Протодиакон Дмитрий Шепелев учился в Республиканском музыкальном колледже, в 2008 году окончил Белорусскую государственную академию музыки по классу хорового дирижирования. В том же году поступил в Минскую духовную семинарию, завершил обучение — в 2015 году. С 2013-го руководит хором священнослужителей Гродненской епархии.
— Отец Дмитрий, в каком году и как был создан хор духовенства Гродненской епархии?
— В 2002 году с благословения архиепископа Гродненского и Волковысского Артемия. Руководителем хора, его бессменным лидером был протоиерей Андрей Бондаренко. Это было его детище.
— А почему поменяли регента, и выбор пал именно на Вас?
— У отца Андрея здоровье стало похуже. Хотя он остался активным участником хора, по-прежнему пишет музыку для нас как композитор, приходит на репетиции.
Почему меня выбрали? Наверное, дело в том, что у меня больше практики именно хормейстерской работы, связанной с качеством хорового звучания.
— А до того, как стать руководителем хора, Вы принимали участие в его творческой деятельности?
— До этого пять лет я там пел, участвовал во всех поездках и мероприятиях, и уже пять лет руковожу.
— Много ли подобных хоров в Беларуси и за ее пределами, знаете ли Вы их? Или гродненский — уникальный?
— Другие хоры священнослужителей есть. Но наш действительно уникальный! С самого начала и до сего дня в хоре никогда не пели лица, не имеющие духовного сана. У нас только дьяконы, протодьяконы, священники. Я знаю, что другие коллективы всё же немножко «грешат» тем, что укрепляют свои партии профессиональными певцами; людьми, связанными с церковной жизнью, но не являющимися священнослужителями, например пономарями. А у нас ни на одном концерте, ни на одном выступлении никогда такого не было.
Насколько я знаю, в Минске есть хор священнослужителей. Недавно услышал, что Брестская епархия собрала хор духовенства. Когда готовлю репертуар, строю планы, то ищу православные песнопения для мужского хора, и часто в Интернете встречается хор клириков Санкт-Петербургской митрополии.
— Священник во время службы обычно не поет, а читает молитвы. Для отцов, поющих в хоре ту же Херувимскую, «Милость мира» и другие чудные песнопения, это может дать возможность расширить свой собственный литургический опыт. Вы согласны?
— Да. Но здесь есть небольшая сложность — наш хор больше концертный. Мы мало участвуем в пении литургии. Можно буквально по пальцам пересчитать службы, на которых пел хор духовенства. Как раз в этом году подходим к тому, чтобы освоить репертуар именно для богослужения. Есть ведь негласный канон — что петь в храме и что на концертах. И у нас то же мнение — исполнять на концерте произведение, которое предназначено именно для священнодействия, — неуместно. Херувимская, «Милость мира» — именно для молитвы, для богослужения, а не для концерта.
— Отец Дмитрий, расскажите о концертной жизни хора.
— Несколько раз в году мы бываем в разных благочиниях Гродненской епархии. Объявляются концерты, обычно в городе районного значения, собираются жители близлежащих сел, деревень.
— Я читала, что хор ездил и за пределы епархии на различные фестивали, занимал там достаточно значимые места…
— Да. Наши соседство, дружба с Польской Православной Церковью отразились на жизни хора. Мы хорошо знаем хоры Белостокской, Гданьской епархий. Многие наши певчие учились в Варшавской семинарии. Поэтому у нас было очень много дружеских поездок именно в Польшу. Это и Хайновский фестиваль, и колядный фестиваль в Тересполе, Международный форум церковной музыки в Белостоке. Также была Литва. В 2010 году съездили в Украину. Были в России в Новом Иерусалиме под Истрой. Несколько раз были в Сербии, съездили в Румынию.
— Как подбираете певчих в хор? Какой главный критерий — голос, слух, знание нотной грамоты?
— По правде сказать, я даже точно не знаю, у кого есть музыкальное образование, а у кого только семинария. Набор певцов идет так: например, переводится священник в епархию или, допустим, рукополагается молодой дьякон, и если слышим, что он попадает в тон с хором, берем.
Никто не спрашивает ни дипломов, ни количества лет обучения — приходи, а мы научим, поможем. Поэтому уровень подготовки очень разный. Кто-то окончил музыкальную школу, кто-то нет. Поэтому на первых порах, первые годы репертуар хора был довольно скромным. Если другие коллективы имеют возможность репетировать два-три раза в неделю, то хор духовенства собирается один раз в неделю. Для самодеятельного, по сути, коллектива это очень мало. Отцы едут на репетиции издалека, самый дальний приход порядка 120 километров от Гродно! Для батюшки проехать 240 или даже 80 километров туда-обратно два раза в неделю будет очень тяжело.
— Вы сказали, что вначале репертуар хора был скромным. А сейчас? Есть изменения?
— Репертуар постепенно расширялся, и уже когда смогли спеть полноценный концерт минут на 40, записали наш первый и единственный диск. Но это было довольно давно, после этого уже много музыки разучено, исполнено, опробовано. В этом году собираемся записывать второй диск.
Но цель существования хора осталась той же — концерты, которые будут привлекать людей. Может быть, даже придут те, кто в храм не ходит. А кто-то ходит получать на концерте заряд светлого настроения, а то на богослужении они только о своих грехах размышляют перед исповедью… А тут ощутят, что Православие — это не скорбь и печаль, а всё же радость и любовь. И направленность чувств у христианина все-таки должна быть радостная.
Хотя, конечно, это очередная проблема подбора репертуара. Потому что самые проникновенные песнопения написаны на великопостные тексты. А радостно-веселых произведений не хватает, их очень сложно найти, и весь концерт на них, конечно, не построишь.
— Как руководитель хора какие акценты Вы делаете в репертуаре? Какие у Вас приоритеты, предпочтения?
— Репертуар не совсем зависит от моего выбора. Может быть, это и неправильно, но я демократичен и когда нахожу что-то новое, всегда обсуждаю это с отцами. Я же не со школьным хором работаю! Все люди взрослые, многие из них дольше меня поют в этом коллективе. Все могут высказаться.
Кроме того, отец Андрей Бондаренко всегда писал и продолжает писать для нашего хора. В этом году у нас два его новых песнопения. Учитывая, что хор успевает за год в лучшем случае выучить 4‒6 произведений, это довольно большой процент.
И еще один из старейших участников хора — тоже композитор и аранжировщик. Это протоиерей Александр Шашков. Его матушка — руководитель хора Гродненского музыкального училища, она делает переложение для хора того, что пишет отец Александр.
Но хор должен расти — по чуть-чуть, понемножечку, поэтому произведения должны усложняться. Если в прошлом году мы смогли спеть Бортнянского, то на этот год я уже планирую что-нибудь чуть более сложное, например, концерт Архангельского.
Есть в репертуаре песнопения, посвященные Божией Матери, есть колядки. Народные песни тоже поем. Вот сейчас я попытался расширить их количество. Мы старались исполнять белорусские народные, но, к сожалению, для мужского хора тут несколько проблемно с репертуаром. Поэтому я думаю вводить народные песни разных народов. У нас есть одна сербская песня. Думаю, пускай будет украинская, русская, литовская. Но всё это постепенно. Повторюсь, с одной репетицией в неделю большие объемы нам нереально потянуть. Отцы, которые нот не знают, просто заучивают произведение наизусть. Если с ними разучивать четырехголосие, то им нужно просто запоминать строчку за строчкой, повторять песнопение из репетиции в репетицию.
— А сколько певчих сейчас в хоре?
— Тридцать.
— Так весьма представительный, солидный у Вас хор!
— В 2002 году начинали где-то с восьми человек. Постепенно хор разрастался, долгое время было человек 15‒16. И вот только, наверное, за последние пару лет пришло много певчих — так получилось, что несколько выпусков в семинарии были поющими. И кто-то из выпускников распределился в Гродненскую епархию.
— Интересно, всем отцам удается приехать на репетицию? Всем 30-ти?
— Нет, практически никогда. Полный состав я вижу, как правило, только на самом концерте. Или на прогон могут все собраться. Это вечная проблема хора: у кого-то стройка, у кого-то встреча, кому-то нужно в какое-то землеустроительное или другое учреждение по поводу прихода, у кого-то отпевание, кто-то должен заменить болеющего соседа на приходе…
— Как Вы справляетесь с этой проблемой? Удается избежать каких-то накладок во время концертов?
— Удается. Отцы активизируются в нужные моменты — поездка, концерт, выступление. На самом выступлении им всё же удается сосредоточиться — и всё звучит довольно достойно! Пропуски репетиций нерегулярны, если человек один раз не приехал, то он уже старается дальше не пропускать, подстраиваться, переносить дела.
— А сами отцы как относятся к своей хоровой «повинности»?
— Очень по-разному. Есть те, кто меня подталкивают: «А давайте споем! А давайте съездим! А почему мы сегодня раньше закончили?» И таких очень много, для меня это хорошая поддержка. Потому что меня тоже не всегда хватает.
Если бы хор был моим единственным послушанием! Еще работаю с архиерейским хором. И там у меня две-три репетиции в неделю. Плюс все архиерейские выезды на приходы в качестве протодьякона. В нашем кафедральном Свято-Покровском соборе я председатель ревизионной комиссии, и настоятель очень ратует за то, чтобы я постоянно участвовал в жизни прихода. Сейчас в соборе только два дьякона, а все службы, все отпевания, все венчания без дьякона у нас не проходят. Наверное, только крестят без дьякона (смеется).
Кто-то из отцов с радостью и воодушевлением приходит в хор, а позже говорит: «Отец Дмитрий, отпусти меня уже из хора вообще, устал я, не могу больше — 12 лет уже езжу. Есть же молодые. Нас и так уже очень много…» То есть отношение разное.
— Насколько я поняла, инициатива создания хора духовенства исходила от владыки Артемия?
— Хор собрался потому, что сложилась группа отцов, которым это было интересно. Это нынешний секретарь епархии отец Анатолий Ненартович, протоиереи Андрей Бондаренко и Александр Шашков. Это была их инициатива, и они пошли за благословением к владыке. А тот сказал, что это дело хорошее, богоугодное, и благословил.
Хор, как я понял, первое время на энтузиазме тех, кто стоял у истоков, и пополнялся, и существовал, и дышал.
— Да, серьезная увлеченность конкретных людей дает возможность заразить этим вновь пришедших...
— И новые участники, когда попадали на репетицию, заражались! Это, наверное, был процесс создания традиций, которые потом передавались из года в год.
— Правящий архиерей по-прежнему вас поддерживает, благословляет и считает, что хор — дело нужное?
— Да, он определенно следит за нами. Так как я с ним постоянно служу, то он мне свои пожелания высказывает. Он же постоянно слышит нас на каждом фестивале «Коложский благовест». Слышит, что у нас — прогресс или регресс, но второго еще не было, слава Богу, пока только растем, каждый в свою меру.
— Так какие же задачи ставятся перед хором духовенства Гродненской епархии в отличие от традиционных церковных хоров? Они есть? Хор же все-таки особый…
— В Церкви есть богослужение, есть служение социальное, есть миссионерское. Как я понимаю (и может быть, кто-то будет со мной не согласен), хор духовенства — это проповедь. Проповедь в звуке. Пение, музыка вообще испокон веков привлекали внимание человека. У святых отцов есть мысль, что музыка –– это мед на краях чаши с учением Церкви, это та услада, которая позволяет легче принять горечь осознания каких-то истин, связанных с этим учением.
Если несколько отойти от Православия и рассмотреть сам феномен музыки, то она всегда пробуждает в людях чувства. И часто это позитивные, созидающие, возвышенные чувства. Музыка побуждает человека задуматься о чем-то и что-то глубже прочувствовать.
Когда хор духовенства выходит на сцену — все в рясах, кто-то с крестами — это сразу настраивает слушателя на более внимательное восприятие, на то, что сейчас будет звучать истина. Уходит момент недоверия или критики.
Православные песнопения может исполнять кто угодно, правда ведь? Это могут быть любые хоры — студенческие, самодеятельные, светские, муниципальные. Я думаю, что хор священнослужителей априори задает слушателю настрой, что ему будет дан верный посыл, что люди, которые служат Богу, постоянно совершают Божественную литургию, не могут преподносить церковную музыку неверно, неверно чувствовать ее. Одно дело — наши вокальные, профессиональные возможности, а другое — то, чем наполнено наше пение, то есть внутреннее ощущение певцов во время исполнения. И оно — как камертон для понимания сути текстов духовных песнопений.
Хоры, которые поют абсолютно выверенную партию, но без наполнения ее своими чувствами, без души, я называю «хор-орган» или «хор-клавесин», или любой другой инструмент, где нажимаешь клавишу — и идет звук. Можно сделать его громче, тише, можно спеть легато или отрывисто, но вокальная музыка не может существовать без внутреннего, чувственного наполнения. Хор — это не инструмент.
— А что это?
— Это очень хороший вопрос! Практически всегда, в 99%, не считая вокализов или пения на закрытый рот, вокальная музыка связана с текстом. Вот это, наверное, ключевое, самое важное отличие ее от музыки инструментальной. Слово не может иметь какого-то нейтрального окраса, не может не нести какой-то смысловой нагрузки. Чисто музыкальная фраза может вызывать только некие абстрактные ощущения. Но вокальная фраза, спетое слово помимо этой окраски несет еще и смысловую нагрузку. И вот переплетение музыки и слова, их симбиоз, собственно, и создает отличительное свойство хоровой музыки.
С одной стороны — это некое музыкальное ощущение, краска, с другой — смысл, который передается словом. И их сочетание дает очень большое количество различных «коктейлей» из этих понятий, разнообразных послевкусий.
Хоровое искусство, музыка вообще — это искусство временное, оно один раз прозвучало, и точно так же ты его больше не повторишь. Только если в записи, но она теряет что-то, в отличие от живого исполнения. Только здесь и сейчас прозвучавшее перед слушателем в зале собирается в произведение искусства. И задача любого руководителя хора — правильно понять композиторский замысел, реализовать его и донести до слушателя так, чтобы тот сразу понял его. Если это произойдет, значит, это удачная работа руководителя коллектива и композитора, их сотворчество.
— Получается, что это следующая ступень творчества, которое не завершается тем, что партитура дописана и закрыта?
— Конечно. Это очень давний спор: где музыка — в нотах или между ними? На самом деле она и там, и там одновременно. Творчество композитора продолжается через интерпретаторское мастерство дирижеров.
— Плюс исполнители!
— Да. Важно, насколько мастерски дирижер смог подойти к тому, чтобы объяснить и заразить своим пониманием произведения исполнителей. И во время концерта идет непрерывный процесс творчества — ведь произведения не выучиваются в некоем застывшем виде, только так и не иначе. Часто во время концерта рождается новое прочтение. Или во время репетиции вдруг может прийти понимание, что здесь надо исполнять по-другому.
Очень приятно осознавать, что тебя поняли, когда ты пытаешься дирижерским жестом, взглядом передать свое внутреннее настроение, то, что ты сейчас чувствуешь. И через исполнителей это уже идет к слушателю.
А каждый слушатель думает о чем-то своем, слышит по-своему. Кому-то услышанное будет на пользу, а для кого-то бессмысленно. Каждый по-своему это применит. И поэтому творчество продолжается — как некая бесконечная цепочка от композитора к слушателю.
Беседовала Елена Наследышева
25.09.2018
