первом попавшемся месте про игуменью Георгию. Оказывается, ее благословил в монашество еще сам Серафим Вырицкий! Это было в начале 40-х годов, там была своя история: как ее не хотели отпускать, а потом все-таки за батюшкино благословение она ушла подвизаться в знаменитый Пюхтицкий монастырь. Теплая духовная дружба связывала ее со Святейшим Патриархом Алексием, он и благословил в начале 90-х годов на игуменство.
Когда мы зашли в ее покои, я сразу заметила несколько портретов старца Николая (он в молодости, он один и с кем-то). Не удержалась и говорю: «Ой, отец Николай! Он духовником нашего батюшки был, он наш монастырь благословил». Тогда матушка Георгия сняла портрет, где он в молодом возрасте — красивый такой, волосы вьющиеся, — и говорит: «Он мне сам подарил и подписал». «Нас, — говорит, — давняя дружба с ним связывает. С 53-го года мы знакомы… Он мне всё предсказал, всю мою жизнь. И про мое игуменство тоже…» Потом она меня обняла, что-то подарила на память, и такой любовью и теплом веяло от нее, что не хотелось уходить…
Горненский монастырь также устроен был тщанием архимандрита Антонина. Но не удалось ему скупить чуть-чуть больше земли, чтобы дом, в котором родился Иоанн Предтеча, тоже относился к монастырю — сейчас это католическое место.
Для меня этот монастырь связан с песнопением «Величит душа моя Господа» — я его про себя всё время пела. И это вполне понятно, особенно когда сестра Елисавета рассказала, что там существует праздник, который празднуется только в этой обители: «Праздник целования», когда Пресвятая Богородица пришла к Елисавете, своей дальней родственнице, и дала ей целование, т. е. — приветствовала ее. И, как сказано, «взыграся младенец во чреве Ея». Этот праздник — явление уникальное, его Святейший благословил праздновать только в этой обители. Он празднуется на 5-й день после Благовещения, при этом еще раз полностью повторяется служба Благовещения.
А мы попали туда на праздник великомученика Георгия, и это был день Ангела настоятельницы игумении Георгии. Было много гостей, среди них игумен Жировицкой обители Феодосий и греческий монах Пантелеимон, о котором речь впереди. А сама именинница сидела скромно в уголке. Там у нее небольшенькое игуменское креслице, а над ним — икона преподобного Серафима Вырицкого…
Во всех монастырях у каждой сестры своя келья, и когда я сказала: «А мы живем в единстве», они спросили: «А по скольку?» Я говорю: «От двух до пяти». Они сказали в шутку: «Да вы подвижницы!» В Гефсимании я побывала в гостях у инокини Елисаветы, с которой мы подружились. Очень маленькая, уютная келейка — и кот. Там можно позволить себе иметь кота, потому что дверь из кельи выходит прямо на улицу, и самый мороз там, лютая зима — это +2!
20.07.2018
